Гошан

Юра сердит и мрачен. Сердит на Виктора, омрачен тем, что программу он так ему и не поставил. А ведь обещал, пидор. Даже по возвращению в свою Mother Russia настроение не улучшилось. А может, и ухудшилось. У каждого находится к нему какое-то дело, к нему пристают с вопросами. Отвечает односложно или матом, по ситуации. — Э-эй, почему Юра такой грустный? — спрашивает Милка, накатывая круги вокруг медленно скользящего по льду Плисецкого. — Съебись, Баба, — самым проникновенным, как ему кажется, тоном отвечает Юра. — Ну и ладно. Бука. — Вредная Бабичева показывает язык и уезжает. Однако очень скоро подкатывает Попович. — Что-то случилось? Ты всегда можешь поговорить о том, что тебя бесп… — Отвали. Видеть тебя не могу, — обрубает Юра. На секунду Гоша зависает с открытым ртом. Потом пожимает плечами и с кислой миной уезжает прочь. *** Не стоило ему быть таким грубым с Поповичем. Бабичевой хоть бы хны — она через минуту уже хохотала с подружками-юниорками, а Гошан, он ранимый. Видно, что он как-то поутих и тоже помрачнел, даже тройные прыжки стали получаться худо. С большой неохотой под конец тренировки Юра подъезжает к нему. — Ты это, Гошан… Прости. Веду себя как мразина… — Да ладно, пустое. Прощаю. — От души душевно в душу, — хохочет Юра, сгибаясь в насмешливом поклоне. — Слышь, Юр, а давай ко мне на чай? Расскажешь, что у тебя случилось. Второй раз за день Поповича обижать не стоит. Приходится соглашаться: — Давай на чай, только душу я тебе изливать не буду. *** — …Ну не верю я, что он просто забыл! Да и сталкивать нас с Кацудоном — это не исполнение обещания. Согласен? Гоша кивает, отхлебывает чаю, протягивает: — М-да… Плохо он поступил. — Пиздецово он поступил, простите за мой французский. Попович улыбается. — Ты много ругаешься, Юр. — А как не ругаться?! Как не ругаться-то, если окружают всякие пидоры!.. Не, ты, Гошан, чувак нормальный. Ты ведь так не поступил бы, как этот петух седой? — Не поступил бы. — Во-от. — Юра вливает в себя остаток чая, отставляет чашку. — Ну, я пошел, наверное. — Да посиди еще, время детское. Хочешь, я сыграю на гитаре? *** Играет Гошан хорошо. Юра подпевает ему «Я на тебе, как на войне» и «Опиум для никого», «Все идет по плану» и «Мою оборону». «Аделаиду»* не подпевает, текста не знает, поет один Гоша и, надо сказать, хорошо поет, тихим, чуть дрожащим, как у Гребенщикова, голосом. Засиживаются так до двенадцати. — Мне правда пора. — Юра поднимается на первых аккордах следующей песни. — Куда ты по ночи пойдешь? Оставайся у меня. Сейчас постелю тебе в гостиной. Юра колеблется. Хотя почему бы и нет? Всяко лучше, чем полтора часа тащиться на другой конец города в потемках. Кивает. — Пойдем. Выберешь себе постельный комплект. — Да мне как бы все равно. Попович пожимает плечами. — Как знаешь. Я бы выбрал. Квартира у Гошана оказывается совсем не такая, какой он себе представлял. Он ожидал маленькую и темную лачугу с расставленными по всем углам дурманяще пахнущими ароматическими свечами и разбросанной повсюду косметикой, но квартира оказывается большой, выполненной в светлых пастельных тонах, идеально чистой и даже уютной. Попович выбирает ему постель с крупными черно-синими цветами. Вот это уже в его стиле. Ведьма Попович. — Могу дать пижаму, — предлагает. Юра машет рукой. — А нахуй? — Как хороший хозяин я должен был спросить. Плисецкий хохочет. — Спросил? Долг выполнен. Все, я спать буду. — Он начинает раздеваться. — Спокойной ночи. — Гоша выходит и выключает свет. Юра в темноте нашаривает пульт и включает телик, ставит автовыключение на таймер. С теликом ему лучше засыпается, хотя он почти не следит, что происходит на экране. Кажется, идет какой-то слезливый мыльный сериал про очередную бедняжку-доярку, которой суждено выйти замуж за принца на белом мерсе. Думает о сегодняшнем дне. В общем и целом, день выдался неплохим. Вернее, вечер, который спас все последние сутки. Оказалось, что если излить душу — становится легче. Оказалось, с Гошаном может быть весело. А уж петь под гитару — лучшее, что может быть на свете. Глаза слипаются. У сериальной доярки умирает троюродная бабка — единственная живая родственница. Скукота… *** — ...