Ядовитые омеги

— Скажите, Ханц, вас что-то мучает? — доктор сложил пальцы домиком и посмотрел на Ханца с искренней заботой. Ханц невольно принюхался. Доктор был стопроцентным бетой. — Я совершенно здоров, товарищ доктор, — он хотел было добавить, что вообще не понимает причин для своего вызова, но сдержался. Это было бы слишком похоже на попытку в чем-то оправдаться. — Тогда, может быть, не что, а кто, Ханц? — доктор положил руки на стол и слегка подался вперед. "Да, именно, — подумал Ханц, — кто-то мне прямо сейчас ебет мозг, товарищ доктор". — Не молчите, Ханц, о некоторых вещах нельзя молчать, — тихо сказал доктор. — Возможно, вы столкнулись с проблемами в коллективе? Поделитесь ими, и мы вместе подумаем, как их решить. Ханц подумал о Фрейде, и у него тревожно ёкнуло в груди. Неужели что-то случилось с его другом? — У меня прекрасный коллектив, товарищ доктор, — он тоже положил руки на стол и наклонился вперед, отзеркаливая позу собеседника. — К чему эти вопросы? Вы получили какие-либо… тревожные сигналы? О ком? Доктор сердечно развел руки ладонями наружу. Все эти жесты отвратно напоминали Ханцу о курсах для младшего руководящего состава. Там их учили вызывать у подчиненных доверие и располагать к себе, что, по мнению Ханца, глубоко противоречило истинному понятию товарищества. — Меня искренне беспокоит гормональный фон вашего коллектива, — открыто улыбнулся доктор. Ханц замер. "Гормоны… Омеги!.." В голове метались обрывки мыслей. Телеметрия показывает и гормональный уровень? Неужели доктор заметил, что иногда он был почти альфой? Но ведь это не преступление — быть немного альфой? Вот Зигфрид, например, вообще всегда… — Как именно? — хрипло спросил Ханц. — Показатели стресса у ваших товарищей повышены, — покачал головой доктор. — У вас же они со вчерашнего дня зашкаливают. Скажите… что произошло? Опасная ситуация в пространстве, о которой вы решили не докладывать? Поверьте, ложная гордость не стоит человеческих жизней. Ваша трудовая честь лишь выиграет… — В пространстве все спокойно, — каменным голосом сказал Ханц. Доктор снова покачал своей бритой башкой: — Вы так закрываетесь, Ханц, что я начинаю подозревать страшное. Вы помните, что харассмент пятнает не жертву, а преступника? Если кто-то из товарищей или руководства… Ваш партийный долг — доложить об этом. Ханц почему-то подумал о Зигфриде. Но это было, конечно, совсем нелепо. В конце концов, Ханц сам ему предложил. Доктор пальцем поправил стеклышко визора, и Ханц невольно вспомнил Тони. Тот тоже надевал аналитические визоры, когда работал с техникой. Только Тони был тонким изящным омегой с каштановыми вихрами, а доктор — здоровенным амбалом с покатыми плечами и почти незаметным белобрысым ежиком волос. Чем-то похож на Кайдо. Или Лайдонера. — Вы интересовались альфами, — вкрадчиво сказал доктор. — Могу я полюбопытствовать, откуда такие нестандартные запросы? — Мои запросы в инфосеть — не ваше дело, дорогой товарищ доктор, — рыкнул Ханц, подаваясь вперед, и доктор выдвинулся ему навстречу: — Как ваш моральный облик, так и здоровье вашего коллектива — не только мое дело, дорогой товарищ Ханц, но и моя прямая служебная обязанность. Некоторое время Ханц сверлил его наглую покровительственную рожу злобным взглядом, а потом понял, что неправ. Ведь человек просто исполняет свой долг. — Во время отпуска меня заинтересовали отношения альф и омег, — он прикрыл глаза, чувствуя какую-то тошнотворную пустоту. — Я подумал… бывает ли что-нибудь подобное с