Sensorium

— Саманта, вставайте! Сколько можно спать?! Мама сказала, что надо вставать рано, чтобы не проспать всю жизнь! Что? Цветочек? Стоп. Я не помню абсолютно ничего, после того… После того, как… Черт. Я не помню нихрена! Где я? Я не хочу открывать глаза. Кровать какая-то жесткая, или я лежу на листе из железа? Я пошевелилась… Боже, меня что, какие-то асфальтоукладчики раскатывали в лист бумаги? Только голос Цветочка смог бы меня разбудить! — Цветочек… Я открыла глаза и от страха сразу же закрыла их! Черт, черт, черт! Чтоб меня черти драли! Я за решеткой, а там столько копов, и они все пялятся на меня! Будто бы я на сцене для них выступаю. — Саманта, вставай, ты заставляешь всех нас ждать. — Дядя? — Вставай, тебе говорят! — Да встаю я, встаю! В голове, будто водородную бомбу испытывают. Сколько же я вчера выпила? Бочку? Какого хрена они на меня все пялятся? Я что, воскресла только что из мертвых? И почему у меня рана на животе? — Какого хрена вы на меня все пялитесь? — Саманта, не выражайся! — Миссис Руди? Что ты тут делаешь? — Я приехала тебе помочь. — Помочь? Я натворила что-то очень плохое? — Саманта, я все уладил, пока ты спала… — сказал мой бесполезный, жирный адвокат. Я в полном восторге от его мерзких рыжих волос и козлиной бородки. Я также на седьмом небе от счастья, от очков, которые совсем не похожи на те, которые используют извращенцы в своих играх. Он сказал мне это с таким восторгом, как будто этот единственный момент компенсирует годы моей юридической неудачи из-за этой козлиной головы! — Ты выйдешь под залог. — Дура! Ты сожгла папин дом! Кейт? Что делает моя сестра у копов в участке? Я почти рассмеялась вслух. Это все равно, что мышь залезет на крышу к котам, которые там греются! Она же всю жизнь обдолбанная коксом! Она без него и часа не проживет. Если бы вы знали, сколько Кейт спустила на кокаин. Вы бы просто… — Что ты несешь, ненормальная? И что ты тут делаешь? — Жду, когда откроют клетку, чтобы убить тебя! Сейчас же откройте! — Мисс, отойдите от решетки! — Что вам всем от меня нужно? Что происходит?! Выпустите меня немедленно! Мне нужно отлить! И сейчас я собираюсь сдохнуть от жажды! — Сэр? — Ребекка, сопроводите мэм в уборную. — Где Цветочек? Я ее слышала! Цветочек?! — Вы плохая! — Что? Нет, Цветочек… — Мама сказала, что только плохие люди стреляют в людей. — Что? Что ты говоришь, Цветочек? Я не… Я… Да постойте же! — Она говорит, что ты стреляла в людей! Весь мир это видел, Саманта! Ты опозорила нашего отца! Мама уже летит сюда в Нью-Йорк! Она убьет тебя, дура! Ты сожгла все его вещи! Все пластинки! — Кейт бросила в меня своей туфлей, потому что путь ей преграждали два тучных зрителя этого спектакля. Туфля, кстати, заехала мне прямо в лоб! Хорошо, что не каблуком! Она что, чтоб ее, бейсболист проклятый? Это был конец моему самообладанию. — Это я опозорила отца?! С каких пор тебя волнует его честь? Может, с тех самых, когда ты начала трахаться, как кошка в апреле?! Или воровать у него деньги на кокаин? А сколько раз ты брала кредиты? Долбаная наркоманка! Это я опозорила отца?! Ах, да, это же я отсосала учителю географии и его посадили на семь лет! Бедный мистер Арчи! Он ведь был не виноват, что у тебя вместо рта — трубка от пылесоса! — Заткнись! Заткни свою поганую пасть! Я убью тебя! Наверное, я перегнула, раз две стокилограммовые свиные туши и один чернокожий слон с дредами в зеркальных очках не смогли остановить Кейт. Этим копам что, выдают такие очки на работе? Это было последним, о чем я успела подумать, когда сестра