«Свобода» до начала времен

Локи поправил белое полотенце на бедрах, которое сползало каждый раз, как сидящий рядом с ним Лукаш ерзал и терся об него ногой. Он чувствовал себя немного лишним на этом празднике жизни под названием «поход свободовской верхушки в баню». Как минимум потому, что особо частью этой самой верхушки не являлся. — Я потом сказал Крылову завалить ебало, так он меня нахуй послал, представляете? — спросил Чехов, на что все присутствующие залились громким смехом. Жарко. Пиздец жарко и тесно. Локи весь вспотел и страшно хотел пить, но не хотел ударить в грязь лицом перед товарищами, потому поджал губы и стойко терпел температуру в бане, что повышалась каждый раз, как Ашот подкидывал бревен в топку. А еще здесь сидело дохуя полуголых мужиков, и Локи становилось плохо, стоило Лукашу, у которого полотенце жило своей жизнью, поерзать: взору больших карих глаз тут же открывался лобок с завитками волос рыжеватого цвета да основание нихерового члена. Нет, ни на кого он не запал, просто… ну, так уж вышло, что он по мужикам и находит их тела красивыми. — Ну так че ты с ним общаешься-то, а? — поинтересовался Щукин. Среди кучки бледноватых друзей он, загорелый и идеально гладкий, выглядел белой вороной. Он вообще иногда вел себя так, будто не хотел принимать никакого участия в развитии «Свободы» и поднятии ее с колен — молодая группировка, сидя на них, пока что терпела хуй, которым «Долг» водил ей по губам. Недавно произошла стычка с парнями лютого генерала Крылова, который, кстати, был соседом Чехова — у обоих есть дачи в Херсоне. Локи впервые встретил Чехова, когда хотел купить дури. Его прошлый поставщик уехал в места не столь отдаленные, потому пришлось искать нового. Им Чехов и стал: Локи пришел к нему в квартиру и застал того на кухне за приготовлением драников. Они быстро поладили, а вот Щукин, живущий в квартире напротив, был крайне против того, чтобы его близкий друг продавал вещества малолеткам. Он, кстати, частенько захаживал. Пока Чехов продолжал жаловаться на Крылова, Локи уставился Щукину на грудь. У него она такая… большая… в качалку ведь ходил. И гладкая. И соски у него аккуратные… Чехов же весь волосатый и не такой подтянутый. Ой. Однажды Локи приперся на очередную планерку — так Яр по-заумному называл собрания, где обсуждалось, как следует поднимать «Свободу». Проводились созвоны с корешами, которые рулили всем на черном рынке, считалась выручка с продажи травки — в общем, за столом на кухне решались серьезные вопросы. Но в тот летний день Чехов на том столе жарил Щукина. От ужаса Локи сначала забыл, что, вообще-то, пришел на час раньше обговоренного времени, но это не помешало ему ахуеть. Он догадывался, что двое основателей группировки близки — Щукин имел обыкновение прийти к Чехову в майке да трусах, сесть на кухне и начать болтать с ним о всяком. Но чтобы настолько! Локи никому не говорил о том, что видел. Даже Яру, который, пожалуй, среди всей ватаги был самым образованным: работал преподавателем по истории в одном вузе. До своеобразного переезда в Зону. С Ашотом он познакомился на рынке близ университета — так и подружились. И все они собирались у Чехова дома. В трехкомнатной квартире, огромной, с не менее большой столовой, где перед каждой планеркой Щукин настежь открывал деревянные окна, выкрашенные в коричневый. Все садились за стол, и Локи обычно ютился на табуретке в углу близ батареи, стараясь не вспоминать то, как буквально недавно этот стол ходил ходуном. Он улыбнулся. Вот так простая охота подымить всякого интересного привела его сюда. В баню в Темной долине. И Локи это устраивало. Ему нравилась такая жизнь. Ему нравились разборки Ашота и Яра, ему нравилось собирать отряды новоиспеченных свободовцев. Нравилось самому шататься по радиоактивным землям и помогать нуждающихся — вон, вытащил недавно одного мужика из капкана. Все супер. Он уже даже почти не вздрагивает, когда слышит, как Чехов и Щукин трахаются, причем так активно, хотя ребенка они уже заделали: «Свобода», их, по сути, дочь, то, ради чего они отдали все, включая свою рутину в Киеве, росла и крепла с каждым днем. Сам Локи оставил позади законченный кое-как колледж и надежды родителей. Прибился к кучке мужиков, помогал им… со всяким. Особенно его благодарили, когда он успокаивал Лукаша. С ним он познакомился самым последним, потому что так вышло, что на момент, когда все было наполовину готово к отправке в Зону, Лукаш сидел в тюрьме. Строгого режима. За какое-то там изощренное убийство, или что-то такое. Он и выглядел как зэк: вся его верхняя часть тела покрыта синей сетью из наколок, а от количества татуировок с куполами и крестами становилось дурно. При попытке их сосчитать Локи вечно сбивался, но там и без того ясно, что Лукаш ебнутый. Особенно ему сносило башку после алкоголя — принимал он мало, а пил много, ввиду чего становился просто неуправляемым. Жил он у Чехова, но не поебывал его. И слава Богу. Локи подозревал, что Лукаш может (рано или поздно… но лучше бы никогда) занять место Чехова у руля группировки. Его самого бы устроило руководить небольшим отрядом, Яру и Ашоту в принципе быть начальниками не интересно, Щукину сполна хватает его обязанностей коменданта, а Лукаш… метил повыше. Он, скорее всего, превратит клан в одну большую тюрягу, полную уголовников разной степени отбитости, но пока он сидит в бане, вовсю ржет с историй Чехова про Крылова, светит своими тату и утирает со лба соленый пот. Ровно как и остальная верхушка «Свободы». Локи потупил взгляд в пол. Обвел им свои босые ноги с порозовевшей от высокой температуры кожей. Постучал пальцами рук по деревянной скамейке. Мягко улыбнулся. — Вовка, подай-ка тазик! — окликнул Ашот, когда в помещении воцарилась секундная тишина. — С кипятком. Вон тот, да. Локи встал. Взялся за тазик, когда подошел к столику, и… — Вован, блять! Черти тебя ебали! Уронил его. Ну, хоть былые времена вспомнил.