Всё могут короли

Вечер был с радостью потрачен на ужин, прогулку по пляжу, позднее купание и даже попытку вместе посмотреть какой-нибудь фильм. Попытку только лишь потому, что Ханыль уснул раньше, чем закончились первые десять минут. Чунмёна в данный момент фильмы интересовали меньше всего, поэтому он аккуратно поднял спавшего ребёнка на руки и перенёс в его комнату, чтобы там уложить в постель. Чонин же выключил телевизор и настежь распахнул окна, чтобы впустить в комнату ночной воздух и запах океана. - Неужели мы и правда наконец одни? – тихо спросил он, когда Чунмён вернулся и присел рядом. – Только ты, я и никого больше. - Правда. Я никогда не подозревал, что это, оказывается, так сложно. Просто остаться вдвоём сложно, что уж говорить о большем. И сейчас хочется растянуть эти мгновения, посмаковать их. - Поэтому мы сидим сейчас как чужие друг другу? – Чонин сам пересел ближе, обнял обеими руками и, немного помолчав, продолжил: - Я думал об этом весь день. Как ты прилетел… Что за нами могут наблюдать, что нас могут увидеть. И ладно мы… - В теории, конечно, возможно и такое, - Чунмён не мог не согласиться. – Но я надеюсь, что время от времени удача должна быть и на нашей стороне. Потому что это место довольно сложно найти, если не знаешь. И ещё сложнее сюда попасть, Юта очень трепетно относится к вопросам охраны своей личной жизни. - При этом вся страна уже знает и ждёт официальной помолвки… - Знает она и ждёт, потому что мы так решили. В смысле, я и сам Юта. Ну и Джихё, разумеется. Нам это было нужно, чтобы в итоге помолвка состоялась. - Вот как, - Чонин задумался. – У тебя такая большая власть? Контролировать даже газеты и журналы? - Нет, конечно, - Чунмён засмеялся. – У меня вообще нет власти, только долг и обязанности. Но у меня есть хорошие друзья. А когда ты хочешь передать какую-то информацию, важнее просто знать, где, когда, а главное как сказать, чтобы тебя услышали и передали дальше. Если бы я мог хоть немного контролировать СМИ, я бы вообще запретил какие-либо публикации о частной жизни других людей. Но я такого себе позволить не могу. - А если бы ты мог себе что-нибудь позволить. Из того, что сейчас не можешь. Что бы это было? – Чонин, похоже, и сам вошёл во вкус предвкушения и ожидания. - Только одно? – Чунмён сделал вид, что думает. – Женился бы на тебе и сделал своей королевой. - То есть, иначе королевой мне не стать? – Чонин попытался изобразить обиду, но быстро сдался и засмеялся. – Знаешь, пожалуй, я это переживу. Но только при одном условии. - Каком же? Чонин приблизил губы к самому уху Чунмёна и томно прошептал: - Что ты сделаешь меня своим любовником. И хотя к этому и так всё шло, Чунмён не мог не признать, что слова Чонина, его голос и интонации породили в его голове настоящее цунами. Желание, которое и так никогда надолго его не покидало, вдруг усилилось до такой степени, что стало неудобно сидеть. Чувствительность обострилась до предела, а в глазах потемнело, словно Чунмёну не хватало кислорода. Ни один человек на свете не вызывал у Чунмёна таких чувств, только Чонин. Чунмён уверенно подцепил футболку Чонина и потянул вверх, чтобы открыть себе больше. Чонин был слишком красив, чтобы на него не больно было смотреть. Чунмён чувствовал себя так, как в детстве, когда пытался разглядеть солнце. Он позволил своим глазам привыкать, а сам подался вперёд, отвёл в сторону крестик и принялся целовать плечи и грудь Чонина. Его золотая кожа казалась Чунмёну чуть сладковатой. В какой-то момент даже появилось ощущение, что этот сладкий вкус и золотистый блеск оседали у Чунмёна на губах и оставались на ладонях, которые скользили по напряжённой спине. Чонин не проявлял инициативы. Его действия Чунмён мог охарактеризовать как подчинение и покорность. И это заводило и волновало ещё сильнее. Гибкая золотая пантера тянулась к его рукам, льнула к нему и выпрашивала ласку. Чунмён никогда прежде не чувствовал себя таким сильным, таким властным, таким желанным… Таким хозяином. Чонин подчёркивал свою прямую зависимость от его воли, свою слабость, свою ведомую роль. Чунмён упивался собственной властью над Чонином, над его телом, над ритмом его дыхания, его