Жизненные пути

      — Гарри, можно я поживу у тебя? — робко спросила Гермиона, стоя в дверях на пороге дома на площади Гриммо. Она нервно мяла манжет рукава шёлковой кофточки, закусив губу, и, кажется, едва сдерживала себя от того, чтобы извиниться и уйти, не дождавшись ответа. Поттер знал, что это значило: она никогда не любила просить и навязываться.       Да, открывая дверь, Гарри ожидал увидеть кого угодно, только не Грейнджер. У неё был доступ в особняк, она могла входить без стука и спроса, и через камин, и через дверь. И все-таки она стучалась, и мялась на пороге так, будто он был последним вариантом, к кому она попросилась бы на ночлег, и она боялась, что он её прогонит…       Гарри молча посторонился, без вопросов пропуская Гермиону в дом. Казалось бы, он должен поинтересоваться причинами, но в тот миг его больше волновало, что она вообще пришла.       Что и говорить. После войны, после победы, после вручения их чертовых орденов Мерлина, жизненные пути Золотой Троицы внезапно разошлись. Пока боролись и воевали, они не могли себе даже представить жизнь друг без друга. Но война кончилась и вдруг оказалось, что жизнь продолжается, что нужно решать, чем заниматься, к чему стремиться и как зарабатывать себе на неё. А ведь интересы и предпочтения у них всегда были разными…       На восьмой курс Хогвартса, организованный для тех, кто по каким-либо причинам не смог окончить седьмой, никто из них не пошёл. Смысла не видели больше. После войны-то. А чем ещё заниматься?       Рон тогда заявил, что войны с него довольно, что постоянно рисковать жизнью — не для него. Он решил сделать спортивную карьеру, и Гарри хорошо его понимал. На всей семье Уизли сильно отпечаталась тяжёлым клеймом смерть всегда весёлого — ныне только в памяти и сердцах — Фреда. Эта смерть заставила многих из них пересмотреть взгляды на жизнь. Гарри знал, что Рон не хотел волновать убитую горем, исхудавшую, растерявшую весь энтузиазм и цветущий вид, мать. И Гарри не стал пытаться повлиять на решение друга.       Гермиона, недолго думая, как и собиралась, решила изучать магическое право. Слишком уж её задевало закостенелое мышление волшебников Англии, слишком много несовершенств она видела в системе. И она, как и всегда, оставаясь собой, была уверена, что сможет это изменить. Мысли отговорить от этого безнадёжного дела саму зубрилку-Грейнджер, не возникло даже у её лучших друзей. Знали, что это бесполезно. Они могли только поддержать её энтузиазм…       Ну, а сам Поттер, как и намеревался, поступил на подготовительные курсы в Аврорат. Он устал от борьбы и всё же именно в ней видел своё единственное призвание. За ним увязалась только Джинни, тоже отказавшаяся возвращаться в школу. Вот только его самого, героя войны, взяли на курсы без проблем, а Джинни — не допустили по каким-то не до конца ясным причинам. Это и стало расколом в их отношениях. Они ведь оба знали, что Гарри достаточно попросить за неё, рассказать, на что она способна — и её бы приняли. Но он не стал этого делать, снова не желая, чтобы она подвергала жизнь опасности, снова чувствуя вину перед Молли, да и не только перед ней, за смерть Фреда и многих других не чужих им людей. Ведь если бы он…       Но думать об этом было бессмысленно.       Второго раза, когда Гарри пытался уберечь её, Джинни уже не стерпела. Так и начался раскол.       Новая жизнь, какие-то личные заботы и дела постепенно отдаляли Золотую Троицу и всех их близких друг от друга. Гермиона изучала законы как магловского, так и волшебного мира, чтобы сделать карьеру, а в свободное время неустанно искала родителей, переехавших в Австралию, надеясь вернуть им память. Разумеется, ей было не до пустяковых встреч с друзьями, а серьёзные поводы находились всё реже. Рон посвящал всего себя спортивной карьере, ведь его всё же взяли запасным вратарём в одну из сборных Англии по Квиддичу, и он стремился попасть в основной состав. А всё свободное время предпочитал посвящать семье. Первое время он ещё заходил к Гарри, но с каждым днём всё реже, пока, в конце концов, они не стали видеться лишь на праздниках, организованных Молли, которая всеми силами старалась не растерять остатки семьи.       