схватила меня за волосы. И я, по привычке, сделала то же самое. Только не хватает отца, закручивающего нам уши до слез. — Боже мой! Ну растащите же вы их скорее! Какой кошмар! — Миссис Руди, может, Вы хотите воды? — Да, принесите! Оболью этих двух чертовок! Боже мой! Сколько нервов они мне выматывали за всю жизнь! Мы остановились, отпустили волосы, которые, как всегда, комком остались в наших кулаках, дыша, как после марафона. — Мама скоро прилетит, Саманта, мы хотели сделать из этого дома музей! — Поцелуй меня в задницу, дура! Я лучше все сожгу, чем отдам вам! — Теперь уже все потеряно, ты все сожгла! Идиотка! — О чем ты говоришь, ша…? — О том, что мама уже почти все устроила! Мы ждали разрешение от культурного совета города. И дом нашего отца стал музеем! — Хер тебе, дура! Поняла? Какой к черту музей?! Я ни за что на свете не отдам никому свой дом. Намотай это на свои усы. Особенно вам с мамой! Особенно вам! — Хватит! У меня много дел! Саманта! Ты задерживаешь всех нас! — голос дяди стал очень суровым. Не таким, над которым можно усмехнуться, а таким, как будто дядя может закрыть меня в чулане и забить, как скотину. Никогда его таким не видела. — Почему люди не хотят быть счастливыми? — Потому что у них нет на это времени…— ответила миссис Руди Цветочку раньше остальных.       Боже, сортиры у копов просто отвратительные! Но когда ты выпила целую флягу, не помня, что это вообще было, тебя такие мелочи, разумеется, не особо волнуют. Что сказала эта конченая шлюха? Мой дом сгорел? Ха-ха. Это очень смешно, ага. Эта дура, наверное, меня разыграла. Нет! Мой дом не может сгореть! Чтоб меня переехал трамвай! Мама меня убьет! Нет! Он не может сгореть! Этот дом мне достался слишком дорого… Нет, нет, нет. Я сейчас поеду и сама все посмотрю. Но глаза миссис Руди… Я чувствовала, что натворила что-то плохое. Но не настолько же! Мой охренительный и большой дом мне очень нужен! Вы что? Там коллекция папиных пластинок. Очень редкие экземпляры! Там моя гитара Фредди Меркьюри! Она стоит не меньше ста тысяч! Молочные шторы из Анталии! Да я никогда в жизни не смогу больше такие найти! Там мой паркет из красного кедра, который отец привез из какой-то Богом забытой дыры! Его мечтает выкупить у меня, по меньшей мере, сотня человек! С ума сошли, да? Сгорел? — Сгорел, мать вашу? Мой, сука, дорогущий дом сгорел? Кейт, иди сюда, твою мать! Принеси мне сигарету и спички! Кто-нибудь, принесите мне сигарету! Я не могу встать, потому что поток подо мной не останавливается! Как же дрожат мои руки, и даже голос в голове. Моя люстра из королевского замка! Мой рояль, на котором играл сам Арт Блейкер! Мой дом не может сгореть! Сгорит моя сестра, если она меня обманула. Или я, если нет. Мама меня убьет. Это будет ее официальная причина… — Саманта! Ты что, уснула там? — Копаю тоннель. — Давай же скорее, у меня скоро самолет! — Иду… Мой дом правда сгорел? — На твоем месте, я бы избавился от этой девушки. — Цветочек? Почему? — Она все им рассказала. — Что рассказала? — У тебя большие неприятности, Сэм. Я не шучу. Страховка намерена подать на тебя в суд. — За что? — Ты не выключила фен… — Черт! И она все им рассказала? — Да. — Вот же сука! Черт! Черт бы тебя подрал! Дура! Ну зачем?! — Пошли. Надо закончить поскорее. Я опаздываю. — Ты всю жизнь куда-то опаздываешь, дядя! — Как ты со мной разговариваешь? Соплячка! Да я тебя щас… Я вышла в коридор, пнув дверь, что есть сил. Ай, больно! Так мне и надо! Как побороть такой сильный мандраж? Мне нужно срочно выпить! Послушайте, читать о