Договор

Едва дверь закрылась за Реддлом, Гарри откинул одеяло и выскочил из кровати. Он пару раз метнулся от стены к стене, пересекая огромную комнату в несколько шагов, словно летя по воздуху. Всего этого просто не могло произойти с ним! Очень неосторожно потерев палец с кольцом, он легонько подергал его, словно проверяя, действительно ли оно вросло в кожу так, как положено, а убедившись в этом, яростно замотал головой, отрицая неопровержимый результат. Том не мог сделать с ним этого, только не после всего, что между ними было. Только не после всех их злоключений, не после взаимопомощи, не после любви, черт возьми! Гарри не мог поверить, что Том, тот самый Том, который учил его магии, который был с ним, разделял практически все тяжелые моменты последних месяцев, мог сделать такое с ним. - Нет… Нет, я не буду младшим… - Гарри подавился словами, понимая их неискренность. Будет или нет, это уже не вопрос, это свершившийся факт, неопровержимая константа, которую бесполезно отрицать. Глухо зарычав, Поттер сжал кулаки до боли от врезавшихся в ладони ногтей. Его Том сделал это с ним… Не в силах оставаться на одном месте, Гарри пересек комнату еще пару раз, проходя в ванную, чтобы смыть с себя отвратительные следы всего произошедшего. Начав интенсивно тереть свои окровавленные руки, он не удержался и пару раз стукнул по раковине, случайно приложив к движениям немного магии и расколов фаянсовую белоснежную гладь. Тончайшие трещины сложились в раздражающую как и все в этом доме аккуратную паутину. - Черт! – ругнулся Гарри глядя на результат своих движений. – Черт! – очередной удар стер паутину, просто сбив кусок материала. Отколотая часть медленно проскользила по раковине к сливному отверстию с мерзким скрипом. – Черт бы тебя, Реддл! Черт! – Поттер поднял взгляд на свое отражение, чье лицо, покрытое нездоровым лихорадочным румянцем, смотрело на него безумными глазами. Парень обхватил себя за плечи, сдерживая разрушительные действия и зарычал, желая разнести все вокруг, а лучше пойти, найти Тома и отходить его чем-нибудь вроде этой недостаточно прочной раковины. Шумно дыша, Гарри наклонился, умывая лицо ледяной, оказывается, водой. Пальцы уже онемели, но парень даже не замечал этого до сих пор. Вздрогнув, Поттер вытащил руки из-под струи - все это было просто нездорово. Сложив ладони на ребрах, Гарри пытался их отогреть собственными плечами, опустившись на пол в сгорбленной позе. Хорошее, спокойное состояние, добрые отношения — как это все могло закончиться вот так? Гарри не хотел, чтобы все заканчивалось. И дело было даже не столько в печальном орнаменте этого финала, сколько в самом факте его наступления. Он не мог не задаваться вопросом, можно ли как-то исправить это, не желая терять. - Том… - отползая к стене, не обращая внимания на ледяной пол, Гарри откинул голову, легонько стукаясь о камень, возможно, слишком резко для безболезненного жеста. Обручение можно отменить. Эта мысль не давала покоя. Возможно, все еще не потеряно? Возможно, Том исправит это? Желание встать, идти и договариваться об этом, о перемирии, любой ценой, жгло Гарри, не давая сидеть спокойно. Если кто-то и может как-то обратить это, то Том. Черт возьми, его Том может даже обратить время вспять, наверняка. Поттер усмехнулся своим диким мыслям. Правая рука обхватила горло, растирая и массируя. Внутри что-то першило и побаливало после воплей, счастье, что Гарри и вовсе не сорвал связки этими криками. С каждой секундой он убеждался, что ему определенно стоит пойти к Тому. Попросить, просто попросить вернуть все, исправить это каким-то образом. Но вопрос «что сказать?» мучил его, вынуждая бездействовать. Все сводилось к единственной неблагодарной мысли: ему нечего было предложить взамен. Чем больше Гарри думал об этом, тем сильнее было осознание того факта, что он сдал себя с потрохами еще в самом начале, а это – лишь закономерный результат. Он спрятал лицо, опустив голову на предплечья. Очки болезненно вжались в мокрый нос, пережимая капилляры, принося упоительное отвлекающее неудобство. Юноша думал снова и снова, но не мог понять, что ему с этим делать. Все, произошедшее за последние часы, казалось нереальным и оттого еще более ужасным. И выхода не было, стоило признать этот факт. Гарри прикрыл слезящиеся воспаленные глаза, устало ссутулившись, пытаясь сжаться в комок, чтобы унять раздражение и отчаяние, защититься от происходящего, которого было слишком много. Никто и никогда не обижал его прежде так сильно, как Том одним своим действием. Обхватив себя все еще ледяными руками, Гарри выпрямился, ритмично покачиваясь. Внутри все свербело и ломило: от магии или от обиды - не разобрать. Он не мог оставаться неподвижным. Когда Дурсли его пинали, лишали еды и свободы за то, что он не контролировал, оскорбляли его родителей, его самого, когда его не любили, когда над ним насмехались в школе, когда издевались и мучили в Хогвартсе, когда пытались убить, когда предавали – все это было и вполовину не так больно. Жизнь Гарри была очень богата на предательства самых разных людей. Его первая существенная катастрофа, закончившаяся смертью родителей, даже она началась с предательства. Его предавали враги, предавали друзья, предавали едва знакомые люди и даже родственники. Чертов Дамблдор просто бросил его на пятом курсе, и смерть Сириуса была результатом его предательства! Нет, Гарри винил себя больше, чем кого-либо, и все же… Все же… Пожалуй, только Волдеморт никогда не предавал его. Он сразу давал понять, чего хочет: больше пыток, больше смерти, больше страданий для Гарри Поттера. Точка. Не слишком нравственно, не очень оправданно, зато понятно