Стать лучше

      — Ну, сколько еще можно спать? — утомленно вопросил Атрей в пустоту.       Кратос спал крепко, бесшумно и очень долго, а вот полному сил юноше было невмоготу высидеть без дела и минуты. Обходы по двору десятки раз изрядно надоели.       После долгой дороги на самую высокую гору их укромный дом и поляна казались такими крохотными, что мальчик не мог найти себе место, исходив почти каждый метр тихого пристанища, медленно опоясывая каждое дерево, испокон веков растущее на прочной земле.       На душе было легко от выполненного обещания, данное погибшей матери. Она осталась в его сердце самым сокровенным человеком во всех мирах. Великаном, если быть точным.       Утрата неустанно висела тяжким камнем на шее, пока отец не вложил в руки ее прах, тогда, на вершине миров, усеянной бездыханными трупами великанов. Одновременно красивая и ужасная картина подарила горькое облегчение, когда теплый ветер поволок ее по бескрайним просторам Йотунхейма. Родной матери более не было, но Атрей все еще оставался сыном, и Кратос подтвердил это кратким словом, и пускай лишь однажды.       Легкость от завершения последней воли мамы недолго отгоняла гложущее чувство неудовлетворенности. Мальчишка, как и прежде, был недоволен собой, желал показать отцу, на что он еще способен, но тот после освобождения праха Фэй стал еще более немногословен.       Удивительно чувственная история про улыбающегося в самые худшие дни друга-спартанца, в честь которого был назван сам Атрей и покрытая тайной жизнь мамы, неизвестным образом связанная с историей великанов, заставляли лучника погружаться в себя все сильнее.       Больше никаких историй отец не рассказывал.       Казалось, воин смягчился к своему сыну, пройдя через смертельно опасные препятствия бок о бок с ним, однако непробиваемый барьер никуда не делся. Непонимание в каждом бою между ними имело место, а общение осталось на уровне дежурных фраз.       Казалось, что только приветливые кузнецы-гномы способны на полноценный диалог, но встречи с Броком, любившим грязную бранную речь, были редки и коротки для стрелка, а встречи с брезгливым Синдри были еще реже. И лишь Мимир спасал в последнее время положение, разгоняя давящее молчание самыми разными историями.       — Читай, мальчик, — сухо приказал сыну мужчина, глядя в сторону. Лучник терпеливо вдохнул, смотря на древние руны, прекрасно понимая, что за историю они ведают.       «Я все еще не достоин стать его сыном или что?».       — Снова… Подай, принеси, прочитай… Обращаешься ко мне только когда тебе что-то нужно, — невнятно пробурчал Атрей, злобно перечитывая занятную историю, которую так и не озвучил.       — Что ты там мямлишь? — возмутился Кратос, вызывающе поворачиваясь к несмышленому отпрыску.       — Я сказал, — резко повысил тон мальчик, смело буравя голубыми как лед глазами родителя, — что ты снова ведешь себя так, словно я какой-то подмастерье!       — Ты, Атрей, забываешься. Еще много дел впереди, все валькирии ждут освобождения, и у нас нет времени на твои игры.       Вспоминал очередную перепалку рыжий юноша, сидя на влажной траве, без энтузиазма передвигая самодельные игрушки — мини-лошадку и воина с широким щитом и мечом. Когда Фэй была еще жива, он был очень горд за свое рукоделие, а от ее похвалы за поделки хотелось чаще садиться играть с ними, воображая себе, что это он тот самый воин с могучей силой верхом на коне освобождает свой народ от узурпаторов.       Но он не могучий воин, как свой отец, он просто лучник, опасающийся прямого столкновения с серьезным противником. Хоть он и был полубогом, никакой божественной силы в себе никогда не ощущал. Только однажды, в момент сильной ярости на сына Тора за его грязные слова. В груди тогда вспыхнул огонь, мощь которого он не смог удержать, отчего постыдно потерял сознание. Да, за такое уважение отца вряд ли можно добиться, а зваться полубогом и вовсе унизительно.       Гонора в Атрее убавилось после лаконичной нотации от Кратоса, да и после убийства Бальдра тоже. Со стороны взаимоотношения родителей и их детей кажутся более простыми, чем есть на самом деле, и мальчик старался понять, в чем же проблема в его случае. Если отцу не нравится, что он порой играет, значит, он перестанет и покажет, что он уже взрослый. Отбросив игрушки наземь, ребенок поднялся и целенаправленно пошел к дому.       