том, как у кого-то сгорел дом — это одно. Вряд ли у вас это может вызвать хоть какие-то чувства. Вы ведь не Цветочек. А я так боюсь, что мое тело сводит одна мощнейшая судорога. Даже лань, безмозглая газель, не боялась так сильно, когда пьет с лужи, в которой хреналлион крокодилов! Я представляю, как планета Земля умещается в моей ладони, я обливаю ее бензином и поджигаю! Я сношу храм святого Павла, сидя в огромном, мать его, экскаваторе! Я так зла, потому что боюсь! Я клонирую Гитлера! Как в долбаных «Звездный войнах» долбаный Дарт Вейдер, я захватываю мир. Я забиваю до смерти Будду его огромной, зеленой книгой, с его бесполезными и вонючими мантрами, которые я учила полгода, как дура! Не бежать от проблем? Вот, где я видела твои чакры! Старый, мертвый, вонючий гондон! — Саманта! Не смей от меня уходить! — Что ты хочешь от меня?! — Приезжай жить к нам. Пока я не решу все за тебя. Снова. Только не тяни эту девушку ко мне домой. — Я ее не брошу. — С чего вдруг? — Я о ней позабочусь! — Ты? Позаботишься?! Ты себя слышала? Ты не можешь позаботиться даже о себе! Ты — самый безответственный человек на свете, о ком ты хочешь позаботиться? Об инвалидке, аутистке? — Она не аутистка! Пощечина, может, слишком слабая, а может я и правда заслужила, и из-за этого мне не больно? — Саманта, ты зашла слишком далеко. Они заберут у тебя пистолет и отдадут мне. Я обо всем позаботился. Это пистолет моего отца. А ты чуть не просрала его на ровном месте! Ты сожгла целое состояние вчера, пока развлекалась с этой инвалидкой! Ты понимаешь это? — дядя был в ярости, я никогда не замечала, что люблю, когда человека обуяла злость. Это прекрасно! Самое выразительное чувство на свете. Отдыхай, Цветочек! Ярость пишется на глазах. На стянутых бровях. В этот момент человек прекрасен. Он способен на все, как Бог. Не обремененный какими-то рамками морали. Дядя схватил меня за шиворот и начал трясти. Я висела на его руках, словно кукла у ребенка, специально, не смея сопротивляться. Мне нельзя терять дядю. — Прости меня, дорогой дядя… — Заткни пасть, щенок! Я помогал твоему отцу придумать тебе имя! Не смей играть со мной, как со своими полоумными дебилками! Ты вообще понимаешь, что происходит? Гнев начал закипать и во мне. — Хватит так о ней говорить, дядя! Пожалуйста! Она ни в чем не виновата. Это все я! — Я знаю больше, чем ты думаешь. Я тебе сказал, перестань с ней общаться! Больше повторять не буду! — Но почему?! — Потому что ты погубишь ее! Все. Мы идем к ним, и ты будешь тише воды. Понятно? Убить бы тебя! Дядя меня очень сильно любит. Как любил отец. А мать всегда любила Кейтилин больше. — Там все люди хотят узнать, почему Вы так долго? — Цветочек… Иди отсюда… — Хорошо, я скажу им, что Ваш дядя держит вас за футболку. — Нет, Цветочек, постой. Дядя сразу же меня отпустил. Ох, ты мой спаситель, Цветочек. Но я все равно зла, как голодный дракон! — О, нет. — Что случилось, Цветочек? — У меня пошла кровь. Дядя поперхнулся и вышел в общий зал. Она все еще в моем розовом халате. Ее золотые нити, которые должны быть волосами, аккуратно растрепаны… Наверное, она голодная и уставшая. Может, дядя прав? Может, и так. Но хрен я ее отпущу, пока не затрахаю до смерти! За то, что она сделала! Из-за нее у меня сгорел дом! Меня могут посадить, даже дьявол не знает, за что. И у меня сгорел охренительный и очень дорогой дом! Да, я буду повторять себе эти слова до последнего вздоха. Картина, как полыхает мой собственный и личный дворец, нарисована маслом в главном зале моей памяти. Нет, высечена из