и просто, легко и честно. Том всегда был даже слишком прямолинейным врагом. Гарри вцепился в волосы сведенными пальцами, качая головой, молчаливо спрашивая, за что человек, всегда честный по отношению к нему, предал его после того, как стал ему небезразличен? Как он мог так предать его? Как мог обещать одно, а сделать… Сделать это? И Реддл словно даже не понимал, что именно он сотворил. Словно не понимал, что это предательство - самое мерзкое из возможных. Гарри надолго завис, глядя в никуда сквозь запотевшие стекла очков, различая туманные пятна, определяющие размытые контуры предметов. - Как же ты мог… - выдохнул Гарри, посильнее сжимая пальцы вокруг ноющей тяжелой головы. Пульсация болезненно ощущалась где-то внутри, а внешнее давление лишь чуть-чуть и очень кратковременно облегчало это чувство. Гарри пытался не думать, что Том никогда не обещал ему иного. Думать об этом было истошно болезненно, хуже головной боли, хуже ушибленной руки, хуже проклятого отката от приказов… Том никогда не обещал ему равенства. Нет, пророчество обещало ему равенство, равенство пропагандировал ему его собственный доверчивый разум, его не омраченное излишней хитростью сознание. А Том – нет. Том никогда не обещал ему такой ерунды. Более того, еще несколько месяцев назад он обещал ему прямо противоположное, и Гарри сам согласился, пусть и благодаря его манипуляциям, вступить в этот треклятый неравный союз ради жизни несносного зельевара. Чем же он думал тогда? Это оставалось загадкой даже для него самого. Ведь у него не было в тот момент ни малейшего сомнения, что Реддл отнимет даже малую крупицу свободы, что будет помыкать им, возможно, пытать его развлечения ради по паре раз в день, закинет в подземелья и оставит там как многоразовую игрушку для пыток, полубезумных бесед и редкого выполнения супружеского долга. Он верил в это всем сердцем на тот момент, так почему же он не сходил с ума тогда? Реддл был с ним. Реддл следил, чтобы он был в порядке. Реддл, черт возьми, уложил его в постель полчаса назад, несмотря на его истерику, послушался его, выполнил просьбу, ушел. И вокруг него не темница, не сырая клетка в грязном мокром подземелье, а его комната. Комната, которую Реддл делал для него, которую планировал для него. Комната, которую его Том пытался сделать максимально светлой, максимально подходящей для него, пусть и выбивающейся из колорита этого мрачного дома. Вместо пыток и постоянного страдания, его Том окружил его заботой, которая сбивала с толку. Глаза горели огнем, Гарри уже не мог ничего разобрать, и запотевшие стекла были здесь уже не при чем. Задушенно всхлипнув, Поттер сопротивлялся осознанию того, что Том Реддл его не предавал. Это сделал собственный разум, отказавшийся адекватно реагировать на выданные ему авансом преимущества. Волдеморт же сделал все точно так, как обещал, даже даровав ему сверх положенного настолько много, что Гарри утонул в этом довеске. Мысль об этом отдавалась терпкой виной от собственной жадности, которой он, возможно, испортил, свел на нет все хорошее, что у них возникло, собственноручно. Принятие того факта, что предательства на самом деле не было, заставило Гарри снова съежиться в комок, бессильно закрывая себя руками от бьющей по нервам действительности. От невольной задержки дыхания внутренности сводило спазмами, и Гарри задышал рвано и жадно, компенсируя недостаток кислорода. Боль в голове дошла до той степени силы, с которой даже Поттер уже бежал к мадам Помфри за зельями. Но сейчас он был один. Не было ни мадам Помфри с ее лекарствами, ни Дамблдора с парой утешительных слов. Не было Сириуса с крепкими объятиями, не было Люпина с осторожными и мудрыми попытками успокоить, не было его любимых друзей. У него никого не было, кроме мужчины, которого он сам предал. Того мужчины, который и видеть его не захочет после этого концерта бесчестного, инфантильного, не способного держать свое слово слабака. А Том ведь и так был чем-то расстроен, у него и без Гарри что-то произошло, и теперь, когда пришлось признать отсутствие абсолютно аморального предательства с его стороны, Гарри вынуждено чувствовал свою вину за доставленные проблемы. Это ли не стокгольмский синдром? Но в чем Гарри мог винить его? В том, что его не любят? В том, что не считают равным? В том, что Том, как и любой другой человек, подвержен плохому настроению, усталости, злости? Сквозь все его размышления тянулась прямая нить осознания того, что ему никто ничего не обещал. Том не обязан любить его, не обязан считать и называть равным, не обязан хорошо обращаться с ним. Том обязан только выпустить и освободить Снейпа и спасти Дамблдора, но от этого он и не отказывался. Гарри обещал «вести себя хорошо», и по большому счету после этого концерта Том не обязан Гарри вообще ничего. Ничего. Слово стучало в голове, пока Гарри теребил свои волосы, дергая их, пытаясь вытащить из своего разума это понимание. Том не должен ему ничего. Теперь Том свободен от любых своих обязательств, и если он прямо сейчас отключает свой браслет, защищающий Дамблдора, или расчленяет Снейпа, это только его, Гарри, вина. Если Темный Лорд и относился к нему с некоторым пониманием, возможно даже, сочувствием, то теперь он точно презирает его. Он относится к нему так же, как к любой другой мерзкой помехе… Гарри словно током ударило: он подскочил с места, едва не упав от дрожи в сведенных судорогой ногах. Мириады тончайших игл пронизывали ватные конечности, не давая нормально держаться на ногах. Он вцепился в измученную раковину, удерживаясь в прямом положении на руках и чистом упрямстве. «С любовью и уважением». Вот что сказал этот… этот Реддл. Он