Колчан, наполненный хорошими стрелами и изящный лук, что сделал для него Синдри, Атрей умело повертел в руках, надевая на себя все необходимое для защиты и атаки. Крага и перчатка лучника, сделанные с любовью его мамой, всегда были на нем. Их тяжесть не ощущалась, словно необходимые для удобной стрельбы вещи вросли в кожу. Под плотной одеждой юнца скрывались большие синяки от неудачной стрельбы; слишком часто он выпускал за последние недели стрелы, чтобы их избежать. При Фэй мальчик знать не знал ничего о столь сильной нагрузке на руки, а лук и стрелы брал в руки чаще для любования, нежели для охоты.       Он немного постоял, глядя на непробуждаемого отца, занявшего своим громоздким телом все хлипкое ложе, и подошел к тумбе, на которой скучала голова Мимира.       — В далекий путь собираешься, юный Атрей? — любезно поинтересовался пророк, неизвестно куда вглядываясь своими горящими желтым в полумраке глазами.       — Еще не знаю, — слукавил мальчик, лучезарно улыбнувшись, и взял Мимира за холодный рог, приподнимая его над почти развалившейся тумбой. — Прогуляемся немного по окрестностям, а ты побудешь моими глазами на затылке, идет?       — Твой отец вроде бы запретил тебе далеко уходить, — сощурив глаза, скептично выдала голова, — но всяко это будет интереснее, чем пребывание тут.       — Вот и хорошо! — воскликнул Атрей, вызвав у Кратоса несильное шевеление во сне, и поспешил отправиться в путь, пристегивая за веревки старца на свой пояс.       Погода выдалась безветренной и не очень морозной. Чем дальше в лес удалялся от своего дома лучник, тем слабее кипело желание доказывать отцу что-либо. Его непосредственная близость, гневный взор и молчание вызывали ворох уязвления. Атрей не понимал, почему именно рядом с ним внутри растет буйный гнев и неприятие, и только вдали от ранее уютного дома он смог рационально подумать, наслаждаясь тишью.       Приготовленный на всякий случай лук был надет обратно.       «Никакой охоты», — решился Атрей, зная о более чем предостаточных запасах кабаньего мяса в доме.       — Замечательный вид у вас тут, хочу заметить. Вот только... Твой рост оставляет желать лучшего.       — Ну, уж извини, Мимир, — хохотнул мальчик. — Скажи спасибо, что я вообще взял тебя с собой, — Атрей отстегнул голову пророка и приподнял на уровень чуть выше своего роста, предоставляя возможность все разглядеть под удобным углом.       — Да-а... Определенно хорошее место для основания, — по-доброму отозвался старец после тщательного осмотра окружающего леса, таинственно скрывающего разношерстных животных.       — Его выбирала мама, — с гордостью выпалил парнишка, крепче ухватываясь за небольшие рога, изгибы которых удобно ложились в руки.       Когда было видно горы, вид на которые пробивался сквозь рощу, где росли раскидистые лиственницы, ребенок забывался, оставивший суетливые приключения где-то далеко, в других мирах. Здесь, где он провел почти всю свою жизнь, все греющие кожу закаты и рассветы, полыхающие несколько минут в день позволяли наслаждаться слишком скоро повзрослевшему мальчику. И вот, сейчас наступающий на пятки дню закат создавал ощущение бесконечной красоты, окутавшей листву и кроны деревьев яркими бликами, что незаметно касались и обезображенного шрамами лица молодого полубога.       Ощущение затерянности становится отчетливее, когда в вечерней тишине вдруг протяжно прорычит неизвестный зверь. Этот отдаленный звук погружает в иной мир, не подлежащий никаким переходам с помощью Бивреста. Погружает до тех пор, пока не послышится что-то более близкое, опасное.       Шорох сбоку заставил чуткого стрелка ухватиться за лук и молниеносно вытащить стрелу, отточено натягивая ее на скрипучую тетиву и направляя в сторону нарушителя тишины. На самом деле звук раздавался куда дальше, чем показалось молодому путнику. На достаточно безопасном расстоянии застыл крупный олень с переливающимися голубыми потоками большими рогами. Точно такой же, как и в первую охоту с отцом.       Атрей не опускал готовый к выстрелу лук, одним глазом прицеливаясь на грациозное животное, что преспокойно двинулось вперед, не замечая угрозы.       Все это было похоже на повторение давнего урока.       — Эм… Юный Атрей, ты ведь не собираешься его убивать? Вы с отцом недавно набрали сполна добычи для сытной недели, — пролепетал за спиной уже прикрепленный к поясу пророк, чьи рога иногда неприятно впивались в спину.       — Тише, Мимир! — шикнул мальчик на голову, гневаясь на того за столь несвоевременный выговор и крепче сжимая в руке конец стрелы. Растерянный лучник не знал, кто он сейчас больше: созерцатель или азартный охотник. Закат быстро догорал, попадая скупыми пятнами на белоснежную шерсть оленя, но полубог не мог отвлечься от его шеи, куда метил новым наконечником.       В какой-то момент охотник одерживает верх, и стрела со свистом покидает хозяина, пересекая разделяющее мальчика и его жертву расстояние. Олень тут же подпрыгнул на месте на своих массивных копытах и кинулся прочь от обидчика с торчащей стрелой в теле. Вторая заведенная стрела уже не достигла добычи, врезавшись в ствол дерева.       Атрей побежал за ним, но когда последние прерывистые лучи заката пропали из леса, он остановился с оружием в руках, чуть не споткнувшись о торчащую ветку из-под старого мха. Сын бога совсем не устал бежать, он не видел более смысла в этой погоне, в которой сильное животное, пускай и подбитое, теперь в любом случае его обгонит и обхитрит.       Закат и охота заканчивается одновременно.       Возводя глаза к небу, лучник расстроился, из-за погасших облаков, на которые он позабыл глянуть и убежавшей добычи. Огорченный неудачей Атрей побрел к застрявшей в стволе дерева стреле, угрюмо смотря себе под ноги.       — Больше не буду здесь охотиться, — с укором посмотрел на почти непроходимую рощу мальчик, где скрылся белоснежный олень и с трудом вырвал стрелу из захвата лиственницы, закидывая обратно в колчан.       — Что же, может, оно и к лучшему, — неуверенно попытался успокоить дитя Мимир.       — Возможно, я его еще встречу, — не унывал мальчик, продолжая свою плохо спланированную прогулку. В своем кратком походе, оставаясь наедине только лишь с Мимиром, Атрей решил чуть задержаться в ночном лесу, убеждая трусливую голову в том, что он в состоянии их защитить.       Шагающий в раздумьях юнец часто совершал остановки у того или иного места в разнообразном лесу. Вот он уже снова присаживается рядом с пристроенным Мимиром как можно удобнее на камень с гладкой поверхностью, чтобы посмотреть на панораму рощи. Над головой кто-то пролетел, но Атрей не заметил и этого, задумчиво осматривая белые стволы деревьев, в темноте кажущиеся серо-синими. Фэй очень любила это место. Только мальчик хотел откинуться на спину, чтобы почувствовать дух матери рядом с собой, как вдруг недавно пролетавший ворон садится рядом, заставляя того все же обратить на себя внимание.       Они смотрели друг на друга, и неожиданный гость совсем не торопился улетать, а полубог не хотел шевелиться. Перья крупной птицы красиво переливались чернотой в ночи и маленький мальчик невольно залюбовался.       Мимир, голова которого была направлена в другую сторону, заметил, как мимо украдкой прошмыгнул необычной окраски соболь, зажавший в острых зубах пойманную птичку, но думал сейчас только про глаза Одина.       — Вот его тебе следует убить, — тихо прошептал пророк.       Резко обернувшись, полубог увидел обеспокоенно взирающего пророка на приземлившуюся птицу и тяжело выдохнул. Мальчик с легкостью поднялся на ноги, отчего ворон чуть отскочил в сторону, но не улетел.       Атрей ловко вытащил стрелу и прицелился на шпиона, но промахнулся. Черный ворон умело отлетел от атаки, настырно приземляясь поодаль.       — Что? — удивился своему промаху Атрей, непонимающе моргая. — Он же был так близко! Как же я мог? — вновь прицелился на черную птицу лучник, но снова промазал. И снова.       Эта неравная игра с волшебной птицей раззадорила сына Кратоса и он, оставшийся с пустым колчаном, принялся собирать потраченные заряды, слезая с возвышающегося камня.       — Только стрелы зря выпустил, — крепко сжал рукоятку лука мальчик, возмущенно поглядывая на неуязвимого ворона после сбора всех найденных стрел. — И как отец в них с первого раза попадает? — обратился он к Мимиру, поднимая того с камня и подвешивая на поясе.       — Может, стоит взять у него урок?       — Ну уж нет, — наотрез отказался стрелок и поспешил пойти вдруг домой, мастерски огибая все препятствия в темноте. Его новый спутник то и дело пролетал рядом, словно провожая, иногда приотставая, но вскоре догоняя. Так длилось, пока Атрей не достиг перепутья, одна дорога из которого вела к дому. Ворон остановился на ветке одного из деревьев и смотрел вслед удаляющимся путникам.       — Какой же он любопытный, — подозрительно глянул на крылатого шпиона напоследок полубог. Во взгляде птицы показалась глумливая насмешка, и лучник раздраженно отвернулся от него, уходя прочь, — что ему от нас нужно?       — Всеотецу? Ему много, что нужно...       — Наверное, наши головы, — хмуро предположил мальчик, даже не подозревая о настоящих планах Одина, ступая по родному дворику и выискивая признаки проснувшегося отца, которые быстро нашел.       Кратос стоял возле того самого места, где горело мертвое тело Фэй, и сжимал в руке незнакомый Атрею нож, что нерешительно подходил к избе, намереваясь без разговоров войти внутрь и залечь на дно, однако чуткий воин услышал его шаги и вальяжно обернулся.       — Где ты был?       Вновь осуждающе-гневный тон. Ребенок уже устал от такого однообразного родителя, и, проигнорировав вопрос, двинулся дальше уже смелым шагом. Но не успел он пройти и четырех метров, огибая избу по краю, как перед его лицом в дерево вонзился острый нож, рукоятка которого была очень похожа на мамин, что был утрачен в цепях однажды.       — Это вообще-то было опасно… Да ладно тебе, мы пр... — начал было объяснять Мимир, но Кратос сурово прервал его.       — Заткнись, голова. Пускай он ответит.       Атрей все это время пораженно смотрел на холодное оружие, вид которого был безупречен и ухожен, но в итоге заставил себя обратиться к воину.       — Да гулял я! Нельзя из дома что ли выйти? Пока ты проснешься, уже Рагнарек наступит! — пламенно защищался сын, на что отец лишь сдержанно вздохнул.       — Возьми этот нож. Пригодится.       Вся ярость на отца куда-то улетучилась, а взгляд снова обратился к выпирающему оружию, чей блеск был заметен даже в темноте. Мальчик неуверенно поднес руку к предмету, что чуть было не навредил ему самому и легко вытянул его из деревянной стены, оглядывая работу и пробуя на вес. В самом низу прочной ручки разместилось говорящее само за себя клеймо.       — Это от братьев? Когда они его передали? — жадно рассматривал мальчик искусную работу кузнецов.       — Не важно. Это мой тебе подарок, сын.       — О… Здорово. Он хорош, — признал Атрей качество лезвия, стыдливо опуская взгляд вниз. Его такое редкое обращение... Слишком по-семейному сейчас. А ведь он всего лишь второй раз так его позвал и мальчику так жаль, что это явление до сих пор такая редкость для них. Повернувшись, одаренный чтец рун пошел-таки в дом, желая оставить отца наедине со своими мыслями, выражая так свою благодарность. Бог войны любил побыть один и без слов был благодарен за скромный подарок взамен. Остановившись у порога, сын посмотрел на Кратоса через плечо и тихо-тихо сказал: — Спасибо.       Вдумчивый отец услышал благодарность и повернулся к сгоревшей траве, безмолвно вспоминая отрадные моменты.

***

      — Мимир, ты только глянь! — воскликнул мальчик, входя в хибару и зажигая дюжину свечей от одной догорающей, создавая полноценное освещение внутри. Повернув голову пророка на тумбе к себе, Атрей поднял ножик и продемонстрировал его старцу со всех сторон. — Он действительно хорош, и так похож…       — Да, безупречная сталь, а какая удобная конструкция рукоятки… Блестящая работа, стоит отдать им должное. Такое оружие без дела лежать не будет.       «А ведь и правда», — подумал полубог, радостно оглядывая острое лезвие, что вряд ли его подведет, где бы то ни было. Неожиданный дар от холодного отца приятно удивил юнца, заставив переосмыслить многое. Этот весьма полезный нож мог стать тем самым мостом к пониманию, который из раза в раз пытался построить Атрей, безуспешно натыкаясь на крепкую стену, что воздвиг сам Кратос. Но… ведь это именно Кратос сделал подарок, значит, он все же настроен на мирное сожительство, а значит, что и его сын будет делать все возможное. И он еще точно покажет отцу, на что способен.       — Это точно! Таким ножом я зарежу всех воронов, что будут следить за нами! Даже эльфы перед ним не устоят, — усмехнулся самонадеянно лучник, беззаботно играясь с новым оружием, изображая нападения на невидимых врагов, — подрежу им их проворные крылья, и они станут самыми бесполезными противниками во всех девяти мирах! Или, быть может, я смогу подбираться к врагу впритык как безобидный странник, и никто из них не будет ждать такого острого ножа в спину!       — Знаешь, юный Атрей, такими темпами ты можешь свернуть не на ту дорогу. Может, даже подвергнешь опасности не только себя, но и близких или… вообще станешь проблемой всех миров, — с заметным волнением уведомил пророк о своих подозрениях, озабоченно поглядывая на стрелка.       — Я не стану проблемой миров, — твердо высказался мальчишка, уверенно смотря в глаза Мимиру с долей осуждения. — Я стану лучше.