Сам Гарри был с головой погружен в аврорские курсы. Обучение давалось ему легко, ведь очень многое он уже знал, да и опыт, военные привычки, наработанная в настоящих боях реакция сказывались: этого не хватало другим курсантам. В нём видели лидера, им гордились учителя — отставные заслуженные авроры, а потому ещё и нередко устраивали ему практику в аврорских рейдах, где он, опять-таки, умудрялся отличиться. Ему прочили отличную карьеру. Но главное, ему нравилось то, чем занимался, потому что он чувствовал себя на своём месте, в своей стихии, стихии, где нужно было выживать, защищаться и защищать.       Ему, Победителю Тёмного Лорда, обладателю ордена Мерлина первой степени и просто герою, часто строили глазки ведьмочки разных возрастов. Кто-то из них не чурался и приглашать на свидание, благодаря чему над ним часто насмехались старшие товарищи. Вот только Гарри было всё равно. У него была причина их игнорировать, ведь всё свободное время он посвящал крестнику, Тедди Люпину. Андромеде было нелегко воспитывать внука в одиночку, но Гарри и не собирался ей этого позволять. Он сам ещё слишком остро помнил, как мечтал, что раз уж отец мёртв, то быть может, его Сириус заменит. Сириус не заменил, а потом и вовсе погиб. И Гарри тогда остался один. Спустя годы он не собирался позволять уже своему крестнику чувствовать то же одиночество.       Гарри предлагал Андромеде перебраться в родовое гнездо Блэков, но женщина категорически отказывалась. Слишком мрачное и тёмное, а ещё и опасное место для ребёнка. Тедди гостил у него, когда ему выпадал свободный денек, но приходилось хорошо за ним смотреть, чтобы активный малыш не залез ненароком туда, куда не стоило. Наверное, из-за него Гарри и взялся решительно за капитальный ремонт дома, доставшегося от крёстного по-наследству. Так что у него тоже совсем не было свободного времени, даже на дружбу.       Так они и жили.       Уже заканчивая аврорские курсы, готовясь вот-вот трудоустроиться на достаточно тёпленькое место на службе, сразу командиром одного из подразделений аврората, Гарри от сослуживца, дружившего с Перси Уизли, узнал, что Рон с Гермионой расстались. Тогда он, наверное, впервые, без приглашения посетил Нору. Но Рон не был расстроен. Они с Гермионой просто поняли, что не подходят друг другу, да и отношения им развивать, опять же, было некогда. Вот они и расстались спокойно, без скандалов, которые так любил устраивать Уизли в школе. Грейнджер только подтвердила слова их рыжего друга. Так что событием это не стало.       Встречаться друзья стали ещё реже. Да и жизнью друг друга почти не интересовались…       Так летели недели и месяцы.       Потому Гарри и был удивлён, когда одним ранним утром в его выходной, после рейда на чёрного колдуна, поднимавшего нежить из могил в одной из магловских деревенек, он неожиданно услышал стук в дверь, а открыв её — увидел старую подругу, которую не видел не меньше, чем полгода, а то и год!       Что же могло произойти, раз жизнь привела её к нему?       Гермиона, робко прошла мимо хозяина дома, дожидаясь в прихожей, пока тот закроет дверь за ней. В доме на площади Гриммо она не была очень давно, а потому удивилась тому, насколько светло и уютно стало в прихожей. Тёплые спокойные пастельные тона стен, пола и потолка так контрастировали с её воспоминаниями о мрачных величественных комнатах, что от неожиданности она удивлённо выдохнула. А когда заметила не зашторенный портрет матушки Сириуса, Вальбурги, которая молча и даже с интересом рассматривала её, не крича о грязнокровках, и вовсе не сдержала вопроса:       — Ты сделал ремонт? Как уютно! — воскликнула она. Гарри пожал плечами:       — Обживать холодные и мрачные хоромы было непросто. Да и Тедди у меня часто гостит. Можно сказать, ради него я и взялся тут прибираться. — Гермиона, услышав о Тедди, почувствовала укол совести: за всё время, прошедшее после окончания войны, она ни разу не поинтересовалась, как мальчик. А друг, оказывается, проявил ответственность за крестника…       — Не стой столбом, кретин! Девушка могла устать с дороги, а ты её в коридоре держишь! — неожиданно раздался строгий голос. И Гермиона с удивлением обнаружила, что говорила Вальбурга! Гарри почесал в затылке, виновато улыбнувшись и гостье, и портрету, до боли тем самым напомнив себя школьника:       — Да, конечно, — кивнул Поттер, тут же предложив подруге выбирать любую комнату, которая понравится, кроме тех, что были на четвёртом и пятом этажах. Ведь на пятом, в комнате Сириуса, жил он сам, и там же была комната Тедди, а на четвёртом он не закончил ремонт. — Идём, я провожу… — позвал он за собой. Гермиона, отчего-то смутилась такой непривычной хозяйственности старого друга. Но, в конце концов, он жил один, да ещё и заботился о крестнике. Должно быть просто наконец-то повзрослел, — как она подумала, поднимаясь по знакомой лестнице.       — Кричер! Вилли! Где вы ходите, бездельники?! Готовьте завтрак, хозяин ведь опять забудет, а сегодня у него гостья! — раздался повелительный голос портрета Вальбурги за спиной.       — Вилли? — переспросила Гермиона, не столько из интереса, сколько в попытке начать и поддержать разговор. Тишина, повисшая между старыми друзьями, казалась ей неловкой и неуютной.       — Мой новый домовик, — коротко пояснил Поттер, оглядываясь с опаской на неё, ведь помнил попытки Грейнджер бороться за права домовых эльфов. — Кричер не справлялся, Вальбурга это видела и настояла, чтобы я приобрел молодого.       — Как тебе удалось найти с ней общий язык?! — спросила Гермиона, теперь действительно сгорая от любопытства. Но Гарри в ответ лишь пожал плечами, припомнив, как вернулся в разгромленный дом, и как его отчитывал портрет за то, что позволил дому захиреть. Вспомнил, как потом матушка Сириуса плакала, жалуясь на гибель рода. И как умоляла его совершить один маленький ритуал над собой, чтобы иметь возможность возродить род Блэков хотя бы в его наследниках, в обмен на все богатства, знания и тайны рода. Гарри знал, что подруге претили чистокровные замашки, как и ему самому. Потому он и не стал говорить, что на уговоры поддался, с условием, что изменит традиции. Всё-таки как аврора, его интересовало, как бороться со многими тёмными вещами, о которых могли знать Блэки. Да и просто, как бы Сириус не ненавидел семью, а она была его историей, которую вовсе не хотелось уничтожать.       Он смешно взлохматил шевелюру снова, в надежде, что Гермиона не станет допытываться. А та об этом и не думала. Она просто улыбнулась на привычный со школьных лет жест друга. Он всегда лохматил волосы, когда не знал, что сказать или когда отчего-то нервничал. Её радовало, что друг совсем не изменился.       Однако неловкий разговор увял.       Она выбрала себе светлую и просторную, но небольшую комнатку на третьем этаже, ту самую, в которой когда-то, кажется, ещё в прошлой жизни, жила с Джинни. Только теперь вместо двух кроватей там стояла одна большая, и вместо серо-зелёных стен и тёмного шкафа, комната имела кремовые цвета, лишь слегка разбавленные тёмным деревом. Гермиона даже восхитилась чувством стиля Гарри, но оказалось, что ему помогали Андромеда и… Луна, единственная из Отряда Дамблдора, находившая время, чтобы навестить Поттера.       И снова Гермиона почувствовала укол совести…       А за завтраком, вкусным, но лёгким, она долго мучилась от неловкости, в его присутствии. И всё-таки не выдержала, решилась спросить:       — Гарри, я точно не помешаю?       Нет, она просто знала, что уж кто-кто, а Гарри Поттер её не прогонит никогда. И всё же её не оставляло чувство, что она снова, как когда-то в школьные годы, навязывается в чью-то устоявшуюся жизнь.       Но Гарри непривычно серьёзно усмехнулся, фыркнул и сообщил:       — Герм, ты не помешаешь, даже если разведёшь самую кипучую деятельность! Я фактически тут только ночую. — Гермиона робко улыбнулась, но Гарри не закончил. Он вздохнул и покачал головой: — К тому же, дом большой и в нём пусто. Кричер, Вилли и вечно недовольная Вальбурга скрашивают мне редкий досуг, но они всё же не заменят живого человека…       Честно признаваясь себе, Гарри был только рад компании. Тем более человека, который прошёл с ним почти через все испытания, выпавшие на жизнь.       — Спасибо, — отозвалась Гермиона, грея озябшие в лондонской сырости руки о чашку горячего чая. Правда холода она совсем не чувствовала: в присутствии друга было тепло.       Над столом снова повисла неловкая тишина. Кажется, Гарри хотел ещё что-то сказать, но не решился. А вот Гермиона хотела хоть как-то объяснить просьбу. Только долго не решалась. Кофе давно был выпит, чай остыл. Поттер ждал, хорошо зная, что всё, что нужно знать, Грейнджер расскажет сама. Когда решится.       — Я нашла родителей. И вернула им память, и всё рассказала, — заговорила она внезапно, и её словно прорвало. Гермиона всхлипнула неожиданно и слабым голосом произнесла: — Но в ответ услышала только, что раз я отказалась от них в тёмный для себя час, пусть и спасая, значит, они и не были мне нужны. Папа сказал, чтобы я шла жить туда, где проводила лето все школьные годы. Он, конечно, сгоряча, и успокоится… со временем, — быстро проговорила она, срывающимся голосом, словно пытаясь оправдать отца. Лишь чуть тише добавив: — Я надеюсь. Но и мама попросила меня уйти. Я поняла, что их дом — больше не мой дом. С Роном мы расстались, ты знаешь, и я не могла продолжать стеснять его семью в Норе, — Гермиона вздохнула. И тут уже Гарри почувствовал укол совести, ведь он и не знал, ни разу не удосужившись поинтересоваться, как она, где, с кем… — До недавнего времени я жила в Дырявом Котле, но Том решил закрыть гостиницу на ремонт, и…       — Почему ты не пришла ко мне сразу? — перебил Гарри, пытаясь заглянуть ей в глаза.       — Я… Я не знаю, — с трудом нашлась с ответом Гермиона, почти минуту молчания спустя. Не говорить же, что она не хотела мешать?!       Поттер хмыкнул, но комментировать это не стал. Понимал, что они изменились и разошлись, и возникни подобные проблемы у него, он, пожалуй, тоже попытался бы сначала решить их сам, а уже потом обратился бы к друзьям, не желая им навязываться или мешать, создавая дополнительные проблемы своим присутствием.       Правда Гермионе показалось, что Гарри всё ещё ждал ответа, а потому она судорожно размышляла, как пояснить, что сказать. Но он прекратил её муки:       — Ладно. Не говори, — решил он. — Всё это в прошлом. Живи здесь сколько хочешь, но с условием, — Гарри сделал паузу, и Гермиона напряглась, даже не представляя, какое условие он мог поставить. И он видел её напряжение и ухмылялся немного задорно. Лукаво сверкая зелёными глазами, он и сообщил: — Впредь ты будешь обращаться ко мне за помощью сразу же, как возникнет проблема.       Гермиона глупо похлопала глазами и разулыбалась:       — Обещаю, Гарри!       Действительно, почему она не обратилась за помощью к нему сразу? Он ведь никогда не отказывал!       Гермиона поселилась на Гриммо. Но, честно говоря, не сказать, что они снова стали близкими друзьями. Они просто жили в одном большом доме, как хорошие приятели. И проводили время вместе нечасто из-за занятости. Виделись-то только за завтраком, за ужином и перед сном, да в те редкие дни, когда у них совпадали выходные дни, а Гарри не уходил к крестнику. Они скромно приветствовали друг друга по утрам и вечерам, обмениваясь ничего не значащими фразами и скучными новостями. Будто не было между ними шести лет школьной дружбы, пережившей множество смертельных опасностей и приключений, будто бы не они воевали плечом к плечу, совершая такие безумства, на которые, пожалуй, просто не осмелился бы никто иной. Они жили в одном доме, но жизни их проходили параллельно, пересекаясь редко, и уж тем более не сливаясь в одну.       И всё-таки, со временем что-то в них менялось. Гермиона всё реже засиживалась в офисе в министерстве магии, где занимала не последнюю, но пока далеко не высокую должность в отделе правопорядка. Порой она ловила себя на мыслях о том, что торопится домой, чтобы поужинать с Гарри. Тот не всегда приходил домой вовремя, часто и за полночь, и к утру возвращаясь. Но в те дни, когда она знала, что он точно будет дома — она торопилась… к нему. Не замечая, что его дом, стала считать своим.       А сам Гарри, если раньше нередко вызываясь на ночные дежурства добровольцем, просто потому, что не хотел возвращаться в пустой дом, теперь всеми правдами и неправдами от таких дежурств открещивался, потому что его ждала на ужин Гермиона. Он заметил, что даже после самых сложных и безбашенных операций, впоследствии которых в глазах ещё долго стояли цветные пятна от вспышек заклинаний и звенело в ушах, её присутствие успокаивало.       