сказал, что зовет его идти за собой «с любовью и уважением». Врал, разумеется, он врал. Это очевидно. Терпение – да, возможно, отсутствие тотальной ненависти – может быть, некоторый интерес – с грехом пополам, но возможно даже такое. Но уважение? И уж подавно любовь? Нет, этого Гарри не был готов признать. И стоит начать с того, что Волдеморт не способен на любовь вовсе. Дитя амортенции, узник расколотой души, полумертвый монстр. О какой любви речь? Да и уважать можно разве что равного. А Реддл весьма наглядно показал, где он видел это их напророченное равенство, и в какой гроб заколотит любого, кто об этом упомянет. И этот нечеловек, это чудовище, ОН посмел говорить о любви. Простое соблюдение их треклятого контракта не дает ему никакого права бросаться такими словами! Гарри зарычал на свое собственное безумное отражение, выглядящее сейчас на порядок хуже, чем тот самый монстр в его худшие дни. Как нежно это аморальное чудовище отлепляло его от надгробия после ритуала! И неважно, что он сам стал причиной такого состояния, то, что он делал после, и даже важнее, то, как он это делал, перекрыло все. Как отчаянно этот бездушный монстр стоял перед ним на коленях, едва осознав, что сотворил с его палочкой, как искренне обещал исправить это! Как вдохновенный садист сжимал его в руках, пытаясь успокоить после многочисленных кошмаров, ни слова не сказав об ежедневных побудках среди ночи, о синяках, которые Гарри порой случайно ставил… Гнев Гарри растворился в гробовой тишине затихших мыслей. Может, Том и не чувствовал к нему любви или уважения, но Гарри не смел даже думать о том, что тот не знает, что это такое. Стукнув по крану, он заглушил журчание воды, которое неимоверно било по ушам своим тихим булькающим шипением. Может ли быть, что Том Реддл действительно, по-настоящему, любит и уважает его? Гарри помотал головой. Намокшие от постоянных прикосновений мокрых рук волосы разметались в стороны, замирая неаккуратным ежиком. Может быть, Том и чувствовал это на тот момент, но точно не чувствует сейчас. Даже сама мысль о том, что Реддл позволил себе мысль об уважении, о любви к нему, задевала за живое. Может ли один человек, испытывая к другому любовь, обращаться с ним таким образом? Ответ был, но Гарри он совсем не нравился. Он знал, что может. А особенно это просто, если речь идет про Темного Лорда, который и не умеет-то ничего, кроме как причинять другим боль и страдания, а все его попытки сделать для Гарри хоть что-то хорошее – не более, чем первая проба пера, черновик, который должен писаться еще в детстве, когда причинение боли - это синяк, а «дурак» - смертельное оскорбление. До этого момента Поттер никогда не задумывался, каково Реддлу от того или иного слова, от самого привычного для Гарри действия. При этом юноша мог поклясться в своей уверенности: с ним Том многое делал впервые. Он впервые просил прощения, во всяком случае, искренне, он впервые искренне улыбался, впервые беспокоился, впервые ревновал, впервые спасал. Принятие этого факта для Гарри было сродни удару, ведь он только что собственноручно не просто проигнорировал первое признание в любви Реддла, не просто не ответил взаимностью, но отдал взамен ненависть. Не стоило обманываться, Реддл не был хорошим, не был правильным человеком. Но ведь их отношения были не о доброте и благодетели. И если думать о Томе, как о Темном Лорде, держащем в страхе и ненависти всех вокруг, то его отношение к Гарри было едва ли не преклонением. Гарри действительно хотел, чтобы все было просто. Но когда оно было? Для Темного Лорда все и всегда – вопрос власти, и глупо было бы считать иначе, и верить в его убеждения на фоне того, что любое его слово для Поттера – Империус. Вспомнилась сладкая нега, разливающаяся по телу, и боль от невыполнения приказа, и Гарри вцепился пальцами в край раковины, сжимая до боли в суставах. - Мордредов Реддл! Ненавижу! – выкрикнул он, ощущая гудение магии, слишком слабое и ни во что не вылившееся исключительно из-за его опустевшего резерва. Рев нарастал, причиняя жжение и боль, и Гарри осел на пол, ощущая, как жалкие остатки магии внутри вырывают себе путь из его тела. После всех клятв, которым так хотелось верить, после всех этих заверений, после надежды, он применил на нем Империо. Гарри многое мог понять, но только не попытку сломать собственную волю. Он мог признать игры за власть, мог терпеть боль, но только не так. Это было хуже амортенции, хуже всего, что он когда-либо переживал. Том пытался лишить его воли… Вспышка адреналина уже окончательно затухла, и теперь Гарри молча лег на холодный весьма мокрый от его неосторожных движений камень. Свернувшись калачиком, он вспоминал каждое слово, каждое мгновение этой отвратительной сцены снова и снова, причиняя себе лишь новые страдания, упиваясь каждой проклятой деталью. Он не хотел здесь жить. Он не хотел жить так. Он не хотел позволять Тому сломать себя, как бы то ни было. Перед глазами стоял перепуганный Реддл, его руки, останавливающие, не дающие вредить себе, и испуганное «стой, стой, стой». Гарри не хотел бы вспоминать, и признавать он желал еще меньше, но это не было похоже на воображаемое им желание сломать. Это было просто отчаяние, попытка помешать чему-то ужасному, остановить. Необдуманная, плохая попытка, от которой все стало лишь в разы хуже, но думал ли Реддл о том, что его слова станут приказом? Нет, наверняка, нет. Гарри не думал бы. Разве стал бы тот, кто пытается его сломать, принимать на себя его откат? Позволять себя ранить? Поттер запнулся на полумысли, поднимая голову с твердого пола. Шея, изогнутая под неудобным углом, затекла и теперь ее простреливала острая