стонами и всхлипами. Ему нравилось видеть, как даже самое простое прикосновение к спине Чонина, заставляло того выгибаться, прижиматься и прикрывать глаза от удовольствия. В другой день Чунмён так и продолжил бы прямо на диване в гостиной, по крайней мере, место было точно не самое худшее, а всё остальное не имело значения. Но сейчас рядом была спальня Ханыля, а интуиция подсказывала, что Чонин будет очень громким. Без предупреждения Чунмён встал, подняв Чонина на руки. Тот едва не взвизгнул от неожиданности, но тут же расслабился, доверчиво прижался и позволил отнести себя в дальнюю спальню. Королевских размеров постель обещала поистине безумные удовольствия. Чонин, которого Чунмён аккуратно уложил на край, тут же перекатился, лёг на живот, открыв взгляду Чунмёна свою татуировку. Чунмён потратил несколько секунд на то, чтобы стянуть с себя футболку и шорты, а потом забрался на постель, уселся Чонину на бёдра и опустил ладони на его спину, чуть прижал, заставив Чонина уткнуться лицом в подушку. - Какой же ты красивый. Я никак не могу этого осознать… Что ты… Ты весь такой совершенный. И весь мой. В это невозможно поверить. Почему ты выбрал меня? - Всегда хотел стать королевой, - глухо засмеялся Чонин в подушку. - Правда? - Ну конечно, - Чонин повернул голову, чтобы хоть немного видеть Чунмёна, и продолжил уже серьёзно: - Мой принц… Я знаю, тебе это говорят нередко. Что ты красивый, что ты буквально сбиваешь с ног своей красотой… Но дело даже не в этом. Помнишь? Нашу первую встречу помнишь? - Помню, - Чунмён помнил всё, что хоть как-то касалось Чонина. - Ты пришёл за мной. Я потом долго думал, как так вышло вообще. Почему ты пришёл за мной, почему никого не послал. Ты же король… ну почти, - Чонин выдохнул, когда Чунмён наклонился, лёг на него грудью. – Ты мог бы отдать приказ… Ты мог бы приказать мне, и я бы послушал. Но ты просто пришёл… И это было как цунами, как волна, которая сбивает с ног, подхватывает тебя как щепку и несёт, куда ей вздумается. Твоя сила… Что-то внутри тебя, я не знаю, как это называть. Но это действительно есть, нечто такое, что не даёт никому ошибиться, что это ты, ты король, ты король по праву. - Чонин... - Подожди. Я просто потом только понял, что ты не честь мне оказал, когда пришёл за мной. А ты спас меня. Ты приручил меня. Ты показал мне, кто по-настоящему сильный. Что ты сам решаешь, как всё будет, - Чонин поймал руку Чунмёна с браслетом, поцеловал в запястье. – Я сейчас жалею, что не сразу это понял, что ломал тебя… - Чонин, - Чунмён позвал чуть настойчивее, прикусил мочку уха, мягко дёрнул. – Чонин, моя детка… Моя сладость, - Чунмён никогда прежде не питал страсти ко всяким ласковым словечкам в постели, но сейчас они словно сыпались сами. Чонин не ответил, только выдохнул тихо, но так пронзительно, что Чунмён догадался: он попал в уязвимое, незащищённое место, задел что-то очень важное внутри. Чонину нужна была его любовь не меньше, чем самому Чунмёну – любовь Чонина. Они нуждались друг в друге, как в воздухе для дыхания. В одиночку каждый из них рисковал ощутить себя выброшенным в открытый космос без скафандра. Тело танцовщика поражало своей гибкостью, совершенством линий и изгибов. Чунмён целовал длинную гибкую шею, прихватывал губами затылок, отчего Чонин начинал хныкать, его руки с силой гладили по плечам, по спине. Чунмён никак не мог оторваться, он целовал, гладил, трогал – и ему всё было мало. Чонин не сопротивлялся, не спорил, демонстрировал чудеса терпения и покорности и только хныкал, поскуливал и кусал губы. Чонин мелко дрожал, и Чунмён чувствовал, как тот закипает, хоть и пытается это в себе сдержать. Чунмён чуть сдвинулся, чтобы удобнее было Чонина раздевать. Он словно подарок распаковывал. Чонин подавался, льнул к рукам, позволяя снимать с себя всё лишнее. Длинные ноги, упругие бёдра заставляли Чунмёна задерживать дыхание. Он понимал Чонина, когда тот говорил, что это просто нельзя осознать. Он пьянел от радости, но всё ещё не мог поверить, что это всё принадлежало ему. Ему принадлежала эта гибкая кошка, эта натянутая струна, это ожившее произведение искусства. Чунмён упивался им, старательно запоминал, как Чонин