Это не по-пацански!

Влад всегда ненавидел жалость, особенно по отношению к себе. Именно поэтому он никогда и никому не рассказывал ни о ссорах с матерью, ни о причинах новых шрамов на бледных и худых, вечно холодных руках. Именно поэтому его не было в соцсетях — чтобы не было соблазна поныть на свою жизнь «на стеночку». Впрочем, его почему-то и так считали показушником, который любит «повыделываться» своими чёрными шмотками, длинной чёлкой и подводкой под глазами — как говорили местные гопники, «понапрашиваться». Он просто хотел жить спокойно, чтобы никто не трогал его, не пересекал его личные границы и, желательно, не смотрел на него. Но разве это возможно, когда ты словно бы вышел из прошлого века со своей любовью к готическому фраку, периодически доставаемому из сундука, который вообще не очень понятно откуда взялся у тебя дома? Со своей любовью к огромному чёрному ручному ворону? Со своей привычкой носить чёрные вещи и слушать музыку, наполненную мрачной романтикой? Со своими, наконец, готическими романами?.. Как-то не очень. Сначала найдётся тот, кому ты будешь просто не нравиться. Потом он осмелится подойти на шаг ближе к жирной белой черте, обозначающей границу твоего мира. Потом подойдёт к ней вплотную, протянет руку и ткнёт — посмотреть, больно ли тебе, чувствуешь ли ты. Потом и вовсе плюнет, разотрёт кроссовком эту нестойкую грань и сделает что-нибудь похуже. Это больно… Но жалость — ещё больнее. Поэтому, снова и снова причиняя себе физическую боль, о душевной Влад молчал. Новый день в школе — новый синяк, и Влад уже устал их считать. Через четыре дня бросил даже пытаться замазать их тональным кремом, периодически таскаемым у мамы. Впрочем, она, кажется, даже не замечала их. Только один раз спросила, что это за ссадина на скуле, и то потому, что с этой стороны висок был сбрит и её не заметил бы только слепой. Влад тогда сказал, что упал с лестницы — так себе оправдание, но, вроде, прокатило. Ещё через три дня он, кажется, вообще перестал чувствовать боль. Даже перестал пытаться понять, чем же так не устраивает компанию местных «крутых парней» и почему они, собственно, просто не могут жить своей жизнью, не трогая окружающих. Банда одиннадцатиклассников давно уже доставала всех, кто на них не похож. Их «предводителем» был темноволосый парень, вечно даже в школу носящий спортивные брюки. Его все величали Димоном и шарахались по стеночкам, когда он шёл по коридору. Кажется, его боялись даже его дружки, что уж говорить о фриках?.. Влад фриком и был: чёрные одежды, тяжёлая музыка, вечная депрессия, красочно нарисованная на лице огромными синяками под глазами и какой-то апатичной усталостью. По нему было и не сказать, что он тоже из одиннадцатого — максимум, лет на шестнадцать выглядел. И это откровенно раздражало Димона и его банду, считавших, что «мужик так выглядеть не должен». По правде говоря, Влад особо как-то и не хотел «быть мужиком», он хотел просто жить в своём тёмном мирке и подкармливать своих маленьких душевных демонят ненавистью к большинству людей. За это и получал… И ещё за то, что не боялся таким и оставаться, не боялся смотреть в глаза бьющему его по лицу Димону и как-то маниакально улыбаться, глядя на новые раны. А сегодня всё окончательно пошло по одному месту. Сегодня, когда его, на удивление, никто не трогал и не пытался задеть. Нет, с одной стороны, его это насторожило — в его жизни всё так легко и просто разрешиться не может. А с другой… с другой он, наконец, выдохнул и подумал: «Слава какому-нибудь богу!» Подумать — подумал, но оборачиваться на всякий случай не перестал. К концу дня Влад поймал себя на том, что начинает дёргаться от каждого звука, везде и всюду ожидая подвоха. Даже музыку начал слушать