***
Маленькая детская ручка медленно перебирает волосы, слегка вытягивая прядки на себя. Он улыбается, кусая булочку. Вытирает замаравшуюся в заварном креме ладошку о новую, необычайно тёплую кофту и быстро чмокает в светлую макушку. Лео лишь возмущённо вскидывается и передаёт ещё несколько слегка потрёпанных кофт в руки рыжеволосому парнишке. Разных расцветок шарфы, которые так любил, Лео отдаёт в новые руки — кому они действительно нужны. Позади шуршат газеты и бумажные пакетики, покорно «укутавшие» тёплые пироги. Только ребятишки начали зевать, рыжий мальчик прощается, коротко махнув ему на прощание. Остальные сразу же подтянулись за своим лидером, сонно хлопая глазами. Когда Леонхард, уставший, идёт домой, то с щемящим чувством в груди вспоминает брата с горящими от предвкушения глазами и его улыбкой. Тогда брат сказал, что посреди многочисленных комнат Лео может найти поддержку в нём, стоит только открыться. Ни единой мысли о предательстве или ненависти — лишь нерушимое взаимопонимание. С недавнего времени Бруно никогда не посмотрит на младшего брата с теплом, подобным солнцу в их небольшой вселенной. Сейчас — отвращение от знания тайны. Единственной сокровенной для Лео. Важной.***
Весь съёженный до своего предела, сгорбленный, принц возвращается во дворец. Неуверенно подходит до позолоченных ворот, искрящихся бликами по росистой траве. Недалеко от них Лео видит его и пару ненавидящих глаз, кипящих от своей бесконечной злобы на принца, она безумным потоком выливается на юного мальчишку, не успевшего войти к себе домой. Недалеко от входа Лео видит искажённое гримасой злости лицо и взгляд блёклых глаз, точно увядший цветок на красочной поляне.Лео приходит к себе домой, правда.
Только иногда кажется — всё чужое и ты в этом спектакле ужасный мальчик, брошенный в лапы оголодавших зверей.
До слуха доносится скрежет, неприятно отдающий в голове, и отдалённый смех. Новый приём гостей. Леонхард единственный, кто не достоин быть на таких съездах, балах и серьёзных делах настоящих аристократов — умных и правильных. Иногда этот факт душит надежду о обретении настоящей цели в жизни, совесть и здравый разум, и это для него — ненормально и дико. Лео ночами роняет солёные капли на бесчисленные тетради и учебники, стараясь не поддаваться саморазрушению, когтями впившемуся в горло. Выводит кистью каждое определение, множество примеров и трудится как можно больше. Старается заглушить ноющую боль в грудной клетке заданиями, книгами — не проходит. Одиноко. Весь путь — отчуждение. Принцам присуще плавные движения, грациозность и острый ум. Положено играть идеал всего мира: впитать всё самое лучшее, а быть настоящим можно оставаясь лишь один на один в полумраке комнаты в самом неприметном углу с чувствами и мыслями. Знакомо и привычно, думает Лео.***
Новый взмах и удар, с треском отозвавшийся по комнате неприятным звоном, оставляет краснеть новую кровавую полосу. Позади раздаётся неразборчивое шипение о недостойном престола отпрыске, мусоре королевской крови. Указка, словно клык змеи впивается остриём в бледную кожу на шее. Сердце принца сбивается с ритма, словно заточённая в золотой клетке птица. Всё тело неконтролируемо дрожит, Лео ощущает металлический привкус и, миг — отчаянно пытается оттолкнуть репетитора. Всё чужое, неправильное, дикое. Коленки подрагивают от адреналина, а после с новой, особенное жестокой силой, ударяют спину. Леонхард никогда не судит учителя — думает, что заслуживает лишь бездушное отношение и терпит насилие, как может. Белоснежная рубашка рассекается, моментально покрываясь алыми пятнами крови. — Б-больно, — выдавливает Леонхард. Ослабевший и вымотанный, принц с усилием поднимается на, кажущиеся ватными, ноги. Ничего не важно, главное — добраться, укрыться от всех. Наконец-то отломать себе крошечный кусочек тепла в промозглый, опустошённый край мира внутри. И отогреться — совсем немного.***
Леонхард убегает на закате, пробравшись через запасные ворота и стараясь остаться незамеченным. Его колотит от слабости, неприятной волной окатывавшей каждую чёртову минуту. Светлые волосы треплет ветер, а колючки от кустов так и норовят вцепиться безумной хваткой то за одежду, то за растрепавшиеся пряди.Он задыхается от отсутствия дружбы, но всё равно любит мир, с распростёртыми руками ловя весь негатив и редкое добро, проскальзывающее мимо него в виде огненного луча.