бетами? Доктор задумался. — Обычно, — медленно сказал он, — нам чужды подобные инстинкты. Но иногда… когда бета чувствует к какому-нибудь альфе товарищеское расположение, тот может в свойственной альфам манере низменно извратить наше стремление создать коллектив. "Может, дело было действительно в этом". Ханц опустил глаза. Нет, он знает, что такое радость истинного товарищества. Чувства, испытываемые им к омегам были совершенно другими. Это было похоже на то, как если бы он долго дышал переработанным воздухом и пил рециркулируемую воду на заброшенной станции, а потом смог наконец-то вдохнуть полной грудью. — Не молчите, Ханц. — Что я должен сказать? — угрюмо спросил он. Воздух вокруг него — чистейшая реплика арктурианских горных лугов — казался отработкой. Доктор вздохнул. — Я пропишу вам курс антидепрессантов, Ханц. Пропьете его, и ваш уровень счастья нормализуется. — Уровень счастья? — Ханц хотел было шикарно поднять одну бровь, но вместо этого задрались обе. — Исконное право и обязанность каждого арктурианца — быть счастливым, — выдал стандартный лозунг доктор и подошел к медицинской капсуле. — Ложитесь на анализы, товарищ. — Не думал, что счастье поддается измерению, — пробормотал Ханц, забираясь в капсулу. — Это же только анализы? Не закрывайте тогда крышку. Не люблю эти гробы. В животе что-то трусливо подергивалось. Ему было страшно, что доктор обнаружит в его организме омежий яд и удалит его. Еще недавно он сам хотел избавиться от последствий, а теперь это было все, что осталось в нем от минувшего счастья. — Не буду, товарищ, — сказал доктор, ухмыляясь и неприятно разминая литые плечи. Ханц замер с одной ногой, перекинутой через бортик, и подозрительно на него посмотрел. Очень хотелось дать по роже, но снова приходилось сдерживаться. — Имейте в виду, мой уровень счастья от этого только понизится, — предупредил он. Доктор рассмеялся: — Кстати, почему вы не раздеваетесь? — Не хочу, — злобно буркнул Ханц, хотя стесняться было нечего: сбруйку на прием к доктору, он, естественно, не надел. Да и не нужна она была: после вчерашнего приключения с Зигфридом либидо угасло напрочь. Еще одна потеря того, что было у него с омегами. Доктор поправил его одежду, пока Ханц торчал в капсуле, и даже переложил мирно лежащий под штанами член слева направо, отчего Ханц снова закипел. Ему не хотелось, чтобы к нему кто-то прикасался. Результатом получасовых исследований стали три баночки с разноцветными таблетками: красными, синими и зелеными. — Носите с собой и принимайте по таймеру, — сказал доктор, шевеля пальцами в инфоокнах, полных непонятных медицинских значков и схем. — Я вам выписал двухдневный запрет на работу в пространстве. Только неопасная деятельность на ковчеге. Партия заботится о вас и не хочет потерять, товарищ Ханц. Честь труду. — Честь труду, товарищ доктор. Ханц положил баночки в карман и, выполнив разворот на каблуках, покинул кабинет. Комм пискнул синхронизацией расписания. Ханц раскрыл инфоокно. Из его календаря исчезли рабочие смены. И появились напоминания о приеме таблеток. Ему не хотелось их принимать. От чего они могли вылечить, от памяти об омегах? Или от знания того, насколько не доверяет ему Родина и партия, поставив такие инфофильтры на его коннект? "Партия заботится о вас и не хочет потерять". Конечно. Ханц подумал и создал запрос на встречу с Зигфридом, указав темой "Изменение рабочего графика". Ответ пришел почти сразу, Зигфрид предлагал встретиться за полчаса до утренней летучки — в