только в одном наушнике, чтобы услышать, если кто-то подойдёт со спины с намерением ударить. И даже то, что самого главного обидчика сегодня в школе не было, успокаивало его мало. Хотя, если подумать, вне школы они никогда и нигде не пересекались… Был уже вечер, когда он, отсидев все дополнительные по английскому, вышел на улицу. Уже потихоньку сгущались ноябрьские сумерки, наползая на город синей мантией неба. Владу нравилось это время суток, всё окружающее приобретало какую-то таинственность, и словно бы он оказывался в мире своих любимых мрачных романов. Он не постеснялся закурить прямо на крыльце школы. Поджёг сигарету, сделал пару затяжек и пошёл прочь. — Эй, челкарь! — окликнул до боли знакомый голос. — Блять, — выругался про себя парень. И ехидный голос его интуиции не упустил возможности подразнить: «Я ж тебе говорил!» — Э, ты глухой что ли? — тяжёлая рука легла на левое плечо и резко развернула Влада к знакомой физиономии. Он почувствовал, как от его спортивки несёт дешёвыми сигаретами. И, кажется, он был пьян. — Чего тебе? — парень изо всех сил старался не показывать, что напуган. Делал вид, что ему плевать, про себя надеясь, что бить будут не по лицу. Дальше всё произошло очень быстро и очень больно. Не по лицу… Но куда-то в живот, в бока, больно заламывая руки, но всё это как во сне. Он пытался сопротивляться, наверное, только благодаря инстинкту самосохранения, но, разумеется, безуспешно. — Ты так похож на тёлку, — нападавший ухмыльнулся, — и ещё мне очень надо… С этими словами он сильно сжал запястье Влада и потянул в сторону тёмного прохода между домами. — НЕТ!!! — кажется, этот вопль было слышно на другом конце города. — Да, — улыбнулся гопник ещё шире, — ещё как да! И он уже был прижат к стене, как… — Эй, блять, Димон, ты ебанулся?! — появился кто-то ещё. Голос звучал чуть хрипло и очень озлоблено. — Ты, сука, охуел?! Совсем опидорасился?! — Славян, будь другом, съебись, — прошипел парень, так и не отпустив Влада. — Я тебе щас съебусь, — голос прозвучал ещё строже, — я тебе сейчас так съебусь! Послышался звук разбивающейся о край дома бутылки. А в следующую секунду некто оттащил Димона от худенького паренька, и тот наконец получил возможность сползти по стенке. Началась драка. Двое гопников грязно матерились, пока раскрашивали друг другу лица. Тот, которого назвали Славяном, говорил что-то про какую-то Наташу и чтоб обидчик Влада радовался, что та не пошла в полицию. — Да Наташка твоя — шлюха, блять! — прошипел Димон. — Сам ты шлюха! Хуй свой в штанах удержать не может, уёбок! Мало я тебя раскрасил, а? Мало?! Щас ещё добавлю, вообще убью суку насмерть и собакам скормлю, — Славян повалил его на спину и крепко сжал пальцами шею. Влад рассмотрел, что у него светлые волосы и несколько ссадин на лице. Одет в синюю спортивку. И, вероятно, это его восьмиклинка валялась рядом со всем этим «действом». — Отпусти!.. — Попроси ещё раз. — Отпусти! — Ещё раз. — Отп… — Вежливо, сука, попроси!!! — пальцы сжались крепче. Влад съёжился весь, боясь подать вообще хоть какой-то звук. — Пожалуйста, отпусти, — прохрипел Димон. — То-то же, — парень разжал руки, — ещё раз я тебя, шакал, увижу спускающим штаны с кого-либо без его или её согласия, убью нахуй! — Так что ж Наташка меня не сдала?.. — Не твоё ёбаное дело, — Славян снова сжал пальцы, — я тебя предупредил. Увижу — молись. Свободен, блять! Он встал со своего оппонента. Тот еле-еле поднялся на ноги. — Чё уставился?! Пиздуй, блять! Димон развернулся и быстрым шагом пошёл. — Ты в порядке? — теперь Славян обратился к Владу, который в каком-то немом шоке просто сидел и кусал губы. — Д… да… ты меня тоже бить будешь? — Идиот? — парень даже улыбнулся. — Меня Слава зовут. Он протянул руку. И Влада