A Terrible Hope

      Когда Кейт поднимает трубку и видит, что это Касл, в ней появляется сумасшедшая надежда, что теперь каждый его звонок будет неожиданным. Надежда на то, в чем она даже не уверена. Просто надежда. Что это не изменится, если они будут вместе. Что он будет звонить ей на работу просто так, чтобы перекинуться парой веселых фраз, а позже они встретятся с ним дома, неважно у кого, они будут одни, и слова будут лишними. Это действительно может быть так просто.       Все меняется за секунду. Кадры, на которых грабители банка берут всех в заложники, звук курка пистолета, взводимого у его головы, напоминают ей, что надежда хрупка и может быть разрушена в одно мгновение и теперь все, на чем она может сосредоточиться — это уверенность, что этот момент еще не настал. Она вытащит его, потому что другой вариант невозможен.       Впервые она должна вести переговоры, притворяясь кем-то другим, как если бы она собиралась играть роль, не выучив текст. Кейт должна притвориться тем, кто не выражает беспокойство, кто не выдаст ужасное несоответствие, которое она чувствует, пытаясь сделать работу, абсолютно ей не свойственную. У нее нет опыта в переговорах по освобождению заложников, но, черт возьми, ей нельзя провалиться. Надежда не имеет к этому никакого отношения.       У Кейт возникла идея войти под видом парамедика, и это лучшее, что она чувствовала с тех пор, как ее связь с Каслом прервалась. Где-то в ее голове, в маленьком уголке ее сознания, где логика отступала, она знала, что это очень рискованно, ведь ее можно узнать по голосу. Но удача была на ее стороне.       Она — единственная, кто имеет право туда войти. Единственная, кому необходимо туда войти, чтобы увидеть его. Убедиться, что он все еще там, что смысл ее жизни все еще существует. Доказать, что надежда не исчезла.       Кейт видит Касла через вестибюль и это физически больно оставаться на месте. Ее тело напряглось, остановилось, словно невидимый канат не дает ей приблизиться к нему. Она просто хочет обнять его, уткнуться лицом в его грудь, слушать, как бьется его сердце, и притвориться, что все закончилось.       Но ничего не закончилось, и она не может даже задержать взгляд на нем, иначе ее лицо все выдаст, ну почему, почему она снова не с ним? Потому что держать его в руках, любить его по-настоящему — это то, что она могла бы иметь, если бы только захотела, и теперь она не могла вспомнить, почему не сделала этого, когда у нее был шанс.       Когда бомба взорвалась, она почти вспомнила, почему. Потому что худшее может произойти, подобно взрыву в самом основании вашего существования, а затем все, что осталось от вас или вашей жизни, все, что вы когда-то знали, — лишь пыль в ваших руках. Потому что она слышит взрыв и внутри появляется пустота. Она поглощает ее целиком и Кейт ощущает, что тонет, даже когда поднимается и выходит, двигаясь внутрь здания, пытаясь сохранить надежду, зная при этом, что будет только хуже, если она ничего не найдет.       А затем он зовет ее. Когда Кейт видит его, в безопасности, в порядке, живым, сидящим в хранилище, ее взгляд замирает и все, что она видит — это он. Она все еще не может дотянуться до него — ее рука на его воротнике, когда она хочет забраться на его колени, но вся любовь, которую она обычно тщательно скрывает, отражается в ее улыбке и сияющих глазах. И он ее раскусил, она уверена, потому что это отражено на его лице.       А потом Марта что-то говорит, и ее взгляд проясняется, но это нормально, потому что страх и отчаяние последних часов исчезли, сменились в одно мгновение, как только она улыбнулась, глядя ему в глаза. На смену безрассудной радости и облегчению пришла надежда, что, возможно, все ее сомнения и неуверенность были уничтожены взрывом. Надежда на то, что это действительно может быть так же просто, как тот факт, что она любит его.       Кейт искренне верит, что она в порядке. Им звонили ребята, парня арестовали, все кончено. Дело закрыто, они победили. Она позволяет Каслу отвезти ее в свой лофт. Они ужинают с Мартой, которая так крепко обнимает и заставляет ее смеяться, и Алексис, с которой, она надеялась, они оставили прошлое позади. Впервые она позволяет себе не только представить, но и почувствовать себя частью их семьи.       