Кровь и сакура

      Казалось бы, этот день ничем не отличался от других. Утро Йокогамы начиналось шумно, что немудрено для крупного города. Машины и их сигналы практически никогда не смолкали, что светлым днём, что в кромешной тьме ночи, да и та разгонялась ярким огнём фонарей и вывесок на витринах. Йокогама всегда очень яркая и в ночное время суток. На улицах был слышен гомон людской речи. Она была непонятной, потому что каждый говорил о своём, создавая эту утреннюю полифонию.       Несмотря на городское превосходство в этом пейзаже, ещё можно было увидеть небольшие «зелёные» уголки: где-то были совсем мелкие ограждения, в центре которых красовались деревья или кустарники, где-то пробивалась свежая трава. К слову, была середина мая, число семнадцатое, и погода вполне подходила этому сезону. Сакура в ботанических садах всё ещё держала нежные цветы бледно-розового цвета на своих ветвях, но с приходом аномальной, июньской жары эти цветочки опадут на землю с большей силой, утратив период своей короткой жизни, длиной в три месяца. Несмотря на столь трагичную судьбу, ничтожную и нелепую на наш взгляд, людской, жизнь цветков сакуры прекрасна эстетически, но ужасна на практике.       Что бы с Вами было, появились бы Вы не людьми, а теми же цветами? Жизнь была бы другой. Любой прохожий мог бы отломать от Вас частичку Вашего тела, забрать домой ради красоты. Ох, дико звучит то, что кого-то привлекают головы, руки или ноги так же, как и нас привлекают только распустившиеся подснежники или великолепная сакура, хрупкие лепесточки которой летят на землю, стоит только подуть ветру. Но в этом есть доля правды. Этот мир не безопасен, несёт в себе много ужасов для жизни, а Йокогама и вовсе тот город, где каждый день что-то происходит. Везде найдется человек, которого действительно стоит бояться, который точно не будет опасаться своей натуры, а даже довольствоваться ей. Причём, вряд ли Вы заметите его сразу! Он может оказаться Вашим собеседником, мило Вам улыбаться, пока он прячет за спиной нож, крепко сжимая в руке и выжидая момента, чтобы погрузить холодную сталь в тёплую бьющуюся естественным, живым пульсом плоть, пролить кровь и орошить ей свои руки. С какой целью? Да с самой разнообразной. Склонность к садизму и жестокости, делинквентное поведение, а может это… Простое наблюдение? О, Господи, как же дико это всё звучит!       «Порой мне кажется, что мы сами нередко становимся цветами сакуры», — такая мысль пронеслась в голове молодого человека, который стоял у этой уже проклятой вишни, что цвела и благоухала в самом центре ботанического сада, затмевая своей красотой и величием другие деревья и цветы.       Его густые пряди тёмно-каштанового цвета слегка развивались от дуновения лёгкого, майского ветра, карие глаза с некоторой задумчивостью смотрели на ветви, с которых всё так же падали лепестки, создавая буквально массовый танец, столь грандиозный и великолепный, что хотелось вот так просто стоять, смотреть и потерять счёт времени. Однако в глазах молодого человека не было такой восторженности, в них не было живого блеска или прочего намёка на него. В мирной картине, что он ныне лицезрел, видел кровь и баталию. Тот миг, испортивший его представление, навсегда застыл в его памяти и оттенил взгляд. Одет он был так, словно шёл с похорон: тёмно-серая рубаха, чёрные выглаженные брюки и чёрный пиджак.       — Дазай! Долго ты будешь ещё стоять? – окликнул его несколько грубоватый мужской голос, услышав который юноша удивленно охает и поворачивается к источнику звука. Его на полпути к входу ожидал ещё один молодой человек, скорее всего его возраста, — Я, конечно, всё понимаю, солидарность перед погибшим товарищем, но сколько можно? Мы ведь так и опоздаем из-за тебя..       Осаму спокойно улыбается ему и его виду. Этот человек всё же так забавно выглядел, когда торопился. Нервное топанье ногой, поспешные взгляды на наручные часы, которых за минуту было совершено столько, что казалось, будто бы на счету каждое мгновение, а не секунда.       — Ах, да... Извини, Куникида-кун, я уже иду, – абсолютно невинно отвечает шатен, складывая ладони в карманы пиджака. — Я просто задумался, и всё. На таков ответ Доппо недовольно хмыкает и проходит дальше, к обочине, где уже ждал автомобиль. Когда двое село в автомобиль, и он тронулся, Дазай молча смотрел вперед и думал о своём:       «Чуя… Ты был прекрасным противником, я рад, что мы с тобой были знакомы…» — с этой мыслью шатен начал плавно уходить в свои воспоминания.