не смутило, что она была в крови после драки. — Влад. — Охуенно, — он сжал его холодные пальцы, — что он с тобой сделал? — Избил. — А ещё? — А больше ничего и не успел, — отстранённо ответил парень. — Заебись. Пошли, домой тебя провожу… Если этот пидрила опять будет тебя донимать, просто скажи мне. — Ага, — вставая, фыркнул Влад, — искать я тебя где буду? Да и не по-пацански это, жаловаться. Слава не выдержал и расхохотался. — Не по-пацански, скажешь тоже! Ты вообще себя видел? Какой по-пацански?! Влад нахмурился. — Ладно, извини. А пидор этот — сосед мой. Не так давно к сестре моей полез… и… в общем… — Я понял, — перебил гот, понимая, что эта фраза далась Славе не так уверенно, как он сам бы того хотел, — красиво ты его. — А то… так, где ты живёшь? *** — И чего ты здесь делаешь? — по правде говоря, увидеть Славу здесь он не ожидал. Тот просто стоял и курил за ограждением школы. — Тебя жду. Нельзя? — он ответил максимально невозмутимо, словно бы каждый день ждёт какого-то парня, которого только вчера спасал от лап какого-то громилы. — Зачем? — Владу было решительно непонятно, что вообще от него может быть кому-то надо. Ну, кроме его тела для битья, конечно же. Он с недоверием посмотрел на вчерашнего знакомого. Тот чуть улыбнулся, и Влад заметил небольшую щербинку в передних зубах… Это придавало какого-то странного обаяния, что ли. — Ну, понимаешь… Решил посмотреть, чё ты, как ты. — Ты за мной следишь? — А если слежу? — Блять, что тебе от меня нужно? — Ничего, — Славик пожал плечами, — просто интересно было, что ты такое и почему до тебя доебался Димон. — А, ну… Он каждый день меня бьёт. Это всё потому, что я чёрный! — Ты белый, как смерть. — И поэтому тоже, — Влад улыбнулся краешком губ, — всё, выяснил? — Да чё ты огрызаешься? Пойдём, шавухи поедим, пообщаемся… Эта ситуация начала откровенно смущать гота. Ну, нет, не может быть такого, чтобы кто-то хотел с ним познакомиться поближе! Тем более, какой-то гопарь… пусть и красиво отделавший его обидчика. — Зачем? — Да блять, интересно мне, сказал же. И Влад почему-то согласился. Возможно, тут сыграло роль и то, что кому-то едва ли не впервые в жизни стало интересно, как у него дела. Не важно, по какой причине. **** Слава начал приглядывать за Владом. Он приходил каждый день, спрашивал, всё ли в порядке и не трогают ли его в школе. В школе, разумеется, трогали, но говорить об этом гот совсем не хотел. Как мы помним, жалость он ненавидел, а готовность Славика на полном серьёзе надавать за него пиздюлей казалась ему именно ею. Его вообще сначала раздражало, что за ним ходят, как за девчонкой. И он было попытался это высказать, но Слава лишь кивнул и ответил, что просто никто не смеет обижать его фею. Шутки шутками, а где-то внутри что-то очень болезненно ёкнуло. И чем больше они виделись, тем дальше ёкало. И тем больнее. Они общались всё ближе, день за днём привязываясь всё больше. Оказалось, что Славик вообще не подходит под определение «тупого гопника», хотя гордо называл себя «обрыганом», хвастался дырками от сигаретного пепла на колене, увлечённо рассказывал, как и с кем бухал позавчера. Влад пригласил его домой и познакомил со своим ручным вороном, а потом в шутку злился, что Эдгар любит Славу больше, чем собственного хозяина. Слава хохотал и говорил, что Влад мило бесится. Влад бесился ещё больше. И каждый раз, когда они расходились по домам, Влад чувствовал внутри что-то такое щемяще-разрывающее, какую-то нечеловеческую тоску. Раз двадцать, не меньше, порывался написать среди ночи что-то сверхсопливое, в духе «ёбаный стыд, без тебя здесь вообще не ок». Но гордо держался, делая вид, что ничего не происходит. И надо бы сказать, что у него неплохо получалось. Вернее, он хотел так