По выходным, когда Андромеда Тонкс приводила в гости маленького Тедди, Гермиона самоустранялась, чтобы не мешать очень близким тёплым отношением друга с его крестником. И всё же, проходя мимо гостиной, полной разбросанных игрушек, она украдкой заглядывала в эту сторону личной жизни Гарри и отмечала, как его лицо преображалось, светилось счастьем, рядом с непоседливым мальчишкой. Поттер любил таскать его на руках, легонько подбрасывать и ловить, или кружить. Тедди неустанно смеялся рядом с крёстным, и Гермиона, возвращаясь к себе в комнату, почему-то с улыбкой думала о том, что из Поттера вышел бы хороший отец. Такой отец, какого она хотела бы своим детям…       Когда Гермиона приносила домой кучу каких-то бумаг очередных проектов, не успев закончить их в офисе, Гарри нравилось наблюдать, как она работает с книгами и пергаментами. Осторожно переворачивая страницы, словно они были хрупкими, как тончайший фарфор, и ветхими, как свитки из Александрийской Библиотеки. Она сдувала с них пыль, ласково проводила тонкими пальчиками по корешку. И заправляла за аккуратное ушко непослушную прядку волос, неизменно выбивавшуюся из причёски. Аккуратная, сосредоточенная настолько, что казалось, даже разнесённая бомбардой соседняя стена не способна была её отвлечь. И, конечно, она не замечала, как пристально Гарри смотрел на неё в такие моменты, как любовался, думая, что, пожалуй, будет ревновать её, если она заведёт себе парня…       А иногда в общие выходные они, бывало, обсуждали что-то забавное и смеялись вместе, как в детстве. Она могла усесться на стол, игнорируя возмущения Кричера, и беззаботно болтать ногами, как маленькая девочка. А он прислонялся к тому же столу боком и, эмоционально размахивая руками, рассказывал какую-то забавную историю или байку.       И теплота и лёгкость селилась в их сердцах и душах, сближая с каждым днём всё больше. И время на общение стало находиться, и отчуждённость, разобщённость стали исчезать.       К тому времени, когда однажды маленький праздник, организованный по случаю повышения в должности кого-то из них на работе, закончился в одной постели, это казалось уже естественным развитием вдруг откуда-то появившихся отношений, щедро разбавленных взаимным влечением. Они только улыбались на утро по особому нежно, одаривая друг друга сиянием глаз. И оба не замечали ворчания портрета Вальбурги о том, что давно бы так…       Руку и сердце Гарри предложил Гермионе только через год. Примерно столько они и делили уже одну спальню. Он сделал предложение ей обыденно, между делом, словно предлагал в выходной устроить пикник. Гермиона тогда фыркнула и обняла своего мужчину. Официальное заключение брака к тому времени было для них уже лишь формальностью. Правда, в отличие от Гарри, она сумела любовника огорошить сообщением о его скором отцовстве…       В тот день Гарри боялись даже сослуживцы, не говоря о волшебниках, посмевших выступить против закона. Настолько воодушевлённый и пришибленный одновременно Поттер был резок и беспощаден в словах и действиях. Многие в тот день вспомнили, что имели дело не с обычным дружелюбным и относительно мирным сослуживцем, а с победителем Тёмного Лорда…       Рон Уизли, старый друг, тоже долго приходил в себя сначала от известия о свадьбе лучших друзей, потом от того, что они живут вместе уже несколько лет и, под конец, потому, что именно ему выпала честь быть шафером. За друзей он был искренне рад. Даже припомнил, как когда-то ревновал их друг к другу. Правда после победы, он был уверен, что это — зря, и что Гарри и Гермиона всегда были друг для друга лишь друзьями, без намёка на более личный интерес. В итоге же вышло, что в ревностных подозрениях он был прав.       Свадьбу сыграли тихо и скромно, пригласив только друзей, несмотря на то, что ожидавших приглашения знакомых было много. Гермиона переживала, придут ли родители. И они пришли, чтобы помириться с дочерью и познакомиться с зятем. Гарри с отцом супруги наладил контакт быстро. Просто поблагодарил за то, что дочь выгнал… Тот едва не сгорел от стыда, но благодарность принял.       Кто-то из старых, ещё школьных друзей, тогда заметил, что Гарри и Гермиона всегда идеально дополняли друг друга. И они вместе с любимыми детьми вспоминали это замечание со смехом ещё долгие годы, которые прожили душа в душу, уважая и поддерживая друг друга во всём до конца дней. И больше даже смерть не могла разлучить их…