камня, как чертовы гробницы фараонов! И во всем виновата она? Все голоса в моей голове, кроме трусливой и тухлой гнойницы, говорят, что она ни в чем не виновата. Это все я. Так легче. Страховка не покроет реставрацию дома! Сука! Чтоб я сдохла в руках маньяка! Я схватилась за голову и скатилась по стене на грязный, коричневый пол. — Саманта, мама сказала, что нельзя сидеть на холодном полу, потому что Бог не сможет подарить нового человека. Я встала. Заколебала ты меня уже! Со своей мамой, вопросами и красотой! Я увидела, как бледно-розовая тягучая щупальца тянется по ее белоснежной ноге. Очень глубоко вздохнув, я схватила ее за руку и повела обратно в уборную. Что мне еще остается делать? В общем, я сняла с себя блузку и сделала из нее прокладку Цветочку. Да, моя молочная блузка за сто пятьдесят баксов из магазина на Брайтон Бич. И не смейте смеяться!       Потом Дядя ворчал следующие два часа, Кейт пыталась вызвать меня на поединок. Да, я надеру тебе задницу! Как всегда! Жаль, у меня забрали пистолет! Я бы быстро поставила ее на место. Моя голова накапливала в себе боль все это время, словно каждое их бестолковое слово было каплей серной кислоты на мой голый мозг. Короче говоря, у меня суд через три месяца. И мне нужно поменять адвоката. Скорее всего, дядя все уладит. Как всегда. Иногда его любовь меня удивляет.       Супермаркет. Что спросила бы сейчас Цветочек? Почему кассиры в супермаркете такие медленные? Потому что их трахают в зад самые старые самцы остроносых черепах, Цветочек! — Мисс, что Вы делаете? — Пью, сэр. Пью мартини прямо у кассы! — Но я вижу у Вас ключи, мэм! — А я чувствую ваш член у меня в мозгах! — Вы собираетесь выпить все это одна? — Я собираюсь засунуть эту бутылку Вам, знаете куда, сэр? Если Вы меня задержите еще хоть на минуту! Боже, я выпила полбутылки мартини одним залпом! Мне надо ехать на какой-нибудь фестиваль алкоголиков. Там, наверное, много бесплатного бухла! — А я вас узнал! — сказал кто-то, где-то далеко в очереди за мной! — Ну, быстрее же! Долго нам всем тут стоять? — Отсоси, идиотка! — я показала ей средний палец, не оборачиваясь. — Да, это она! Та девушка с пистолетом! Это она! Вот же сукин сын! Я схватила свои пакеты, как только он нажал эту чертову клавишу. Засунь себе сдачу прямо в… — Ну, покажи что-нибудь! — закричал мне тот парень, снимая меня на телефон. Я показала ему палец точно так же, как той мымре!       Я пью, курю сигареты и еду. Мной овладел такой страх. И не знаю, почему, но из-за этого страха я перестала всего бояться. Случилось самое хреновое из того, что вообще могло случиться. Ну, не считая фабрику. Да, конечно, это когда-нибудь должно было произойти, это же я! Дальше ворот не стала заезжать. Я и отсюда вижу, что они сказали правду! Черт! Черт! Черт! Нет! Бля-я-я, мои пластинки! Мои ковры из Стамбула, мои фарфоровые гномики из Германии! Все это стоит больших денег, понимаете? Все мои музыкальные инструменты! У меня было все, что любой мечтал бы видеть у себя дома. А я все сожгла! Дура! Чтоб меня до смерти затрахали собаки! Мои картины! Господи! Да я готова разрыдаться через все мои отверстия. Я просто бездна отчаяния! Я… Я… Ладно. Мы это уже проходили.       Паленый, горелый запах копоти, боли и потери навсегда остался в моем носу. Даже если буду дышать духами через противогаз, почувствую этот запах. Все потеряно. И я уже ничего не могу поделать. Я сдалась глотать это дерьмо. Да и уже прилично набралась, пока ехала. И-и-ик. Ой, простите. Пена на моей плитке из горного техасского камня. Весь двор в высохшей пене, которая осела на моей плитке белым налетом краха.       