думать. *** Так, наверное, месяц прошёл. Дошло даже до того, что Влад как-то затащил Славу на кладбище под предлогом показать любимое место. На минуточку, он вообще никогда никого с собой туда не брал, ревностно охраняя свои личные границы. Это был такой же синий вечер, как и тогда, когда Слава навалял за него. Только здесь было спокойно… Впрочем, с этим парнем всегда и везде было спокойно. Гот даже забыл, что когда-то дёргался по любому поводу и оборачивался от каждого шороха. На его теле зажили почти все синяки, осталось только несколько желтоватых следов. — Бля, и в чём прикол тусняков с трупами? — Славик чиркнул зажигалкой. — Они молчат и не бесят, — усмехнулся Влад, — и ещё не бьют за то, что смею им не нравиться. — А я тоже тебя бешу? — Нет. И ещё ты меня не бьёшь. — Ладно, а чё мы тут делать будем? — В смысле чё? Пойдём, — Влад как-то на автопилоте взял своего друга за руку и пошёл в самую глубь. Он даже как-то не сразу придал значение тому, что переплёл их пальцы. Слава не сопротивлялся, но сигарету чуть не выронил. «Это как-то по-пидорски», — подумал он и… сильнее сжал холодную ладонь. Там, куда они пришли, деревья расступались и было видно звёздное небо. Сегодня как раз туч не было, и оно казалось чистым стеклом, за которым плещется тёмно-синяя акварель. Влад шагнул прямо через одну из оград и уселся на скамейку. Похлопал по месту рядом, мол, садись. Слава сел. — Смотри, — бледный тонкий палец с чёрным ногтём уткнулся в тёмно-синий фон, указывая на звёзды. — Малая Медведица. А вон большая. Красиво, а?.. — Да. Славик потянулся к рюкзаку, в котором лежало пиво. Протянул одну банку Владу, другую взял себе. — Это как-то по-обрыгански, — усмехнулся Влад. — Ой, скажи ещё, что ты такое не пьёшь и это не ты потягивал «адское пойло», пока мы смотрели, о боже, «Южный парк»! — Чего не помню, того не было! — Рыбонька ты моя, — Славик добродушно потрепал его по волосам. Влад покраснел. — Чё?.. — Память, говорю, у тебя три секунды. И вообще, не придуривайся и пей, бля. На самом деле, ломался гот только для вида. И пиво он, конечно, пил. И всё он отлично помнил, разумеется. Но построить из себя аристократа было стратегически необходимо!.. — А можно я сейчас сделаю одну херь, за которую рискую получить по роже? — по правде говоря, Влада всего трясло. Пальцы крепко сжали банку так, что она чуть-чуть прогнулась. Он, честно говоря, думал об этом достаточно долго, мучительно разбираясь в себе день за днём. И пришёл к выводу, что уж лучше он действительно сейчас огребёт, чем будет мучиться каждый день. — Так… ты решил вскрыться при мне? — Хуже… Губы у Славы были мягкими и отдавали сигаретами. А глаза — полностью офигевшими. Влад зажмурился, ожидая удара, но… его не последовало. Ему ответили — неуверенно, сомневаясь, но не оттолкнули. — Это как-то… по-пидорски, — чуть хрипло прошептал Славик, когда они отстранились друг от друга. — Бей. — Чего? — Бей, говорю. — За что?.. — За это вот всё. Влад весь съёжился, снова вцепившись в банку и дрожа всем телом. Он сильно покраснел, просто полыхал от смущения. — Бля, дебил какой-то, — Слава приобнял его за плечи. — Мне, вообще-то, понравилось. — Чего?.. — Чего слышал. Повтори. Я сейчас серьёзно. И Влад повторил. Едва не задохнулся от того, что его обняли за талию и притянули к себе поближе. И, кажется, отпускать уже не думали вовсе. Но кое-что всё-таки спросить было нужно: — И что мы будем с этим делать? — В смысле, что? Творить пидерастию!.. — Эммм?.. — Говорю, продолжать будем. Наверное, сердце Влада стучало громче криков ворон и шума ветра в ветвях деревьев. Он не мог поверить… И если это был сон, то он точно не хотел бы просыпаться. Хотя хотелось бы верить, что Вселенная просто перестала, наконец, его мучить.