Нарцисс

А вы знаете, каково это, когда любимый человек не жалея топчет, смешивает с грязью и пылью ваши чувства? Я знаю. И ощущаю эту боль. Она убивает меня, сковывая моё сердце цепями, сжимая с каждым днем все крепче. Где-то, совсем не глубоко, в груди что-то пульсирует. Сердце? Нет. Оно уже почти затихло. А вскоре его место займут обманчиво-прекрасные цветы. Ароматные, нежные, до холодной боли в горле обжигающие. Погибаю медленно и мучительно, с каждым разом задыхаюсь все сильнее. Когда же это кончится? Наверно, проще расстаться с жизнью, чем заставить кого-то полюбить себя. Это невозможно. Умри, Очако. Спи вечным сном. Ведь так будет легче. Красивые, завораживающие своим нежно-жёлтыми цветом нарциссы уже распустились в моем сердце. В лёгких, прорвались через кожу. На ребрах, щеках, шее, руках. Даже на спине есть небольшие бутоны. Но они не принесут весну. Лишь боль. Мучительную. Боль, что заставляет ребра сжиматься с каждым приступом все сильней и сильней, не позволяя даже дышать. Лишь ощущать всеми клеточками тела этот уже надолго запомнившийся запах. Кашлять кровью в сопровождении благоухающих цветов стало привычно. Теперь это повседневность. Ах, да, уже как месяц. А может чуть больше. Может, мне просто нравится ощущать эту боль? Прокручивать в голове его слова? «— Любишь? Что за хрень. Это просто смешно». Смешно? Никак не могу понять, что в этом смешного? Этот манящий запах? Мой кашель наперегонки с алой жидкостью, что с каждым днем становится все сильнее? Кацуки, ты меня убиваешь. И ты знаешь об этом. Опять ты смотришь на меня театрально-издевающимся взглядом. С наигранной, а может и нет, усмешкой. Немного кривой. Красивой. Вся парта усыпана лепестками. Нарциссы. Этот аромат. Нежный цвет, смешанный с почти матовой кровью. Ты видишь, как я умираю. И знаешь, из-за кого. Да, да, из-за тебя, Каччан. Бросаешь на меня взгляд, сперва рассматривая мою окровавленную блузку, а после заглядываешь в глаза. Что в них видишь? Ничего. А я лишь неловко улыбаюсь, тыльной стороной ладони стирая стекающую вниз по подбородку кровь. Будто твердя: «Да, все в порядке. Всё хорошо, Каччан». В ответ моей улыбке ты лишь с тем же равнодушным взглядом вздыхаешь. Мне не перестанет казаться, что где-то в глубине твоих глаз затаилась печаль. Грусть, что танцует тот же скучный вальс с гордостью. Невыносимо противный запах банальных жёлтых цветов. С каждым днем становится все приятней. Хочется утонуть в этих лепестках. Задохнуться их искушающим ароматом, пока цветы окутывают моё сердце. Видимо, мне осталась лишь жалкая пара дней. Ты доволен, Кацуки Бакуго? Ты в праве выбрать свою любовь. Такая жалкая, но до боли в груди романтичная болезнь избавит тебя от меня. Радуйся же. Вновь через кожу на моих бледных руках пробиваются бутончики. Показывая всю красоту моих белых костей, весь тёмный, но яркий оттенок моей крови. Бутон неспеша раскрывается. Готов ли узреть этот мрачный, мерзкий мир, полный страха, боли, ненависти и лживых чувств? Слез на подушках, пистолетов у висков, дыма сигарет и весёлых криков пьяниц под окном. Думаю, нет. Лёгким движением создаю щелчок лезвия канцелярского ножа, не задумываясь срезаю этот хрупкий цветок. А если задуматься. Что я сделала? Лишила себя частички боли, или частички весны? Как знать. Но кажется, будто он теряет свой аромат, падая на холодный пол. Так и есть. Не стоило мне идти в академию в этот день. Перетерпеть приступ не получилось, и цветы, будто пытаясь создать букет, в перемешку с аномально горячей кровью и слюной посыпались на парту. Рывком, будто пытаясь избежать чего-то. Капли крови стали напоминать стрелки на часах. С каждым ударом о деревянную поверхность отбивали мне смертный приговор. — Айзава-сенсей, мне нужно в уборную, -и не дожидаясь ответа, выбегаю из класса. Спотыкаюсь, не пойму обо что. Ноги начинает подкашивать, а руки и вовсе сложно поднять. Надеюсь, учитель простит мне мои выходки… До урока чуть меньше десяти минут. Новый приступ начался слишком резко, неожиданно, больно. Оставляя выражение лица в немом крике. А я ведь должна продержаться. В голове крутятся то-ли «— Очако, ты сможешь, сейчас, немного. И станет легче.», то-ли «— Любишь? Что это за хрень». Я ещё не поняла. И, возможно, не пойму. Я умираю. Впрочем, уже все равно. Не могу. Не получается ощутить ничего, кроме усталости. Держаться на ногах становится слишком сложно. Облокачиваюсь о чересчур холодную стену, но тут же падаю, раздирая колени до крови. Глаза почти закрылись, голова невыносимо болит, а в ушах начинается звон. Противный. Сводит с ума. С каждой минутой, секундой становится лишь хуже. Пытаюсь терпеть приступ, терпеть боль. Терпеть цветы, что хотят вырваться наружу. Не выпускать кровь. Затаить весну в себе, как маленькое спасение в этом страшном мире. Нельзя закрывать глаза слишком надолго. Нельзя. Надрывной кашель заставляет с тихим свистом подавиться воздухом. На уголках глаз появляются слезы. Но не горячие. Не такие, как кровь. Банальный и уже поднадоевший металлический привкус кружит голову, пока поле зрение заполняют черные круги. Их все больше. Ну же, лишите меня зрения. В мгновение перед глазами появляются чужие алые глаза. Они не рассеят этот туман. Эту уже почти вечную тишину и мрак. Читаю маты по чужим мягким, нежно-красным губам. Так хочется прикоснуться к ним. Пытаюсь изобразить что-то вроде улыбки с милым смехом. Руки обладателя алых глаз хватают за талию, прижимают к себе. От этого становится так больно, вплоть до хриплого, тихого крика. Но, кажется, в эти секунды боль стала даже приятной. Ты и раньше понял, что уже убил меня. Он что, пытается полюбить меня? Только для того, чтобы я жила? Мне не нужна такая любовь. Прости, Кацуки. Мне хочется сказать ему, что я все ещё люблю, но на это не хватает сил. Веки опустились, хлопая ресницами. Ужасно громко. Кажется, больше никогда не откроются. Даже на то, чтобы открыть глаза уже не хватает сил. Хриплый, машинальный кашель. Ой, похоже, я запачкала твою рубашку своей «весной в душе». Прости. Мне ещё за многое хотелось бы извиниться, жаль, что не получится. Я не ощущаю его слез. Их нет. Как грустно. Лишь жгучая кровь, застрявшая где-то в горле. Подсознательно ещё слышу его. Слышу эти судорожно произнесенные слова в перемешку с теми же матами. «— Мать твою, не смей сдаваться». Никто уже не сможет меня спасти. Даже твоя любовь. Какая жалость. В моем маленьком мире теперь вечно будет править зима, тишина и жёлтые лепестки нарциссов.