Я шагнула дальше. Оконные рамы и двери из красной японской вишни, на мое удивление, сохранились на первом этаже. По затылку пробежали мурашки. Могу хоть что-нибудь продать. Где-то что-то тлеет, на втором этаже. Чувствую дым. Это дым моей угасающей жизни. Первый этаж почти сохранился. Только паркет немного сгорел около лестницы. Я вытащила половину кинжалов, которые уже вонзила в свое сердце. Сохранилась моя люстра! Слава богу! Десять тысяч за нее получу, не меньше! Мой рояль! Моя арка из резного мрамора. О, Боже мой! Мои книги почти не промокли! О, да. Я готова вытащить и расцеловать каждую. Почему я раньше не замечала, как мне все это дорого? Мои картины! Они все еще висят. Гойя, Хуан Грис! Они все еще висят!       Но где мои бронзовые статуэтки? Сука! Где мои, мать их, статуэтки из Перу? Они должны стоять здесь! На тумбочке из лесного ореха! Их у меня пытался выкупить Колорадский музей! Сука, Кейт! Если это ты, я тебя убью! Все эти эмоции, и никакие вообще, сейчас не проявляются на моем лице. Я просто тихо ступаю по остаткам лестницы, чтобы посмотреть, что там наверху. Там должен сохраниться отцовский сейф. Он должен быть огнеупорным. Но я даже не надеюсь, что мои украшения сохранились в нем. Жаль, если отцовские Луиз Майнет — золотые часы с камнями — испортились, как товар. Я, поднявшись на несколько ступеней, поняла, что дальше пробраться не смогу, полезла в гараж за стремянкой.       Разумеется, воздушный клапан снова полетел. И поэтому я открываю воротину вручную. На меня сразу же оскалился папин, разбитый мною, джип, напоминая мне о том, что я состою из собачьих экскрементов, а не как нормальные люди, из воды. Все в гараже покрылось долгим слоем пыли, которая когда-то была моей совестью. Я достала из-под верстака лестницу из нержавеющей стали. Взобралась на второй этаж.       Что я ожидала тут увидеть? Что мое богатство каким-то чудом смогло сохраниться? Я ступаю по тому, что когда-то было моим паркетом. Я переворачиваю ногой то, что когда-то было моим столиком, покрытым серебром. Я захожу в свою спальню. Почти ничего не осталось, кроме… Что? Мои цветы! Посреди тонны сажи, золы и углей, на подоконнике! Мои невероятные цветы! Они стоят точно так же, как когда я видела их в последний раз. Моя орхидея из Морокко, кактус из Мексики, алоэ из Филадельфии! Мои цветы отказались сгореть в пожаре! И ждут, когда миссис Руди их польет! Я спускаюсь вниз, нахожу свой посеребренный ковш и, набрав в саду воды, медленно и методично поливаю каждый цветок, один за другим. Потом я спустила цветы настолько осторожно, будто несла новорожденных младенцев.       Мой рояль… Как давно я не играла! Мои руки трясутся, словно миксер на слабых оборотах, но я все равно сыграю. Я хочу сочинить сейчас песню, как делала это давно, когда еще училась в школе. Когда прилетела ты исполнить все мои мечты, Достать меня из этой бесконечной пустоты! Я от счастья задыхаясь, неисправимо улыбаясь, В глазах твоих теряюсь. Я просыпаюсь, Когда тебя касаюсь. Я покоряюсь И не сдаюсь. Я тебе в любви клянусь! Я изменюсь, и понравлюсь, Я тобой упьюсь. Одеялом обернусь, Я внутри тебя взорвусь, и просто очнусь. Я тобой обольюсь, я твоим огнем зажгусь. Я твоей вечной воле, навсегда отдаюсь.       