боль, но Гарри не обратил на это внимания. - О, Мерлин… Мерлин… Черт! – он пытал человека. Почему эта простая мысль не достигла его бесполезного мозга раньше? Он пытал человека, которому обещал любовь. Он признавался ему в чувствах, целовал его, жил с ним под одной крышей, спал с ним, черт возьми! А сегодня он просто поднял палочку и пытал его. – Нет! Нет! Нет! – Поттер закрыл лицо руками, в порыве бессмысленной жестокости сдирая с себя очки, швыряя их куда-то в дальний угол ванны. Стук и отсутствие звона резко напомнили о том, что его Том зачаровал очки так, чтобы они не разбивались, зная, как часто Гарри падает. Не желая, чтобы Гарри поранился. Ужас, который Поттер испытал в этот момент, был несравнимо сильнее всей той ерунды, что коробила его душу последние часы. Он не пытал человека, нет. Человеком была бы Белла… Сегодня он пытал Тома. Он чуть не убил своего Тома. Принять собственное кощунственное действие было невозможно. Это было все равно, что пойти и перебить всех своих знакомых, а потом попытаться осознать все произошедшее наскоком, резко, бросаясь в это с головой. Поттер тихо обессилено взвыл от ужаса, лежа на полу, не замечая ни боли, ни неудобства, лишь думая о том, что он заслужил каждый кусочек этой пытки. Крамольная идея о том, что Том сам виноват, мгновенно растворилась в бессвязной мысленной мольбе о прощении. Он не просто направил палочку на Тома, не просто произнес омерзительное его душе «Круцио», он еще и держал его. Видел, что ему больно, и чувствовал себя отмщенным. Порываясь идти к Реддлу, Гарри поднялся, не разбирая ничего вокруг и еле стоя на ногах. Он бы полз к нему вслепую, если бы считал, что имеет на это право, но таких прав он за собой не видел. Том не должен был прощать его, Том не должен был любить его. Как он мог так спокойно называть Реддла чудовищем, монстром, когда сам он сотворил такое, даже не удосужившись задуматься о том, кого якобы любил? Нет, теперь он отчетливо знал, что это он - ублюдок, не способный на любовь. Он сам себе монстр, сам себе чудовище. Это он смотрел, как страдает человек, который ему дорог. Это он был причиной этого. Это он хладнокровно проклинал того, кто принимал его откат на себя, защищал его прямо в этот момент. Смог бы он сам защитить того, кто проклинает его пыточным? Гарри знал, что нет. Ему бы даже в голову не пришло смягчить откат, если бы все было наоборот. Опустившись на колени, Поттер пополз в ту сторону, где приземлились целые благодаря Тому очки. Он должен был найти их и идти, делать хоть что-то. Бездействие было для него абсолютно невыносимо, и он точно знал, что даже если прощение недосягаемо, он обязан добиваться его хоть всю свою оставшуюся жизнь, выполнять любой приказ Тома, даже без проклятой связи, избавлять его от проблем, а не приносить их. Пальцы не слушались Гарри, и он далеко не сразу понял, что уже нашел очки и ощупывает их. Почти полная потеря чувствительности не то, чтобы обеспокоила, но когда Поттер не смог надеть на себя очки несколько раз подряд, постоянно роняя их, стало очевидно, что что-то не так. Гарри почти не чувствовал пальцев, а на разгоряченной коже лица они ощущались чем-то абсолютно инородным. С трудом напялив на свои глаза очки, Гарри сфокусировал зрение на более менее прояснившейся картинке. Проклиная себя, ненавидя себя, он понимал, что идти в таком состоянии к Реддлу бесполезно. Он не в состоянии позаботиться о нем, не в состоянии позаботиться даже о себе, вымотанный и изможденный, слишком уставший, чтобы сделать что-то полезное, слишком холодный, чтобы просто подойти и обнять, умоляя о прощении. Включив теплую воду, Гарри почувствовал, как она жжется на его коже, заставляя предплечья и плечи покрываться густыми мурашками. Он подставлял руки под струи почти по локоть, пытаясь хоть как-то вернуть себе утраченное человеческое тепло. Гарри снова посмотрел в зеркало на свое побледневшее отражение пустыми глазами, бездумно и без всякого выражения. В голове царила гулкая тишина. Вся злость, все раздражение, вся обида – все выгорело, оставляя лишь ненависть и отвращение к самому себе. Зябкое одиночество слишком светлой ванной, которая всегда была ему по вкусу стараниями Тома, добивало. Все вокруг распевали о том, что он такой сильный, такой благородный, такой героический, весь из себя правильный, а в итоге он лишь оцепенело пялится в зеркало на самого себя, не в силах никак исправить или изменить содеянное. Том ведь был не в себе, он страдал из-за прекращения приема зелий, он был взвинчен и напуган. И эта мука на его лице, этот холод, который он чувствовал, прямо как Гарри сейчас, у этого тоже наверняка были причины, о которых Поттер просто не удосужился задуматься. - Ненавижу тебя, - с ненавистью выдохнул Гарри, глядя на свое отражение. Сейчас было не важно, что он никогда не думал о себе как о герое, чувства вины это ничуть не умаляло. Было ясно, как божий день, что Том был в отчаянии, он просто кричал о помощи, а Гарри так глупо проигнорировал это. Один лишний вопрос, одно лишнее слово могло исправить всю эту мерзость, творящуюся сегодня. Неравный брак был одной из крепчайших разновидностей брачных союзов. Его, как и еще пару версий супружества, можно было укрепить и настроить дополнительными ритуалами… Причиной Реддла могло быть все что угодно, вот только на положении Гарри это по большому счету не сказывалось. К тому же, был и равный ритуал, который тоже имел все эти возможности и преимущества. Они ничем не отличались друг от друга, кроме отношений власти. Как две половины целого: абсолютное равенство, символизирующее любовь, и абсолютное неравенство, отражающее болезненное желание управлять