Влажная трава после вечерней росы касается оголённых икр и щекочет, мягко лаская кожу. Редкие полевые цветы, Леонхарду кажется, приветливо качаются в стороны вместе с прохладным ветром, охлаждающим покрасневшее от бега лицо. Вся эта тёплая любовь и благоухающая тишина природы всегда нравится юному принцу. Это наталкивает на новые прогулки вместе с любимой лошадью, ведь у него всегда было хорошо с верховой ездой.***
Лео полюбился одному парню, смотрящему с особой нежностью на каждый сантиметр кожи, запоминающий каждое сказанное слово. Особенно его счастье и лёгкую улыбку. Но сейчас ослепительные бирюзовые глаза как-то отрешённо смотрели на обеспокоенных ребят, а Хайне перебирал волосы, вглядываясь в пышные оборки рукавов и обработанные глубокие раны.Огненные глаза светятся искренними чувствами, мириадами огоньков на радужке, и отпечатываются там навечно.
Все вместе они сидят на краю невысоких обрывов, покрытых бархатом вереска — он приятно пахнет мёдом и смешивается с ещё тёплым запахом, исходящим от свежевыпеченных, хрустящих булочек. Апельсиновые пятна ложатся на бледную кожу, на слегка приоткрытые от пышных оборок костяшки, острые плечи и чистую, безразмерную кофту Хайне. Сегодня солнце правда было великолепно — оно создавало захватывающий закат, наполненный клубящимися лиловыми облаками вдали и медными всполохами красок на полотне неба. Притянув колени к себе, Лео шепчет, нарушив затянувшееся молчание: — Вам понравилось? — его голос заметно дрожит от слабости и, услышав, Хайне отламывает половину нетронутой булочки и протягивает руку, поправляя очки. Лео не сумел отказаться, жадно кусая хрустящую булку и облегчённо выдыхает — как, оказывается, не хватало. Все энергично кивают головой, отламывая новый кусочки и смотря на лёгкие перистые облака, тянущиеся длинной полосой по багровому закату. Вечереет. Внизу, под невысоким обрывом находится озеро, покрытое нежно-розовой плёнкой лепестков с массивного дерева неподалёку. Лео вдыхает витающий запах мёда с хлебом и, отряхнувшись от налипшей земли, говорит: — Пойдёмте вон туда! — с каким-то облегчением, будто бы несколько часов ранее не происходило ничего за рамки выходящего. Восторженные голоса проносятся мимо, перебиваясь топотом стареньких ботинок. Многолетнее дерево захватывает внимание каждого, сидящего посреди высоко вереска. Сплетённые лозы свисают крупными грудами фиолетовых бусин и приветливо сверкают белёсыми сердцевинами. Дерево казалось поистине величественным, а яркий закат вдали с уходящим за горизонт солнцем — впечатляюще. Как и всегда, небеса — что-то удивительное. Лео покрывается хаотичными пятнами румянца, когда подходящий мальчик спрашивает об этом дереве, а сзади слышится более глубокий, чем юношеский голос и: — Это Вистерия или Глициния. Представляет собой многолетнее растение, достигающее в высоту пятнадцать метров, с поникающими ветвями-лианами и голыми, реже опушенными побегами. Живёт довольно-таки долго, сто пятьдесят лет примерно и это удивляет. Леонхарду нравится узнавать что-то новое, он испытывает бескрайнюю радость к прогулкам, к верховой езде на любимой лошади. Испытывает. Но то «новое» не закрепляется в голове — исчезает фантомными видениями, громко ударяясь по его личным мечтам, любви и нежности, затаённой для чужих глаз.Чужих. А найдётся кто свой?