И Касл, будучи самим собой, таким простым и забавным, шутит о том, сколько раз он спасал ее жизнь. Кейт полагает, что он считает только те разы, когда избавлял ее от физической опасности. В противном случае, он ошибся в подсчетах. Он даже не догадывается о том, что он сделал для нее после смерти ее матери, и с тех пор… что ж, это самое большое спасение из всех. Кейт больше не может даже представить, какой бы была ее жизнь, если бы она не явилась на его вечеринку в ту ночь.       Несмотря на все протесты, Кейт вовсе не против, что он прибавляет случаи спасения для своего рекорда, чтобы выйти вперед и одержать победу. В конце концов, она все равно в выигрыше. Совсем скоро она признается ему, и после сегодняшнего дня, этот момент наступит гораздо раньше, чем она думала.       Поэтому она здесь, с его семьей, с Риком. Сидит рядом с ним за ужином, а позже на диване, где позволяет себе коснуться коленом его бедра, и легко пробежаться пальцами по его запястью, рассказывая очередную историю. Дразнит и флиртует, выпивает слишком много вина и вызывает такси домой.       На самом деле Кейт чувствует себя потрясающе. Испытывает облегчение и некоторое возбуждение, будучи почти уверенной и надеясь, что все не так уж сложно, как она себе представляла, что просто любить его действительно будет достаточно. Может, она ничего не испортит.       Кейт в порядке. Она приезжает домой, принимает душ, и ложится спать. И все великолепно, но ровно до тех пор, пока она не просыпается, громко крича.       Ее разбудил собственный крик, и требуется всего секунда, чтобы понять, что именно она источник этого ужасного, резкого шума. Кейт задыхается от следующего крика, горло сжимается, сердце бьется так сильно, что отзывается болью в кончиках пальцев, а пот струится, приклеивая волосы к спине и щекам.       Ее глаза распахнуты в темноте, но она все еще видит картинки своего ужасного сна. Все еще чувствует пыль от взрыва в глазах, осадок в горле. Снова и снова зовет Касла, но слышит в ответ тишину. Ужасное видение, которое она не в силах выбросить из головы, стоит перед глазами — тела заложников в том хранилище, все они мертвы, их окровавленные тела изуродованы и разбросаны.       Кроме Касла. Он сидит на полу, прислонившись к стене. Во сне она подходит к нему, протягивая руку, а сердце наполняется ужасной надеждой, что он единственный уцелел. Но едва она касается лацкана его пиджака, его голова откидывается и она видит его взгляд, направленный мимо нее. Широкий, пустой и мертвый.       Кейт едва сдерживает еще один крик. Прежде чем она это осознает, она берет телефон. Не включая свет, по памяти набирает знакомый номер и старается не думать, что она делает.       — Кейт? Ты в порядке? — его низкий и грубый голос в трубке звучит сонно и обеспокоенно. В темноте комнаты это кажется громким и интимным одновременно, и она отчаянно хочет оказаться рядом с ним.       — Кейт? — должно быть, она слишком долго молчала, потому что теперь его голос звучит на грани отчаяния. — Скажи что-нибудь, Кейт.       — Касл, я… — она не может произнести ни слова. Их слишком много, готовых вырваться одновременно.       Она хочет рассказать ему о сне, но не хочет обременять его, пугая работой своего испорченного подсознания.       Она хочет, наконец, признаться, что любит его, но не знает, готова ли нуждаться в нем, готова ли потерять его. Она была почти уничтожена сегодня.       Но больше всего Кейт отчаянно желает, чтобы он приехал к ней, забрался в ее постель и прижал к себе, убеждая, что он вовсе не умер. Крепко держал в руках, чтобы она не разлетелась на кусочки. Но слова застряли в горле, сдерживаемые страхом и уставшей надеждой.       — Я уже еду, — он почему-то все равно слышал ее. Ей слышно, как он двигается, какие-то звуки на заднем плане. Его голос слегка приглушен, как будто он натягивает рубашку на голову, а затем возвращается. — Кейт, ничего не делай, хорошо? Я уже еду.       — Хорошо, — ее силы на исходе, голос не похож на себя. Слезы душат ее. Ей следует сказать, чтобы он не приходил. С ней не случилось ничего плохого, кроме всего, что есть. Кейт пытается плакать незаметно, чтобы он не слышал.       Но видимо не получается, потому что он все еще произносит ее имя по телефону. Или время бежит так быстро, или он, потому что он уже вышел наружу. Кейт слышит шумную улицу и как хлопает дверь автомобиля. Она концентрируется на дыхании.       — Кейт, мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, хорошо? — в голосе Касла слышится безумие, совершенно не похоже на то уверенное спокойствие, которое он показал сегодня в банке. — Я почти здесь, просто поговори со мной, пока я не приеду.       — Нет, — едва слышно произносит она сквозь слезы. Кейт чувствует себя ужасно, отказываясь говорить с ним, но не в силах больше держаться. — Я никуда не собираюсь, я просто… — и тихий всхлип мешает ей продолжить. — Скоро увидимся. Она бросает телефон рядом с собой и переворачивается, утыкаясь лицом в подушку, больше не сдерживая безумные рыдания.       Телефон звонит, не переставая, но она не может поднять трубку, не может позволить Каслу услышать себя такой. Глубина собственного горя пугает ее.       Горя и страха за то, что могло произойти, за то, что она могла потерять. За ту надежду, что так ярко сияла сегодня вечером, а теперь разбита на мелкие кусочки и она плачет, пока ее голова не начинает болеть, ее горло першит и судорога сводит живот.       Какая-то часть ее знает, что она сошла с ума, она не может ясно думать. Очевидно, что ночной кошмар спутал все мысли, но ей приходит в голову, что сегодня это было предупреждение, напоминание. Кейт знает, каково это потерять кого-то незаменимого, и Бог, или вселенная, или судьба напоминает ей, что она не вынесет этого снова, что она не справилась с этим и в первый раз.       Ей не следует верить, и не стоит надеяться, что с Каслом у нее может быть что-то большее, чем сейчас. Когда-то давно, так давно, что едва ли она сейчас может вспомнить, когда именно, у нее было правило не влюбляться в Касла, и стоило ему последовать.       Теперь, без тени сомнения, Кейт знает, что она не может потерять его. И сейчас, в этой темноте, остатки ее кошмара крутятся в голове, превращая веру, любовь и надежду в те вещи, которых стоит опасаться, и она боится, что это может означать, что она никогда не сможет быть с ним.       Кейт свернулась под двумя одеялами на диване, пытаясь согреться, везде горит свет. Немного успокоившись, она ждет, когда он придет и слышит стук в дверь. Она встает и в следующее мгновение дверь уже распахнута, и она видит его, взъерошенного с поднятым вверх кулаком и немного диким взглядом.       — Мне жаль, — вырывается у нее прежде, чем он может что-то сказать. — Мне не следовало звонить, ничего не случилось… — ей нужно замолчать. Касл явно примчался прямо из постели, в измятых джинсах и футболке, подобранной прямо с пола, толстовка застегнута наполовину, а волосы в полном беспорядке. Он бледен от беспокойства и тяжело дышит, должно быть, бежал по лестнице. И он еще никогда не выглядел более чудесным, живым. Слезы облегчения не дают ей произнести ни слова.       Кейт отворачивается, прикрывая рот рукой, пока Касл заходит внутрь, закрывая за собой дверь на замок.       — Кейт? — волнение отступает, ведь одному Богу известно, что он боялся здесь увидеть. Его рука, тяжелая и теплая, касается ее плеча, разворачивая ее к себе. И когда он видит ее лицо, его собственное немного смягчается. — О, боже, Кейт…       Он прижимает ее к себе, окутывая теплом и чувством безопасности.        — Тебе не следовало уходить. Я должен был настоять, чтобы ты осталась в комнате для гостей.       — Это бы ничего не изменило, — пробормотала она. Ночной кошмар все еще не отпускает, не давая расслабиться в его объятьях, как ей хотелось бы. Она просто не может позволить себе надеяться, что все будет в порядке.       — Почему нет? — Касл отступает на шаг. Его глаза пробегаются по ее лицу, пытаясь прочитать ее, понять, и ей становится неуютно, ведь это удается ему лучше, чем он думает. Кейт заставляет себя убрать руки, и холодный воздух окутывает ее.       — У меня был кошмар, — она заправляет прядь волос за ухо и опускает глаза. Она видит, как дергается его рука, будто он останавливает себя, чтобы не дотянуться до нее снова.       — Кошмар? — в его голосе звучит вопрос, но он не пытается к ней подойти.       — Да, — она вздыхает, — это было так ужасно. Я позвонила тебе… Сразу после… Прости…       — Кейт, нет, не извиняйся, — он напряжен и краток. — Настолько ужасно?       И снова перед ее глазами эта комната, похожая на гробницу, где раскинуты искалеченные и окровавленные тела. Кроме Касла, нетронутого, идеального и мертвого. Ее желудок сжимается. Она судорожно вдыхает воздух, видимо слишком громко, потому что краем глаза замечает, как Касл приближается на шаг.       — Взрыв… Все были мертвы, — Кейт поднимает глаза и моргает от несдерживаемых слез. — Ты был мертв!       