Дальше играю без слов. За спиной заскрипел паркет. Или это дух отца пришел наказать меня за такой косяк? — Какая красивая песня. — Цветочек? Что ты тут делаешь? — Я пришла за своим пальто и сказать, что ваш кошелек, который я должна была вернуть, наверное, сгорел… Я истерически рассмеялась, но едва слышно, чтобы не пугать Цветочек. — Сыграйте еще, мне так нравится. Хотите, я вас обниму? — Не сейчас, Цветочек. На счастье нет времени, у нас много работы.       Надо собрать все, что осталось, и запереть в подвале. А перед этим все протереть от золы! Я знала, что наступит момент, когда они разинут свои рты на мое добро. Мама и Кейт! Я им просто так не дамся. Они это прекрасно понимают.       Цветочек работает, как станок. Золушка, если увидит ее, уйдет в долгий запой. Как приятно иметь Цветочек рядом. Если бы не было ее, я бы протирала все до рождества! С ней мы управились еще до полуночи. Все, что не смогли унести в подвал, мы складировали в гостиной.       У меня пропало много дорогих вещей. И я убью того, кто это сделал! Это могла быть миссис Руди… Нет. Этот вариант сразу отпадает. Дядя? Нет. Кейт? Возможно. Цветочек? Нет. У нее не хватит на это мозгов. Точно, Дин! Это мог быть Дин. Кто бы это ни был, я его убью. Я не притворялась, что не пила, даже перед матерью, с шестнадцати лет! Но я притворяюсь перед Цветочком. У меня пропало две картины, самые дорогие! А еще граммофон, который сделан из иранского кедра! Это Кейт или Дин, я просто уверена. И я все из них вытрясу. И начну я, конечно, со своей сестры! Я уже представляю, как засовываю папино охотничье ружье сорок пятого калибра прямо ей в рот. И она мне все расскажет! Или это будет Дин. Но я нажму на курок, кто бы это ни был. Если у дракона что-нибудь украсть, дракон придет и заберет у тебя все. Я сделаю все это завтра! И верну все, что у меня украли. А сейчас я хочу кушать. — Цветочек, я купила сосиски, не хочешь пожарить их на огне? — Хочу! — Тогда принеси пару недогоревших стульев, которые мы видели наверху. Мы разожжем костер! — Ура. А мы поделимся с Малышом? — Цветочек погладила ненавистного мне пса. — Конечно, Цветочек. Ведь он охранял нас, пока мы работали. — Да!       Сосиски просто обязаны приготовиться самыми вкусными на земле, ведь дровами для них мне служат стулья из грецкого ореха. Обитые, мать их, телячьей кожей! Я снова закипаю! За этот комплект из стола и стульев, который сгорел у меня во второй гостиной, я могла бы купить себе дом.       Сука. Если бы это была не Цветочек. Если бы она не была такой красивой, я бы ее убила! Ох, если бы это была не она. Когда я начинаю злиться на нее, меня как будто останавливает бетонная стена. Она ни в чем не виновата. Но все это из-за нее! Я пнула свои, покрытые золой и золотом обои, которые отец купил на аукционе в Висконсине. Проклятие! Да я могла бы открыть этот чертов музей, как хотела мама! Черт! Я выпью немного, чтобы успокоиться. Но чтобы не видела Цветочек. Она разговаривает с псом. Я очень зла, но, может, это правда мило? Она крутит над огнем наши сосиски, как я показала. — Может, они уже готовы? — Спроси у Малыша. — Он считает, что да! — Тогда согласимся с ним? — Да! Я уже очень хочу кушать… — Цветочек, а хочешь, потом поедем и купим тебе мороженое? — Да, а какое? — Все цвета, что там будут. — А так можно? — Для нас они сделают исключение, даже если нельзя! — Да, хочу! — Но… Я покупаю мороженое только за поцелуи. — За поцелуи? Но я не умею целоваться… — Цветочек опустила глаза в печали. Я чувствую себя последней тварью на земле, но Цветочек не в главных рядах. Почему? Причин так себя чувствовать у меня намного больше, чем достаточно. Но шло оно все к матерям чертей, потому что ее губы — это как две дольки апельсинов без кожуры, и которые не кончаются.