Крупные капли спускаются на раскалённую землю долгожданным спасением и они для Леонхарда — слёзы, не похожие на холодные капли дождя. Все прячутся за глицинией, а он неторопливо идёт вперёд, проводит по хрупким цветкам вереска, прилипающим к пальцам. Словно очищение от грязи, обязательный ритуал. Из неподдельного восторга его вырывают тёплые ладони, схватившие за запястье. А через минуты проносятся смоляные подтянутые жеребцы, а на них — королевская стража. Так они сидят в укрытии, пока Лео не нашли возле небольшого дворика у дома друга Хайне. Глубокой ночью он ложится на кровать, укутываясь в пуховом одеяле персиковой расцветки. Лео пробирает леденящий душу холод изнутри, пока он заперт в золотой клетке. Не вздохнуть, не надышаться.***
Завтрак был свежим и не остывшим, когда Лео сумел подняться и спуститься в столовую, хватаясь за голову и ощущая пульсирующую боль. Мягкий кусочек сыра тает во рту и Леонхард мгновенно зажмуривается, наслаждаясь исключительным вкусом продукта. В полной тишине семья трапезничает. Какое-то время в комнате слышится звон посуды и шелест листьев, доносившийся из приоткрытого окна. Вкусная еда никак не может разрушить напряжённых взглядов и подбирающегося шторма. И Леонхард уходит в столовую, ему не привыкать. Сзади слышится стук каблуков и едва различимый скрип половиц. Сзади тенью нависает фигура и Леонхард чувствует, что это его брат Лихт, а в руках у него шоколадное пирожное. Он стоит так несколько секунд, словно раздумывая, а потом падает на стул рядом и улыбается. — Это тебе, Лео, — Лихт жмурится от солнечных лучей, светящих прямо в глаза и ставит на стол фарфоровое блюдце. С Леонхардом Лихта знакомят поздно, скрывая в самых дальних комнатах. И брат чувствует вину, старается сделать хоть какие-то шаги навстречу, но натыкается на непреодолимую скалу, некий барьер. Искренне сожалеет, только вот пойти против прихотей и мнения короля не получится никогда.***
Леонхард дрожит от своей беспомощности, глупости, склоняясь над тетрадями, в которых зачёркнуто всё, написанное им. Гувернёр опять что-то шипит ему под ухо и тычет своим пальцем, обтянутым кожаной чёрной перчаткой. Леонхарду всё ещё пятнадцать, а он чувствует себя одиноким и сломленным на два куска, как бесполезный хлам, ненужная вещица. Он до сих пор скрывает всю свою разраставшуюся боль и не находит нужным раскрыть самую настоящую правду о себе. Лео с грустью вспоминает Хайне — светлого, умного юношу. Невыносимо хочется увидеть и остаться навсегда в его вселенной. Ноги Лео болтаются, а взгляд лазурных глаз устремлён в большое окно, а там, на улице, благоухают кроны раскидистых ветвей деревьев, многочисленные цветы светятся, собирают своими шершавыми листами утреннюю росу. Запоминает свои мечты, запечатлев золотистым витиеватым почерком — не как у него — сверкающим, пока он не растерял всё по крупицам собранное в детстве. Лео любит, бежит навстречу всему и пробивается со слезами на глазах через многое. Любит. Совсем не имеет значения, что под пышными оборками рукавов кожа уже содрана хищной указкой гувернера.Но Лео любит. Правда любит, разочарованный в самом себе.
***
Леонхард незаметно пробирается и бредёт по тому же пути, где бегал четыре года назад — к массивному дереву под названием Вистерия. Лео отбрасывает мокрую чёлку с глаз, ловя влажными губами морозный воздух. Подтягивая к себе колени, он натягивает на себя капюшон и смотрит на бежевые мешочки со всякой едой. Мальчишки с девчонками забегают за дерево, укрываясь от холодного дождя.Снова тучи плачут вместе с ним.
Принц фальшиво улыбается — разучился за тяжёлый год с гувернёром и устал, размазывая все мечты в грязно-жёлтые каракули, некогда светящиеся в глубине его души. Все пришедшие приветливы и его отпускает — улыбка превращается в подобие его прошлой — яркой, заполнявшей светом сердца. — Вы так хорошо одеты. О, даже кофты мои остались, — уже не так холодно и больше не трясёт. — Да, наш старший братик нам помогает и мы теперь учимся, представляешь? Мы рады, что ты помнишь нас, ведь столько времени прошло. Спасибо за угощение. — Конечно я вас помню, а где ваш старший брат? — интересуется Лео, заглядывая прямо в изумрудные глаза из-под капюшона. — Он занят и ты его вряд ли встретишь, — прошептала девушка, низко склонив голову. — Пожалуй, пойду, — Леонхард вздыхает, так и не узнав никакой информации.***
По дороге он думает о многом: в основном о своей жизни и вспоминает момент, когда он говорил Хайне, да и всем сидящим: «Место есть для любого, просто нужно его найти. А чтобы найти, нужно постоянно искать и не сдаваться, когда за твоей спиной уже много проделанной работы.» Картинка растворяется от столкновения с кем-то. Кипа бумаг разлетается в разные стороны, мараясь о последождевую грязь.Глаза Хайне — огненный поток с каймой из золотистой пыльцы, смотрящие на Лео в немом удивлении.