Касл стоит неподвижно, боясь напугать ее, но в его глазах понимание и нежность, и то, что она не может назвать иначе, чем любовь.       — Я не умер, Кейт.       — Я знаю, — она снова вздыхает, пытаясь выровнять голос, — но ты мог.       Касл делает шаг вперед, и она поднимает руку, чтобы остановить его, внутри нее что-то щелкает, и все слова вырываются наружу.       — Я думала, что ты погиб. Не во сне, я на самом деле думала, что ты погиб сегодня. Я слышала взрыв и… — Кейт прижимает руки к лицу, пытаясь сдержать слезы. — Я думала, если… Я знаю, если… — она уже открыто плачет, задыхаясь от слов, — если ты… если ты… осколки меня будут настолько малы, что никогда не сложатся вместе.       Касл бросается к ней, нарушая все границы, игнорирует ее поднятые руки, обнимает, кладя одну руку ей на талию, а второй прижимая ее голову к своему плечу. Он надежный и теплый, родной и живой. Все по-прежнему кажется плохим и мрачным, но сквозь пелену сна виднеется маленький огонек облегчения.       — Не думаю, что смогу это пережить, — она плачет, уткнувшись ему в шею, прижав руки к груди, ее тело противоречит словам.       — Ты сможешь, Кейт, ты сможешь, — он гладит ее волосы, прижимая ее как можно ближе к себе, открывая все неприступные ворота на пути к ее сердцу, словно ему не нужен ключ. Никогда не был нужен.       Он уже в ее сердце.       Что-то медленно разворачивается у нее внутри…       Нет, но все же это сон.       Кейт обнимает его еще крепче, обхватывая руками спину, ладони сжимают его рубашку, безнадежность кошмара все еще не отступает.       — Ты не знаешь, как это было… — но она вдруг вспоминает, и голос просто замолкает.       — Вообще-то знаю, — дыхание Касла обжигает ее щеку, его голос звучит у нее в ушах, и он должен быть сердит из-за ее необдуманности, но вместо этого наполнен любовью и отчаянной надеждой.       — Я точно знаю. Но ты жива и я жив, — он отстраняется, глядя ей в глаза, его же открыты и наполнены чем-то похожим на радость. — Я выжил сегодня, — он нежно проводит кончиками пальцев по ее щекам, стирая слезы. — Решайся быть со мной, Кейт.       Решайся.       Кейт поражена осознанием очевидного.       Она уже боится.       Ее отсутствие рядом с ним не спасло от боли. И даже тот факт, что Касл в ее объятиях, живой, не спасает ее от боли. Слишком поздно. Она уже любит его.       Она любит его.       Она любит его, и он мог умереть сегодня, а она напрасно тратит время.       Может быть, не стоит. Может, это нормально — иногда нарушать правила, даже свои собственные. Иногда единственное значение или причина самого лучшего и самого худшего — это принятие решений, и это ужасная ответственность, но в то же время самая замечательная вещь в мире.       Решиться.       Что-то открывается в ней, раз за разом становясь все ярче. Оно светится сквозь туман, пробираясь сквозь пелену страха.       Кейт поднимается на цыпочки, касаясь губами его уха.       Она может решиться быть счастливой.       Она может сделать этот выбор, даже зная о том, что можно лишиться этого в одно мгновение. Ответ прост. Это будет тяжело, и она должна будет напоминать себе об этом каждый день. Двигаясь к вере и надежде, любить его, словно все время в мире принадлежит только им, зная, что это может быть их последний день. Худшее может произойти. А может, и нет.       Ее сердце громко стучит, и пальцы дрожат на его шее. Ее щека все еще мокрая, и она вздыхает с надеждой.       — Касл, — ее голос дрожит, но внезапная вспышка озаряет ее сознание, что все в порядке. Бояться — это нормально, если вы все равно это делаете. — Помоги мне, — она делает еще один вздох. — Помоги мне быть с тобой.       Касл издает глубокий стон, прижимая ее к себе невозможно крепко. Его рот находит ее, его губы и ее язык, и он целует ее с отчаянной радостью. Кейт целует его, пряча ладони в его волосах, его руки поднимаются по ее спине, касаясь кожи, и она задается вопросом, почему она ждала так долго.       Она может сделать это, потому что жизнь без него вовсе не выбор.       И когда их губы встречаются снова и снова, когда он приподнимает ее за бедра и ее ноги обхватывают его талию, когда они добираются до постели, и он быстро и горячо шепчет ей на ухо слова любви, Кейт знает, что она может сделать это, она решает сделать это. Она любит его, и он любит ее. Это не просто и никогда не будет легко, но она может это сделать.       Она может жить с этой ужасной надеждой на счастье.