и подчинять. Степень связи, возможности дополнительных ритуалов… Все было абсолютно одинаковым для этих видов союза, но Том выбрал именно этот, унизительный, подчиняющий, лишающий Гарри даже малой свободы. Смешно утверждать, что это не ради власти! Смешно и наивно верить в это! Поттер в нелепой надежде перебрал все свои знания об этих двух ритуалах, надеясь найти еще какое-то отличие, но не было ничего. Единственное, не имеющее значения, отличие – ритуал заключения. Односторонний или двусторонний половой акт, а это не может иметь никакой важности для Темного Лорда… Гарри задумался. Вытерев все такие же оцепеневшие пальцы полотенцем, он промокнул и лицо прямо поверх очков. Оглядевшись, он усмехнулся потопу, который устроил. Гордость Гриффиндора. Поттер едва не плевался от осознания собственной слабости перед лицом первых же существенных проблем. Выйдя из комнаты, он уселся на кровати в своей спальне, все еще зябко ежась. В деталях он воспроизводил реакцию Реддла на прикосновение к его ягодицам и верхней части бедер. Тогда он списал все это на боль, ведь речь шла о лечении ожогов. Но, если подумать, кожа под коленями тоже должна была сильно саднить, а Реддл и бровью не повел. Что вообще могло довести мага до причинения вреда себе самому? Мага, который чтит свое тело как храм, который желает жить вечно? Несносного, безэмоционального, устойчивого психопата? Какие размышления могли заставить его Тома сидеть в кипятке с лицом умирающего и абсолютно отчаявшегося человека? Он точно знал теперь, что Том не хотел ломать его. Он сказал, что это не ради власти, и у Гарри не было причин ему не верить, учитывая, что первым делом после всего, Том эту самую власть ослабил почти до нуля. Он, пускай и с сомнением, но знал, что Том любит и уважает его в меру своих темнолордовских возможностей, а возможно и вне этой меры. Но не мог же Реддл всерьез устроить это просто из-за нежелания проводить двусторонний секс. Это даже звучит как тотальный идиотизм. Но Гарри ли не знать, что с людьми делают порой самые неожиданные страхи… Его храбрый Рон едва не падает в обморок от пауков, практически стальная Гермиона может разреветься из-за несправедливой оценки, а сам добрый он готов свернуть шею тому, кто оскорбит его мать. Ему ли сомневаться в том, что некоторые реакции людей иррациональны и кажутся беспочвенными? Ему ли осуждать Реддла? Вот только верность догадки еще стоило проверить, а вопрос, что же ему делать, это ничуть не снимало. Он все еще чудовище, пытавшее любимого человека. Том все еще человек, решивший быть ему не мужем, но господином. И пусть он виноват в пыточном - во всем остальном все еще виноват именно Реддл. Гарри устало прикрыл глаза. Хотелось бежать, не глядя назад, прочь, из поместья, из этой жизни. Хотелось закрыть глаза и уснуть, но это ему однозначно не светило в ближайшие часы. Хотелось бежать к Тому, умоляя его о прощении, и двинуть ему в челюсть в ту же секунду, когда он его получит. Точно Гарри знал только одно: он явно не хотел продолжать глупо сидеть здесь, ожидая, пока отчаяние, горе и муки совести доведут его до очередного срыва. При одной мысли, что Реддл сейчас проходит через подобное, его потряхивало. - Добби… - эльф появился, мотая ушами и обеспокоенно глядя на мага. - Гарри Поттер, сэр, - пропел он заунывно, склоняясь перед магом. - Я… Я кажется устроил небольшой потоп, - виновато произнес Гарри, махнув в сторону ванной и смущенно глядя на эльфа. – И может… эээ… слегка сломал раковину, но это ерунда, я починю. - Гарри Поттер цел, сэр. Это главное для Добби и для хозяина Реддла, сэр, - Поттер удивленно вскинулся в ответ на последнее утверждение. - С чего ты взял, что ему это важно, Добби… - Он приказал Добби сразу позвать его, если Вы поранитесь, сэр, - Поттер вздрогнул от такого явного напоминания, что Том сегодня вел себя намного чище и благороднее, чем он сам. Мерлин, его мольба, его первый вопрос, едва он очнулся, все это было о Гарри. Поттер задушенно хмыкнул. Мордредов Темный Лорд умел любить, сомневаться в этом было бессмысленной глупостью. - Где он? - В малой гостиной, - Гарри быстро кивнул, направляясь к выходу. Не то, чтобы у него был конкретный план, но он хотел убедиться в двух вещах. Во-первых, в том, что Том действительно не хочет его преклонения. Это было важно скорее его уязвленному самолюбию и остаткам гордости, чем ему самому. Реддл, как Темный Лорд, мог одновременно желать его преклонения и уважать его, одно другому не мешало. Это же Том, в его мотивах сам Мордред ногу сломит. И, во-вторых, что важнее, Гарри было необходимо знать, пришел ли он к правильным выводам о его причинах. - Спасибо, Добби… *** Выйдя в коридор из своих комнат, Гарри на момент остановился, лишенный палочки и чувствующий себя беззащитным. Собственная идея казалось то нелепой, то гениальной, то просто больной. Он встряхнул головой, взъерошивая свои волосы. Что бы там ни было, он узнает все прямо сейчас, он не будет ни бояться, ни уничтожать себя или Тома. Реддл не умеет реагировать нормально, но Гарри – не Темный Лорд. Гарри никогда не считал себя по-настоящему плохим человеком, и он не желал Тому страданий, через которые вынужден был проходить сам. Да, он шел играть, шел проверять свои гипотезы, но что важнее того, он шел мириться. Пройдя по коридору, он замер, проходя мимо малого гостевого зала. Реддл встрепенулся, услышав шаги, и посмотрел прямо на него, напряженно и слегка напугано. По внутренним часам Гарри прошло около двух часов с момента, как он прогнал мужчину, и то, что тот не только не спал, но и не ушел к себе, а сидел в их общей комнате, в кресле, явно слишком запутанный, чтобы что-то