в промежутке между вторым и пятым кругами ада

Дорогой дневник.

Мне двадцать четыре, блять, года, и я не понимаю, нахуя ты мне сдался. То есть, в принципе-то, понимаю. Куча исследований на тему того, как хорошо помогает ведение дневника в процессе борьбы с депрессией и прочей ебалой, говорят о том, что мне определенно стоит начать каждый вечер усердно описывать все, что произошло со мной за день. Но мне так этого не хочется. Честное, блять, слово. Я потерял мать пол года назад, потерял сестру за два года до этого, и у меня нет никого, кто в случае моей смерти будет искать эту глупую тетрадь и трястись над ней, судорожно вычитывая, почему же я сдох. Оказался в могиле — лежи в ней спокойно и не еби мозг окружающим, как однажды сказал мой отец. А ебать мне мозг, в принципе, некому. И справляться с депрессией мне тоже, как ни странно, не нужно. Я в принципе не против сдохнуть в какой-нибудь канаве. Слово скаута. Но тебя это не волнует. Никого не волнует. Только Джесс трясется с этим дневником и моими чувствами. То есть, доктор Джонс, простите. Да, ее зовут как бабу из известного сериала. И они даже чем-то похожи. Ну, внешне. Не знаю, что из себя представляет сериальная дама — не смотрел. Моя Джесс, то есть, блять, доктор Джонс, трясется надо мной только потому, что я ее пациент. Причем, пациент, находящийся на грани риска. Пациент, готовый нахуй распороть себе вены в любую минуту. Пациент, не понимающий значение слова «счастье». Это я, да. И меня зовут Винсент. Только все меня называют Ви. Все, блять, вокруг. И если я действительно вскрою себе вены, то только потому, что очередной ублюдок исковеркал мое имя до неузнаваемости. Меня зовут Винсент, мать вашу, Крамп. И я не хочу все это писать. Я все еще держу ручку в руке только потому, что мне некому пойти и рассказать это. Я, конечно, рассказывал Джесс о том, как сильно меня раздражает, когда кто-то коверкает мое имя, но она, как и всегда, напомнила о том, что нужно учиться контролировать свой гнев. СПАСИБО, ЛУЧШИЙ ВРАЧ НА ЗЕМЛЕ. На самом деле, Джесс хорошая. Она лучше моего врача в стационаре, лучше детского психолога в школе, лучше любого родителя, который неумело копается в твоей голове. Она правда пытается мне помочь и делает все необходимое для этого. Ну, знаешь, Дорогой, сука, дневник, она посоветовала мне завести тебя — будь благодарен. Правда, если бы не моя аллергия, я бы завел кота. И назвал его Паркером. И пиздил бы его ногами по вечерам, чтобы хоть как-то контролировать свой гнев. Не то, чтобы я не люблю котов. Просто моего отца звали так. И у него был кот с такой кличкой. И я не знал больше ни одного человека, который бы называл кота своим именем. И такой кот стал бы определенной семейной традицией. Ну, знаешь, сначала твой отец пиздит тебя, потом у него появляется кот, которого он тоже пиздит, а потом ты, в дань уважения, заводишь кота с такой же кликухой и, улыбаясь, пиздишь его и вспоминаешь прошлое. Вот это я понимаю терапия! Если рефлексировать, то только так. А не через буквы на линовоной бумаге. (Без обид, Дорогой дневник!) Я немного долго пишу все это. Полагаю, что надо прекращать. Пока. Надеюсь, в скором времени спалю тебя к хуям, потому что мне такая терапия не по душе.

Закончил в 5:55 утра.

Забыл написать про свой день, точно! День прошел хуево, ничего из произошедшего не хочу помнить. Никогда тебе об этом не расскажу. Чао!

Дополнил в 6.00 утра.