выглядел на смятых белоснежных простынях, как пахла его кожа, когда Чунмён её целовал, как он переставал дышать, когда губы Чунмёна касались самых чувствительных мест. Чунмён наконец позволил себе повернуть Чонина на спину. Тот инстинктивно развёл колени, открываясь и позволяя на себя смотреть. И не только смотреть. Чунмён пальцами провёл по груди вниз до лобка, а потом просто прижал ладонь к низу живота, прикрыл глаза, словно прислушался. Чонин задержал дыхание, непроизвольно напряг мышцы, Чунмён требовательно царапнул золотистую кожу, требуя расслабиться. - Дыши. Чонин не ответил, но послушно глотнул воздуха, чуть прогнулся, подставляясь под руку. Чонин просил нежности, просил ласки, Чонин откровенно просил большего. И Чунмён собирался ему это дать. Чунмён целовал Чонина с неприкрытым желанием, с жаждой человека, впервые увидевшего воду в пустыне. Он слишком долго ждал этой ночи, чтобы сейчас отдавать себе отчёт в том, что стоило бы немного сдерживаться. Он хотел буквально съесть Чонина, проглотить его, срастись с ним и каждую секунду чувствовать его рядом. Чонин уже не сдерживался, он стонал, вскрикивал и безжалостно полосовал спину Чунмёна ногтями. Безумие подхватило их, закружило и выбросило, как волны выбрасывает на камни лёгкую рыбацкую лодку. Чунмён чувствовал себя совершенно разбитым, когда всё закончилось и наваждение чуть отступило. Разумеется, он не был девственником. В его жизни случался секс, и временами даже неплохой. Но то, что было у него с Чонином, не имело к этому физиологическому акту никакого отношения. Это была чистая любовь. Совершенно очищенный от всего лишнего концентрат чувств, венчание душами и установление связи на каком-то другом, самом глубоком уровне. Чонин дышал так тихо, что Чунмён даже прислушался, а жив ли он вовсе. У него не было сил говорить, менять позу. Он лежал на Чонине, распластавшись и тяжело дыша тому в шею. Потребовалось добрых полчаса, чтобы они оба собрались с силами, чтобы просто посмотреть друг на друга. - Мы же не умерли? – неожиданно спросил Чонин, глупо улыбнувшись. - Я не уверен, - Чунмён наконец нашёл в себе силы передвинуться. – Но если вдруг… Мы всё ещё вместе. - Это самое главное, - Чонин кое-как свёл вместе колени и растерянно провёл по своему животу, посмотрел на собственные пальцы. – Что это было вообще? Я до сих пор чувствую, как у меня сердце в горле бьётся. - Есть такое, - Чунмён перехватил его руку и облизал пальцы. Чонин выгнулся и застонал так, словно его ударили: - Что ты делаешь? - А на что это похоже? - Что ты хочешь меня убить, - Чонин плотнее сжал колени и подтянул их к животу. – А ты не хочешь? - Нет… Я хочу, чтобы тебе было хорошо. И мне тоже, - Чунмён погладил Чонина по бедру, но не стал останавливаться на этом, а повёл руку дальше, делая касание ещё более провокационным. Чонин закусил губу и тихонько заскулил: - Давай… Только не тяни больше. Давай, пожалуйста… Чунмёна не нужно было просить дважды. Он дал Чонину всё, о чём тот просил, перемежая стоны всхлипами и вскриками, и даже немного больше. Волна, которая поднимала их обоих, в этот раз оказалась чуть ниже, чуть спокойнее, но и выбросило их в итоге гораздо дальше. Чунмён всерьёз начал опасаться, что уже не сможет нормально дышать. Сознание возвращалось какими-то рывками, толчками. И было сложно сформулировать свои мысли, желания. Чонин вообще не шевелился, только ресницы вздрагивали и язык время от времени проходился по сухим губам. Полюбовавшись этим воплощением сексуальности и чувственности, Чунмён заставил себя подняться. У него дрожали руки, но он всё равно не смог отказать себе в удовольствии поднять Чонина и прижать к себе. - Куда мы? - Сейчас увидишь. Держись, пожалуйста, я сейчас не особо в себе уверен. - Я не упаду, даже если отпустишь, - Чонин заглянул Чунмёну за спину, увидел вспухшие алые отметины и смутился. – Я порвал тебе всю спину… - Здорово, - признался Чунмён. – Я всегда хотел… - Неправда. Кто может этого хотеть? – Чонин осторожно потрогал край одной из царапин. – Но это так… даже красиво. На твоей белой коже. - Чонин, я живой, - едва слышно выдохнул Чунмён, а потом продолжил: - Понимаешь? Я живой человек, не