делать, говорило о многом. Гарри медленно подошел к сидящему в царственной позе в кресле Тому. Тот выглядел агрессивно, готовый давать отпор любому, кто посягнет на его власть или на него самого, и юный маг только печально склонил голову. Он не хотел сейчас ссориться, не хотел требовать от того чего-то, чего мужчина не желал. - Гарри… Поттер молча опустился на колени перед сидящим Темным Лордом, словно сгибаясь в низком поклоне. Когда он взял край красной мантии, Том неловко дернулся, будто ощущая смущение, и Гарри улыбнулся кончиками губ сам себе. Тому было неловко, что его будущий младший супруг склонился перед ним, сидя на коленях, и в этом молодой волшебник видел иронию. Он опустил голову еще ниже и поцеловал босую ногу. Реддл лишь застыл словно статуя, не шевелясь и не выказывая никаких эмоций, слишком растерянный, чтобы рисковать выдать свою реакцию. Гарри молча касался губами щиколоток и верхней части ступней, пока не почувствовал отзывчивую дрожь, наслаждаясь игрой и новыми ощущениями. Том опустил руку на его голову, слегка потянув за волосы, словно умоляя прекратить. - Ты хотел власти надо мной, Том, - на лице мага застыл немой ужас и абсолютная растерянность, так что на секунду Гарри вышел из роли, чтобы подмигнуть ему, не давая потеряться в этом хаосе окончательно. Снова опускаясь вниз, он оставил еще несколько поцелуев на ногах Тома. Аккуратно взяв правую ногу, он потянул ее на себя, приподнимая. Носом проведя по ступне от пятки до пальцев, он заметил, как Реддл с силой сжимает подлокотники, откидываясь назад и пытаясь сдержать стон. Горячее дыхание сначала опалило, а потом заставило чувствовать холод, и Том, не сдержавшись, пробормотал что-то сквозь зубы и забавно поджал пальцы на ногах. Гарри ласкал ногу пальцами и губами, но больше всего эффекта, похоже, производило дыхание. Том сжимался от ощущений, не делая попытки забрать свою конечность и прекратить это. Оглаживая напряженные мышцы икры, Гарри продолжал играть с пальцами, пока мужчина не расслабился. Перейдя ко второй ноге, Гарри поставил первую под максимальным углом, освобождая себе больше места. Почувствовав, что, несмотря на его манипуляции, ноги Тома мерзнут, юноша стал подниматься выше, целуя колени и внутреннюю сторону бедер. Он знал границы недозволенной зоны. Распахнутая мантия давала полную свободу действий, и нужно было лишь достаточно увлечь Тома, который уже и так забылся от наслаждения. Медленно, словно давая возможность остановить себя, Гарри продвигался вверх, разминая и поглаживая ноги, с удовлетворением замечая, насколько Том возбуждается от его прикосновений. В какой-то момент тот схватил его за волосы, словно желая остановить, но едва Гарри взял его руку в свои, покорно останавливаясь и осыпая ее поцелуями, Том перестал мешать ему. Гарри желал доставить ему удовольствие. Он хотел страстно целовать его, хотел покусывать нежную кожу, впервые доступную ему, но сдерживался. Единственное, что он должен передать Реддлу сейчас – чувство безопасности. Ведь, если тот говорил правду во время ритуала, а сомневаться в этом не приходилось, его ночь выдалась не лучше ночи самого Поттера. Обхватив головку губами, он легонько надавил языком, еще не лаская, а лишь обозначая свое присутствие. Никак не остановленный, он двигал языком, не позволяя себе увлечься, пока его руки растирали замерзшую кожу ног. Соленый, новый для него привкус чуть отвлекал, к тому же Гарри не был уверен в своих действиях. Том застонал, и, сочтя это хорошим знаком, юноша углубил свои движения, делая их более резкими и прилагая больше силы. Удивительно, но даже сейчас, изнывая от наслаждения, Том все еще не двигался, контролируя свое тело по одному ему известным причинам. Отсутствие отдачи немного смущало. Руки Тома лишь иногда появлялись на его голове, перебирая волосы или поглаживая, но ни к чему не принуждая. Было в этом что-то соблазнительное и жуткое одновременно. Было что-то неестественное в том, что Темный Лорд не шевелится, не пытается захватить контроль, и при этом все было намного более личным, чем Гарри представлял себе. Он принял откат за него. Он готов был умереть за него. Он умолял Беллу за него, как когда-то умоляла мать Гарри. Этот идиот заслуживал страданий, но Гарри совсем не хотел их ему причинять. - Я люблю тебя, - тихо выдохнул он, ненадолго оторвавшись, заставив Реддла выпустить прядки его волос из своих пальцев. Он поймал затуманенный взгляд и повторил, вкладывая еще больше чувств, словно желая убедить его. – Я так сильно тебя люблю. Он продолжил свою ласку, сжимая основание члена кольцом пальцев и двигая в такт губам. Когда Том кончил, Гарри сглотнул, довольно легко, к собственному удивлению, подавив неприятные ощущения. Подняв взгляд на мужчину, он понял, что впервые видит его настолько обнаженным. Ошеломленным. Абсолютно беззащитным. Решив доиграть свою роль до конца, он тихо поднялся. Член топорщился в штанах, он не прикоснулся к себе ни разу за все это время. Отступая, он едва уловил тот момент, когда рука Реддла сжалась на его запястье, тот выглядел не довольным, а испуганным. Он потянул его назад, но не к коленям, а на них, и обнял. Гарри помнил, что так он сам обнимал друзей после очередных приключений… Как самое дорогое, что есть в этом мире, и что так страшно потерять, что в пору начинать молиться о благосклонности богов заранее. - Я не хотел тебя обидеть, - Том словно извинялся за эту сцену, а не за ссору и насильственное обручение, и от этого Гарри стало странно. - Все нормально. - Нет. Нет, не нормально, - Реддл шептал ему на ухо, словно не доверяя своему голосу. И судя по тому, что он не давал Гарри повернуться, явно