столовке командного состава. И, акцептируя приглашение, Ханц подумал, что опять отрывается от коллектива. С утра вместо зарядки он торчал у доктора, а теперь и завтракать будет не с товарищами. Столовка командного состава почти не отличалась от их собственной, только народу меньше и столы расставлены странно. Слишком много одиночных кресел и двойных диванчиков. Эта странность колола мозг, и Ханц шел между ними, все замедляя шаг. Зигфрид помахал ему рукой из-за очередного столика на двоих и улыбнулся. — Доброе утро, товарищ Зигфрид, — Ханц сел напротив него и провел коммом над терминалом. Перед ним вспыхнуло меню. — Доброе утро, Ханц. Вас отстранили от работы? Что-то со здоровьем? — Ничего. Просто доктор — саботажник и перестраховщик, никакого понятия о рабочем процессе, — улыбнулся Ханц. Несмотря на их идиотскую попытку заняться вчера сексом, к Зигфриду он чувствовал товарищеское расположение. И, судя по всему, взаимное, недаром же тот позвал его на завтрак, а не решил все вопросы письменно. — Придется все расписание переделывать, — сказал Зигфрид. — Из-за вашей некомплектной бригады. К ним подошел гамма в прозрачной тунике. В его руках был поднос с заказом Ханца. Еще одно отличие — в их столовке еду развозили раздаточные роботы. — Я как раз хотел попросить вас об этом, — улыбнулся Ханц. — Чтобы их не посылали вчетвером на эпсилон третье. — Разумеется, Ханц, я же не вредитель, — сказал Зигфрид, провожая гамму взглядом, и Ханц тоже посмотрел ему вслед. Гамма полуобернулся к нему, блеснув бессмысленными глазками и облизнул пухлые губы. На гамм было не принято обращать внимание, но Ханц вдруг подумал, что он очень похож на омегу… Собственно говоря, гаммы и были омегами, только бракованными — их индекс интеллекта не дотягивал до порога разумности на добрый десяток пунктов. В каком-нибудь менее гуманистическом обществе их бы пустили под нож, но Родина арктурианцев заботилась даже о неполноценных своих детях. Гамма прошел мимо завтракающего в одиночестве товарища в спецовке инженера-безопасника, и тот рассеянно запустил ему руку под тунику. Ханц оцепенел, глядя, как его здоровенная лапа стискивает круглые ягодицы гаммы. Гамма сладострастно отклячивал задницу и облизывался. Ханц перевел взгляд на инженера. Тот слегка шлепнул гамму, отправляя по своим делам, и встал из-за стола. С его каменной рожи медленно сползала тень недавнего удовольствия. Он был альфой. Ханц медленно обвел столовку взглядом. Подавляющее большинство командного состава было альфами, теперь он мог определить их даже не принюхиваясь. Другое выражение лица, отсутствие коллективных связей… Вот и разгадка странного расположения мебели. Он заметил всего два коллектива бет, не обращающих внимания ни на что, кроме друг друга. "Классический родовой альфархат", — вспомнил он слова Тони. — Скажите, Зигфрид… почему вы пошли со мной, если рядом всегда есть гаммы? Зигфрид покраснел и кинул быстрый взгляд по сторонам. — Не здесь, Ханц, такие вещи не принято обсуждать на публике. И… заниматься сексом с гаммами — все равно, что трахать домашних котиков. Удел извращенцев. Ханц опустил глаза, впервые в жизни задумавшись о судьбе гамм. Каково это — быть умственно неполноценным? — Может быть, — задумчиво сказал он, — было бы гуманнее отключать инкубаторы на момент обнаружения генетической ошибки? Они же наверняка осознают свою ущербность. — По уверениям врачей, уровень счастья гамм стабильно держится около сотни, — криво усмехнулся Зигфрид. — Они счастливее