Она растоптала мои чувства, ты понимаешь? — жалуется Гоша уже в другой раз, когда они все так же сидят на кухне. Юра пьет чай, Гоша — кофе с коньяком. Его уже заметно косит, и он по третьему кругу рассказывает историю расставания с Анькой. — Сука она, — подытоживает Юра. — С-сука, — неожиданно ругается и Гоша. Кладет голову на руки, сложенные на столе, его плечи начинают дрожать. — Ну чего ты, чего? Не стоит она этого. — Юра поднимает руку и в нерешительности замирает. Наконец все-таки решается погладить его по черным, жестким от лака волосам. Гоша поднимает голову, вытирает глаза рукавом, неэстетично сморкается в салфетку. — Ты так считаешь?.. Но она так прекрасна! — Дура дурой, раз бросила такого парня, — уверенно заявляет Юра. — Да и не первая красавица, кстати. — Спасибо за поддержку, но… — Но ты все равно продолжишь побиваться? Он кивает. — Значит, тоже дурак. Ну, харэ киснуть. — Утешать он, конечно, не мастер. — Сыграй лучше на гитаре. Попович охотно играет. Сегодня в репертуаре «Отряд не заметил потери бойца», «Сказочная тайга» и «Демобилизация»*. Юра горланит так, что соседи начинают колотить чем-то тяжелым по батареи. — Поздновато мы сегодня распелись, — усмехается Гоша и просто тихо перебирает струны. Сегодня Юра тоже остается ночевать у него. *** Они еще несколько раз устраивают посиделки на двоих после тренировок. Оба понемногу залечивают свои душевные раны. Гоша знакомит Юру с «Чайфами», Юра его — с «Кооперативом Ништяк». — А научи и меня играть, — однажды просит Плисецкий, кивком указывая на его гитару. — А что, давай. — Если у тебя получится сейчас, — хохочет Юра: Попович опять напился кофе с коньяком и движения его слегка неверны. Следующий час он учит его правильно сидеть и борется с непослушными пальцами, которые упорно не хотят правильно ложиться на гриф. — Фух. — Гошан переводит дыхание, подсаживается к нему на лавку и словно приобнимает его сзади, положив руки на его руки. Направляемый им, Плисецкий делает несмелый взмах по струнам. Они чертовски близко. Гоша дышит ему в ухо. В голове Юры сцена выглядит донельзя интимной, и он совсем не удивляется, когда Попович целует его в шею. Он даже склоняет голову на противоположную сторону, давая ему больше пространства. Ему пятнадцать, гормоны бушуют, и он ничуть не против чего-нибудь эдакого. — Прости, я… Меня занесло. Юра убирает свою руку с грифа и сжимает его пальцы. — Все нормально. Ты даже можешь меня поцеловать. — Ты серьезно? — Блять, да, простите за мой французский. Гоша находит его губы своими губами. Мягкие прикосновения. Довольно приятно, хотя Юре не с чем сравнивать. Вдруг Попович отстраняется. — Французский? — произносит он всего одно слово. — Давай. — Юра чувствует, как лицо начинает гореть. Гоша возвращается к его губам. Язык тыкается между губами, и Плисецкий приоткрывает рот, впуская его. Язык исследует его рот. Ого, а так ощущения еще интереснее. Руки сами тянутся, чтобы обвить шею Гоши. Но он кое о чем забыл. Гитара падает, наделав немало шума. — Извини, я уронил твою гитару. — Ты меня извини. — Гоша встает и поднимает гитару с пола. — Что-то я разошелся. — Слушай сюда. Если бы я не хотел, я бы тебе не позволил. И кстати, сегодня я тоже остаюсь у тебя на ночь, если не будешь руки распускать. *** Гоша что-то стряпает. Сонный Юра вваливается на кухню лишь в футболке и трусах. — Доброе утро. Юра кивает. — Вкусно пахнет. — Яичница со сладким перцем и кофе со сгущенкой. — Мне кофеин нельзя. — Мне тоже, но мы Якову об этом не скажем. Гоша ставит перед ним его порцию яичницы, и Юра с огромным удовольствием принимается за еду. Макает в желток кусочек хлеба, запивает ароматным кофе со сгущенкой и специями. — Ошень вкушно, — одобряет Юра с набитым ртом. Сам он готовит редко, а тут — домашняя еда. Роскошь. Гоша улыбается во все тридцать два. Он даже как будто изменился за то время, что они встречаются. Перестал вспоминать свою Аньку. Да и Юра пересердился на Виктора. — А знаешь, сегодня у нас юбилей, месяц отношений, — объявляет Попович. — Ты запоминаешь такие даты? — Всегда. У меня и подарок есть. — Он вытаскивает из кармана фартука небольшую коробочку. Юра ерзает на лавке. — Мне теперь неловко, я ничего для тебя не приготовил. — Я и не ждал. — Ты имеешь в виду, я не держусь за наши отношения? — Я этого не говорил. Просто мало кто помнит даты, мое личное наблюдение. Юра на секунду прячется за своей большой кружкой: он в Гошину квартиру свою притащил. — Открой. Или не хочешь делать это при мне? Юра открывает коробочку. В ней — митенки бежевого цвета. — Красивые. — Юра надевает одну перчатку. Как раз по размеру. — Но не стоило на меня тратиться. — Очень даже стоило. Я же люблю тебя. Юра подходит к нему, обнимает. — Ну что за сопли, Гошан. Мексиканский сериал. Гоша улыбается, а Плисецкий целует его в эту улыбку. Ему всего пятнадцать, и он не знает, любовь ли это. Но ему хочется быть рядом с Гошей, который всегда его защитит и позаботится. Ему с ним комфортно и черт, да, он боится его потерять. Наверное, это любовь.