Леонхард засматривается в глаза, прикусив губу и шепчет: «извините». Ладонь «незнакомца» тянется к лицу, опускаясь на щёку. Принц изумлённо глядит на рыжие пряди, вобравшие в себя солнечное тепло. — Виктор? — едва различимо говорит тот, убирая с щеки горячую ладонь.И сразу как-то неуютно и холодно…
— Н-нет. Извините, я пойду. А внутри отчаянно бьётся: «Хайне» и совсем не хочет отпускать, надышаться забытьем.***
Каждый последующий год Леонхард переступает нехотя, с тоской глядя назад: там виднеется безграничное счастье мальчика и любовь старших братьев; отец, круживший на руках, излюбленные игрушки и несбыточные мечты. На двадцать восьмое февраля — в его день рождение — устроили небольшой бал в несколько тысяч приглашённых. И в их кипе списков входил новый наставник для Леонхарда. Где-то там, в просторной комнате, где зашторены окна и через них едва попадает свет, переливаясь красками дня, играет красивая мелодия скрипки. На столике из красного дерева расположилась небольшая тарелочка с пирожным с крупной, сочной клубникой и бордовой вишней, утонувшей в шоколадном креме. В коридоре слышен звонкий смех и топот. Лёгкий аромат парфюма витает по коридорам, оставляя после себя сладкое послевкусие, когда полной грудью вдыхаешь запах морозной свежести и арбуза. В Большом зале давно никого нет, тягучая тишина заполняет почти весь дом, только там — где играет чудесная мелодия скрипки, слышны голоса на этаж выше в шикарных убранствах. Леонхарду это совсем не нужно, он уходит, задувая последнюю свечу на медном канделябре и идёт, изредка спотыкаясь. А перед собой — тьма и пустота. Пустота. Давно уже как Леонхард не чувствовал прилива сил и, какого-никакого настроения, бушующего в разгорячённой крови юноши. Гулкая пустота и свист ветра, своим порывом трепещущий остатки красочного внутреннего мира. В мыслях просит хоть кого-нибудь помочь, смотря словно кукольным, бесчувственными глазами в потолок. Никто не отзывается, бросая на принца будто брезгливые и недовольные взгляды. Лео ловит их на себе каждый день, старается не замечать всего негатива, творившегося вокруг — окрепшего и муторного, что однажды он попытался броситься на мост, дабы стереть все взгляды в своей памяти и послушно забыть, всё ближе уплывая ко дну, окунаясь в финиш всего вокруг происходящего. Но чья-то тёплая рука останавливает, крепкие руки обхватывают его, перенося на безопасную половину моста. Леонхард вмиг чувствует родной, подзабытый запах медового вереска и дождя. — Виктор, ты? — знакомый незнакомец спрашивает, поглаживая тонкую руку юноши. — Н-да, — он запинается, прикусывая губу и думая о своём неправильном поступке. Так не должно быть с самого начала и не должно продолжаться. Мужчина вздохнул, выдыхая тёплый пар и, подхватив Лео на руки, понёс в одно из ближайших заведений. Он ставит того на ноги и они садятся за столик, Леонхард слушается и не старается отнекиваться, сопротивляться — ему это нравится. Тепло вместе с детской, искренней — как умеют лишь дети, радостью, давно отцветшее, закрутило своими шестерёнками. Лео трогает свои золотистые волосы на ярко светящем солнце с лазурными кончиками и спрашивает мучивший его вопрос: — Зачем вы помогли мне и… почему я вас не помню? — Лео теряется, только сейчас понимая, в какую кашу вляпывается. — Меня зовут Хайне. Давай на ты, как и всегда, — принц только коротко кивает, с лёгким хрустом откусывая от пирога, — На то были большие причины. Ведь ты меня спас, летя под пулю стражников. Лео не знал, что связывало этого человека с отцом, но, должно быть, обязательно следует посетить архив и напрямую спросить у Виктора об этом человеке. Его губы тронула улыбка, когда Хайне посмеялся: — Сколько у тебя сыновей-то? Наверняка трое, сколько и хотел? Леонхард махает рукой в белой перчатке и показывает пальцами цифру четыре, дальше хватаясь за ручку синей чашечки из принесённого сервиза. — Как их зовут? — поинтересовался Хайне. — Айнц, Бруно, Кай, Лихт и дочка Адель.***