не хотел, чтобы кто-то видел его лицо. – Это же не прощание, да? Скажи мне… - Нет, конечно, нет! – только сейчас до Гарри дошло, насколько он напугал Тома своим необычным поведением. – Отпусти меня. Пожалуйста, - полупридушено попросил Гарри, выкручиваясь. Он не стал смотреть на Реддла, изучать его лицо, зная, насколько мужчина смущается проявлений чувств. Он просто сел на подлокотник, привлекая того в объятия и целуя в макушку. - У меня были и мужчины, и женщины, и магические существа… - тихо произнес Том. – Но это… я не могу. Почему ты был со мной так нежен, Гарри? Сказанное было наполнено таким страданием, что подтвердило домыслы Поттера о причинах Тома лучше любых признаний. И Гарри не знал, что сказать. Молчание затянулось, отдавая неловкостью. - Это естественно, Том. Я пытался сделать тебе приятно, а не причинить боль, - мягко проговорил он в итоге очевидную, на его взгляд, вещь. – Ты же знаешь мои мысли сейчас? – амулет он так и не надел, хотя безусловно мысли об этом его посещали. - Я прав, да? С тобой что-то случилось или… - Ничего. Мне было тринадцать, я попал в Лютный, меня облапали. Было немного больно, но в итоге никто ничего мне не сделал, а я проклял того ублюдка, - отрывочно и очень холодно сообщил Том. – Конечно, после всего, что я делал с тобой, такая причина не кажется уважительной. И конечно, ты прав, это точно не причина требовать от тебя младшего положения в браке… - А нет способа закрепить равный брак без… эмм… обоюдного акта? – Гарри задумался. – Ведь даже в магических браках женщины часто равные... – Том улыбнулся ему, хотя в глазах не было ни грана веселья. - Партнерство можно. Супружество в максимально полной форме – нет, - печально, но уверенно сказал он, уже пытавшийся найти выход и перекопавший всю литературу, которую смог достать. - А нам обязательно выбирать наиболее тесную связь? – Том кивнул. – Ну, подумай ты… Я так не хочу становиться младшим, Том! Чего ради?! - Гарри… Партнерский союз не перенесется на меня, если меня развоплотят, понимаешь? Я воскресну, и мы уже не будем вместе, - он выглядел так, будто это очень важно, но Гарри только фыркнул. - Во-первых, ты же не планируешь быть убитым, да? А во-вторых, можно просто повторить церемонию, тоже мне проблема! – если бы они не захотели повторять, то и в браке бы уже никакого смысла не осталось. Во всяком случае, так размышлял он, не желая, чтобы Том привязывал их сейчас просто с целью лишить себя выбора в будущем. - Ты не понимаешь тонкостей… - печально прошептал Том. - Объясни мне. Прошу, объясни все, как есть, - Гарри не хотел упустить этот момент абсолютной искренности. - Если супружество дополнить рядом ритуалов, связь будет настолько абсолютной, что я смогу вытащить тебя даже с того света. Это как крестраж, твоя душа не уйдет за грань, пока я существую, в любой форме, призраком или живым, с крестражами или нет, - он посмотрел на Гарри, тот не выражал ужаса, и это было уже немало. – Ты можешь создать крестраж, во всяком случае, я буду очень склонять тебя к этому. Так безопаснее. Но все же… - Все же? – подбодрил его Гарри. - Когда-нибудь… Пусть и через тысячу лет при абсолютно маловероятных обстоятельствах, но когда-то может прийти день, когда я воскресну, а ты… - он замолчал, словно ему было слишком тяжело об этом говорить. – Мне нужны гарантии, что если я ввяжусь в это, то мы будем жить вместе или умрем вместе. Что ты никогда не оставишь меня одного. Гарри молчал, подбирая слова. Это было чистейшим безумием. Откуда он может знать, что через тысячу лет все будет так же? Откуда он может быть уверен, что они не захотят избавиться друг от друга? Что не станут врагами? Что никто из них не устанет… - Том… Это… Если честно, это немного безумно, - он не нашел способа быть мягким, и ругал себя за это, но все же продолжил. – Послушай, крестражи – это уже бессмертие. Они дают некоторые гарантии от случайных авад. А то, о чем ты говоришь… это вечность, Том. - Разве не в этом смысл?! – воскликнул тот намного более агрессивно. Гарри не злился, понимая, что тот открыл ему самое сокровенное и получил лишь осуждение. - А что если я надоем тебе? Лет через пятьсот. Не подумал? Что если мы поссоримся, станем врагами. Или если кто-то из нас устанет от жизни? – Реддл взглянул на него с яростью. - О том я и говорю! Даже если никто не убьет нас, ты можешь просто увидеть, как умирают твои дорогие дружки и убить себя! Можешь уйти, увязавшись за симпатичной вейлой! – он выговаривал так, словно Гарри уже не раз совершил все это. - Погоди, почему я? Согласен, от бессмертия, скорее, устану я. Но надоесть наш брак может и тебе… - Заткнись! – рявкнул на него Том. Гарри потребовалась вся смелость, чтобы взять его лицо в свои руки. - Прости, что назвал это безумием. Говори со мной, объясни мне, - попросил он. - Я собирался быть вечным. А это значит быть готовым, что люди будут сменяться, - Том как загипнотизированный смотрел в его глаза. От возбуждения уже не было и следа, осталась лишь какая-то надрывная горечь и абсолютное неприятие. – Как я могу любить тебя, зная, что тебя не станет? Как я могу быть с тобой самим собой, когда знаю, что ссора может привести к тому, что ты от меня сбежишь! - Но разве это помешает мне сбежать? Ты что же привяжешь меня к себе? – отчасти Гарри понимал. Но лишь отчасти. Он не чувствовал того же, что и Том, хотя допускал, что увидь он смерть любимого, думал бы иначе. От картины Тома в луже своей крови, распластанного по полу, тоже хотелось сотворить немало глупостей… - Нет нужды. Одно дело, когда ты будешь со мной в одном мире. Я смогу найти тебя, смогу удержать. И другое дело, если ты сбежишь от меня в