всех нас. И, товарищ Ханц… что нужно от меня ЗКРП? — В смысле? — В прямом, — глаза Зигфрида стали ледяными. — Зачем вас ко мне подослали. — Кто? — тупо спросил Ханц. Он просто не понимал, в чем его подозревают. — Вы серьезно меня держите за тупицу? — Зигфрид злобно прищурился. — "Мне было бы интересно заняться сексом". Те, кто вам рассказал, как легко поймать альфу на секс, были правы, дорогой товарищ. Но гаммы? Грубо играете. — Во что? Зигфрид подался вперед, с силой опираясь кулаками о стол: — Совет на будущее, товарищ Ханц: когда будете в следующий раз заливать кому-нибудь об "ошибке генетиков", попробуйте изобразить иронию. Или вы у себя в отделе действительно полагаете, что люди верят в такие устойчивые и постоянные ошибки? Ханц открыл рот и закрыл его, не найдя, что сказать. Сколько раз он в своей жизни видел гамм? И не сосчитать. Как можно было за все эти годы не понять, что их существование было не ошибкой, а чьим-то намерением? Одинаково прелестные, одинаково безмозглые… Просто он не замечал ничего и никого, кроме своего коллектива и работы. — Но зачем? — прошептал он. — Что за вредительство? Зачем калечить омег? — А альф? — рыкнул было Зигфрид, но вдруг осекся. Оглянулся и снова сел. На его лице отразилась растерянность. — Вы… серьезно? — тихо сказал он. — Послушайте, Ханц, забудьте все, что я вам сказал. Просто решил, что вы партийный провокатор, и наговорил всякого бреда. — Хорошо, — выдавил Ханц. Взгляд его упал на поднос с едой, оставленный гаммой. В горле поднялась тошнота. — Увидимся на летучке, товарищ Зигфрид. Спасибо за расписание. Выйдя из столовой, Ханц нырнул в туалет и замер, сев на захлопнутый толчок. Он вспоминал, как Зигфрид спросил: "А альф?" — явно имея в виду бет. Зигфрид не считал бет улучшенными альфами. Он, совершенно напротив, полагал их искалеченными. В туалет кто-то зашел, и Ханц подумал. Что надо бы запереть кабинку. Но ему не хотелось шевелиться и привлекать к себе внимание. — Надо поговорить, Зигфрид, — рыкнул кто-то. Ханц зажмурился. Опять он! — Говори, Вульф, — ледяным тоном отозвался Зигфрид. — Ты трахал этого зоргауского бету? — Что за вопросы, совсем границы потерял? — прошипел Зигфрид. — Я видел, как ты на него пялился и лапал, — зашипел в ответ неизвестный Вульф. — Он же твой подчиненный! ЗКРП тебе яйца за харассмент оторвет и в жопу запихает! — Не было никакого харассмента! — окончательно вызверился Зигфрид. — Он сам предложил. — Бета — сам? Ты мозг-то мне не еби. — Да, сам! Так и сказал, что ему интересно попробовать. Некоторое время альфы молчали, а потом Вульф ласково осведомился: — Ты, мой друг, совсем дебил? А если к тебе пятилетний малыш подойдет и попросит показать писю, ты его тоже трахнешь? — Не передергивай, Ханц — взрослый мужчина с коэффициентом не ниже твоего. К тому же руководитель младшего звена. — И сколько же ему лет, Зигфрид? Ты же изучил его дело, прежде чем тащить в постель? Сколько? Снова повисло молчание. — Восемь, — мрачно сказал Зигфрид. — ЗКРП тебя всем комитетом насухую отдерет, если они узнают, Зигфрид, и товарищам очень сложно будет тебя защитить. А они узнают, твой бета сам тебя сдаст и даже не заметит. — Пусть сдает, — устало сказал Зигфрид. — Пошли его на эпсилон второе. Ханц до боли закусил губу: он не боялся смертельного участка эпсилон второе, но как же товарищи? Они же ни в чем не виноваты, а их пошлют вместе с ним. — Я сделаю вид, Вульф, что не слышал этих слов, — сказал Зигфрид. — Ведь мой друг не мог сказать подобного.