машина, не вечный чей-то должник, я живой. И у меня самый горячий на свете любовник, - он добрался до ванной комнаты, которая по размерам ничем не уступала гостиной, и включил воду, наполняя маленькое подобие бассейна. - Я такого даже в кино не видел, - Чонин позволил опустить себя в ванну, которую и ванной-то называть язык не поворачивался. В купальню… Впрочем, это была вилла самого кронпринца Осакского, так что удивляться масштабам было даже глупо. В королевских покоях даже ванны были королевские. - Ты смотрел такое кино? - Время от времени, - признался Чонин. – Я смотрел и сейчас иногда смотрю истории любви, смотрю, как люди ведут себя, как чувствуют. Это всё потом можно привнести в танец. Когда я танцую, я как бы говорю со зрителем, только без слов. Но я точно знаю в тот момент, когда на меня устремлены тысячи чужих глаз, что именно я говорю. - Я слышал тебя… - Я этого хотел. - Это даже не мечты, это что-то невероятное, - Чонин повозился, чтобы прижаться теснее. – Если бы я хотел придумать идеальную ночь с тобой… - Чонин, так ведь она даже не идеальна… - Думаешь, может быть ещё лучше? - Уверен, - Чунмён пристально рассматривал капли воды на груди Чонина. – Может быть лучше, горячее, слаще. - Я не переживу. - Переживёшь. Ты же не покинешь меня? - Нет, никогда, - Чонин покачал головой. – Не покину, так же, как и ты не откажешься от меня. Я чувствую это. - Я скорее откажусь от всего остального, - Чунмён хотел бы, чтобы этот выбор никогда не вставал перед ним, но он понимал, что уже готов сделать выбор не в пользу долга, семьи и короны. Чонин был важнее всего, что только можно было вообразить. - Я не стану тебя просить об этом, - Чонин поцеловал Чунмёна в напряжённое горло. - И всё же, я хочу, чтобы ты об этом знал. - Я знаю. И я не поставлю тебя перед выбором. Я не посмею. Я хочу быть твоей опорой, а не тем, кто выбивает тебя из равновесия, - Чонин вздохнул. – Ты будешь держать меня за руку? - Всегда. - Только не отпускай. - Едва ли это возможно, моя королева, - Чунмён перехватил смуглую руку с изящным тонким кольцом и галантно поцеловал пальцы Чонина. - Когда ты так говоришь, мне хочется одновременно улыбнуться и сгореть со стыда. Почему это звучит так сладко и… - Пошло? - Да! Так запретно, так на грани… - Потому что такого не должно быть, так нельзя. Мы нарушаем все мыслимые и немыслимые правила… И господи, как я этому рад. Как это невыносимо сладко. Чонин, ради тебя, с тобой, я готов и на большее. - А что ты будешь делать на смотринах? - Скучать. А ты? - Я буду изнывать от ревности, - признался Чонин. - Тогда лучше не отходи от меня далеко, - Чунмён улыбнулся оттого, как расширились глаза Чонина. - Как это понимать? - Я же не могу пойти на бал без своей королевы? - Не говори так! – Чонин легонько стукнул Чунмёна в грудь. – У меня в животе сразу начинается что-то такое… Как будто щекотка. - Но это не отменяет факта, что ты тоже идёшь на бал. Без тебя мне там делать нечего, - Чунмён вплёл пальцы в короткие волосы на затылке Чонина, повернул его лицо к себе и поцеловал. – Я буду любоваться тобой. - Хочешь, я буду танцевать? Чтобы никто не спросил, почему такой как я присутствует на королевском балу. - Я хочу. Но не поэтому, а потому, что я люблю видеть, как ты танцуешь. И я тоже буду ревновать, когда посторонние будут на тебя смотреть, - Чунмён мягко прикусил нижнюю губу Чонина. – Мне кажется, я теперь буду чаще появляться в театре, чем, скажем, в парламенте. - Это же Королевский театр, как иначе. - Но я пока не король… - Как ты удобно устроился. Ты ещё не король, а я уже твоя королева, - Чонин фыркнул. – В головах людей, даже в глазах своей семьи ты уже король. Для меня ты уже король. Мой любовник – король. Чего изволите, Ваше Величество? - Чонин попытался изобразить поклон. - Моё Величество изволит взять свою болтливую королеву, - Чунмён умудрился сесть и усадить Чонина на себя. – Вы не возражаете, сердце моё? - Ох… - Чонин несколько секунд потратил на осознание и обретение равновесие. Он сделал несколько движений бёдрами на пробу, поправил крестик на груди, а потом прикрыл глаза и улыбнулся так пьяняще сладко: - Я в вашем распоряжении, Ваше Величество.