Минута за минутой складываются в неподдельную вечность, обмазанной сладким мёдом теплоты и пахнущего свежестью уюта с трескающимися в камине поленьями. Там нет резких взглядов, наполненных ядом. В этом месте тихо играет радио с давней, всеми любимой мелодией. В этом нет ничего пёстрого и вычурного, лишь шелест пыльной книги, запрятавшей в свои старые страницы засушенные цветы. Костёр горячий и яркий — он искрится красками вечернего заката, разрешая ночной мгле занять место. Леонхард мечтает, лёжа на изумрудного цвета траве и вглядывается во множество звёзд, тускло горящих вдали. Наступает приятная ночная прохлада и окутывает двоих юношей, смотрящих на бесконечный небосвод, испещрённый блестящими звёздами — серебристые крапинки на сапфировом холсте художника. Лео уходит с головой в неописуемые словами чувства: эта смесь обычного, но такого необыкновенного с кем-то вместе — с тем, кто ценит прошедшие минуты жизни. Юноша незаметно пододвигается к Хайне. Для него Хайне становится нечто большим, чем просто товарищем — теперь он самый настоящий друг, каких в жизни юного принца не существует. С ним все детские мечты пускают новые корни в чернеющую душу, хочется жить, а не проживать жизнь в пустую.Жить, а не существовать среди счастливых — не таких.
Хайне улыбается уголком губ, смотрит точно в душу, и целует светлую макушку. Словно тысячи искрящихся бабочек взлетают, хранящиеся много лет в плотном коконе страха, неуверенности в себе и прочих чувствах, засевших надолго в Леонхарде ещё с самого небольшого возраста.Лео любит. По-настоящему любит. Теперь уже точно.
***
Нарядные дамы шелестят подолами своих платьев, приветливо улыбаются и поправляют свои объёмные причёски. Господа гордо шествуют в дорогих бархатных костюмах, сверкая своим самолюбием. Лео на всё это только морщится — не так он представлял своё восемнадцатилетие в свои давние десять. Он поднимается по широкой кремовой лестнице, придерживаясь исхудавшей рукой и идёт в покои. Поздней ночью, когда ещё бал всё продолжается, слышится тихий стук в дверь и скрип досок. А дальше приятный, совсем-совсем знакомый Леонхарду голос: — Я, Хайне Витгенштейн, приехал для вашего обучения, принц. Лео судорожно вздрагивает. Перед ним стоит на одном колене его давний друг, которого он не видел продолжительное время. Счастливая улыбка озарила лица обоих, говоря всё за себя. — Принц… Лео, — выдыхает Хайне, дотрагивается кончиками пальцев до его лица, слегка оглаживая острые скулы. — Так ты знал как меня зовут? — Всегда. Тонкие пальцы одной руки аккуратно держали запястье Лео, притягивая ближе к себе, другая же поглаживала бледную щёку. У юноши безумно блестят глаза и смотрит он неверяще на влажные губы его будущего репетитора, настоящей любви, переплетённой с судьбой Хайне ещё с самого начала. — Так нельзя, ваше высочество, — выдыхает Хайне, опаляя горячим дыханием кожу. — Я знаю и сам, но разве можно столько ждать? Чёртовы шесть лет прошли в нашей недосказанности и смущении прямо пропорционально удовольствию, проведённому вместе. Понимаешь? — Лео хватается за рукава мантии и притягивает к себе, неумело сминая губами губы его единственного, самого правильного солнца в мире. Леонхард то притягивает ближе к себе разгорячённое тело, то взъерошивает рыжие волосы, оттягивая пряди назад. Хайне целует жадно, испивая с мягких губ приятную сладость с примесью освежающей мяты, оставляя между ним и Лео расстояния всего ничего. — На сейчас этого достаточно, Лео… Я… — выдыхает тот через сжатые зубы, отступив на один шаг. Леонхард счастливо улыбается и притягивает для уютных, до боли знакомых объятий. — Хватит… — мазнув по щеке пушистой чёлкой, он довольно жмурится. — Но не хватит для будущего, верно?За ответ ему приходится слабый тычок в ребро и довольные огненные глаза и своя широкая улыбка и объятия и ликование в мыслях о счастье и…
На сердце лед разбит тобой, Исчезла боль и тишина. Я снова стал самим собой, И от любви поет душа. Мне хочется тебя любить, Не выпуская рук твоих. И губ касаясь, хоть на миг, Только тобою жить…
— 1 —