небытие, Гарри! – Том уткнулся головой в его грудь. – Тебя не будет, а я ничего не смогу сделать. Ничего… - пальцы Гарри сами начали гладить скулы мага немного ошарашенно. Его безутешность чувствовалась даже сейчас, когда все это было лишь на словах. - А если мы будем страдать, Том? - То я сам уничтожу все крестражи и убью нас обоих, - в каждом его слове, в каждом вздохе звучало непримиримое отчаяние не человека, но божества, которое надеется, что кто-то разделит его вечность с ним. – Мне лишь надо знать, что ты не оставишь меня одного. Поттер задумался. Его мысли перенеслись лет на сто вперед, и хотя ему было действительно сложно это представить, он попытался. Глупая ссора, расставание, и Гарри, который возомнит, что жизнь для него кончена и оттого бесполезна. Уничтожение крестража, если он его создаст, героическая смерть в битве с кем-нибудь… И Том, который остается один. Том, который вынужден умереть или окунуться в горькое безумие. Поставив себя на его место, Гарри едва не задохнулся, богатая фантазия была воистину главным его врагом. - Том… Я не знаю. Не хочу быть твоим рабом вечность, - без особой надежды прошептал он. Гарри даже не понимал, почему они обсуждают это. Сам он не видел способа исправить пройденный ритуал, но он также знал, что обручения иногда отменяют. Оба мага получают хорошее истощение и откат, но обручение – еще не брак, и оно действительно отменяемо без серьезных последствий. В нем теплилась вера, что Том еще может согласиться на изменения… Реддл закопошился рядом, собираясь то ли встать, то ли просто устроиться поудобнее. - Я согласен. - С чем? – слышать от Тома согласие, с чем бы то ни было, было странновато, особенно с учетом его собственных размышлений. - На равный брак. Я согласен. Мои глупые страхи не стоят нашей вечности, - судя по тому, что Реддл стягивал с себя мантию слегка истеричными движениями, он собирался то ли заключать брак, то ли проводить репетицию. - Том, успокойся, - шокировано попросил Поттер, наконец, осознавая, насколько это важно. – Том… - тот потянулся к джинсам Гарри, но пальцы едва могли зацепить ремень, настолько дрожали. – Том, мы брак еще не заключаем, успокойся, - воззвал к здравому смыслу Гарри. - Не понимаешь? – ядовито спросил Реддл. - Я не уверен, что моя магия не взбунтуется. Возможно, нужны будут подавители, но зелья принимать во время брачных ритуалов нельзя, придется искать артефакты… Нужно продумать все заранее, - паника поднималась в красных сейчас глазах, но Том говорил холодно, словно о неизбежных жертвах среди мирного населения. Он притянул Гарри, механически целуя его губы и запуская руку в штаны, находя его абсолютно безучастным. Поттер смотрел на него, широко распахнув глаза, словно видел впервые. - Не смей, Поттер! Не смей на меня так смотреть! – маг выглядел безумно. - Остановись. Если мы не разберемся с этим за год, я стану младшим супругом, - произнес он неожиданно для себя, но понял, что действительно готов на это. – Ты слышишь меня?! – он встряхнул Реддла. – Я согласен. Я не хочу, но если мы с тобой это не уладим без насилия, то я согласен. - Почему? – взгляд, полный непонимания, смотрел прямо в душу. – Почему? Что если я сломаю тебя? - Потому что я люблю тебя. Мне легче сделать это с собой, чем смотреть, как мучаешься ты, - он прижал к себе Тома, оглушенного, оцепеневшего, и решение показалось единственным правильным. - Я постараюсь… Постараюсь как-то решить это, - шепотом пробормотал Том несколько минут спустя. - Я знаю. Мы вместе постараемся, но я никогда не возьму тебя силой. Даже с твоего согласия, - Гарри поцеловал мага в лоб. – А теперь позволь мне… - тот, даже не зная, чего Поттер хочет, кивнул. Гарри поднял его с кресла и встал. Несмотря на свою худобу, Поттер был довольно сильным для своего возраста, как и большинство боевых магов, а он был им, так или иначе. Дверь хозяйской спальни распахнулась перед ним, повинуясь его желанию, дом наконец признал его хозяином. Это стоило отпраздновать первой ночью в комнате, в которой они пока не ночевали. - Ты же не собираешься…? – нервно переспросил Лорд. - Ты очень холодный. Если еще раз попробуешь разгуливать без тапочек по каменному полу, я тебе их клеющим заклинанием к ногам приделаю, - Реддл проглотил рвущиеся наружу возмущения и промолчал. – Том? Ты в порядке? - Само собой, - тот кивнул, устраиваясь на кровати, пытаясь накрыться и едва чувствуя пальцы на ногах. – А что? - Я когда рот открывал, рассчитывал как минимум на Круциатус, - словно по секрету сообщил Поттер. - Да, я знаю, ты большой фанат пыточного… - Том замолчал, виновато опустив глаза. Он не собирался упрекать или ругаться, это вырвалось само, он не успел обдумать сказанное. К удивлению, Гарри закусил губу, вспоминая тот недавний раз, когда Том применял заклинание для удовольствия. Вспомнил руки, ласкающие его, целующие его губы, и короткий взмах палочкой, наполненный предвкушением. - А знаешь, я ведь больше не поминал в постели Мерлина… - воспоминание вспыхнуло в разуме Тома, и он усмехнулся. - Я злопамятный. - Ну, если ты все равно собираешься наказывать меня вечно, то я, пожалуй, не искореню эту привычку, - глаза Гарри смеялись, и эта искренняя радость отражалась в Томе словно свет солнца в лунном сиянии. - Давай. Твои выкрики «о, Мерлин!» не самое худшее, что я слышал, - сложив руки на груди, он смотрел с вызовом. - Знаешь, его имя не единственное. Могущественных колдунов довольно много… - Нет. Ты не посмеешь… - в голосе не было ни грана уверенности. - О, во имя Дамблдора, ты совсем меня не знаешь! – получив подушкой по обнаглевшему лицу, Гарри засмеялся, уверенный, что в этой битве Том сдастся первым.