Шаг от смерти

      Катакомбы под Туманом представляли из себя сложный лабиринт с обитыми камнем стенами там, где коридор проходил в опасной близости с глубоким темным озером, таящем в себе опасность, и спокойной гладью, укрытой ядовитыми розовыми кувшинками. Подземные реки вымывали себе путь где-то совсем близко, и в бреду Какаши слышал их быстрый опасный бег, думал — прорвется ли вода в его камеру или нет, но после того, как зачеркнул девятнадцатый ряд из семи полос, — стал этого желать. Иногда, просыпаясь и не зная, день сегодня или ночь, он терялся, и неясное безумие стелилось у ног холодной глубинной водой, перед глазами все чернело, в голове звенел шум реки; отсутствие запахов, звуков и темнота сковывали сердце железной рукой. Он был наедине с собой. И беспомощное одиночество было похлеще, чем мертвая тишина дома в разгар дня в деревне.       Оглядываясь назад, он ничего не мог вспомнить — шиноби должен уметь приспосабливаться ко всему, но он не смог, и его разум упорно отвергал случившееся с ним.       Один.       Два.       Три…       …и четыре.       Какаши умел считать дни, но вскоре сбился. В светлой палате Конохи было время для того, чтобы восстановить всю картинку событий, но его голова болела от подсчетов, а ирьенины увертывали, отвечая «долго». Тут его и впрямь заждались — в госпитале Какаши был частым гостем и посещал его точно раз в миссий пять, но на этот раз он запозднился. С улицы ветер сквозил холодом и запахами: цветение сакуры было на пике, но сильное сочетание жаренного мяса, чего-то наваристого, сладкого и острого пробивалось сквозь нежный и легкий цветочный аромат.       Желчь поднялась к горлу, и его желудок скрутился, вызывая тошноту.       — Эр-пэ-пэ, — тихо выдохнула девушка.       От сквозняка ее волосы поднимались и лезли в лицо, но, взволнованная и обеспокоенная, она едва ли замечала это — просторная палата, слишком большая для одного человека, словно чаша, была до краев наполнена тяжелым напряжением, давление поднялось, и жар и холод то и дело сменяли друг друга, заставляя ежиться и дрожать. Она пискнула, когда Какаши завозился на кровати.       — Лежите!       Шиноби рассеянно передернул костлявыми плечами. Мрачный хмурый взгляд мазнул по ее фигуре — жалость в глазах ирьенина злила, и Какаши ничего ей не ответил. Вместо этого он спешно отвернулся, поджимая губы, и перевел все внимание к мужчине, что стоял чуть поодаль.       — Сколько вам понадобится, чтобы вылечить меня?       Тот даже не посмотрел на шиноби. Усталые глаза прикрыли веки, и он медленно выдохнул, отворачиваясь к окну. Белая занавесь раздулась большим парусом и на миг скрыла его так, что только силуэт проглядывал через легкую ткань. С ответом он не спешил, и на миг Какаши подумалось, что тот и вовсе уйдет от него, но врач ответил:       — Это тяжелее, чем ты думаешь. Анорексия проходит на психологическом и физическом уровне — нуждаясь в пище, ты ее не желаешь, да и твоя пищеварительная система едва ли выдержит нагрузку. Сейчас, я имею в виду.       Впрочем, шиноби всегда знал, что работа в АНБУ — это точно один шаг от смерти, опасная прогулка по лезвию вакидзаси и пробежка по усеянному кибакуфуда полю. Какаши был бы дураком, если бы рассчитывал на хорошие условия при заключении. Он понимал, что попадись шиноби Туману, ему придется нелегко, и убедился в этом на личном опыте. Скудную похлебку сменили жалкие очистки, его тело разукрасили побои, разум искалечили давление и пытки — чудо, что он вернулся в Коноху и все еще помнил, как его зовут. И все же — время, проведенное в удушающей камере, сделало свое — в отражении на него смотрел жуткий незнакомый ему человек. Кости, туго обтянутые кожей, выпирали; ослабленные ноги тряслись, а пальцы никак не получалось сжать в кулак, его лицо осунулось, потеряло цвет, а весь облик — всякую привлекательность. Он был ослаблен, в связи с болезнью — отстранен, но полон решимости в скором времени вернуться на службу. Пускай сейчас самостоятельно у него не получалось сделать абсолютно ничего, и, когда по коже прошлась непривычно теплая вода и жалостливый взгляд приставленной к нему девушке, он рассеянно понял, что чуть ранее смотрел на себя так же. Как и то, что шаг от смерти может быть в разы хуже, чем ее приход.