Сдохла

Когда-то было (а может, и не было вовсе) одно королевство. Прекрасная, богатая земля из тех, про которые рассказывают сказки на ночь маленьким детям. Горы окружали страну с севера, а голубое море гладило камни порта столицы с юга. По крайней мере, именно такой запомнил эту страну один путешественник. Имя его давно забыто, да и роли в этом рассказе, в общем-то, не играет. Он не вырос в этой стране, но, лишь однажды побывав в ней, влюбился в красоту здешних лесов и полей, величественных гор и каменных городов. И люди здесь были прекрасные — найти друзей за одну ночь здесь было обычным делом, и пусть такие друзья, как это обычно и бывает, забываются уже через неделю, с одним из жителей этого королевства путник дружил уже на протяжении многих лет. Так он и странствует, не забывая ежегодно, в начале весны, когда улочки уютных городов украшают яркими лентами и весь народ целую неделю празднует конец зимы, заезжать на денек-другой к своему хорошему приятелю. По крайней мере, такой наш путник эту страну и запомнил. Да в конце концов, а что может случиться всего-то за год? Путь его пролегал через горную дорогу, пронизанную семью ледяными ветрами. Впрочем, все это было лишь временным неудовольствием, ведь дальше, у самого подножья гор, раскидывались, как помнил странник, зеленые цветочные луга и маленькие, мирные деревеньки. А недалеко от ближайшей деревни его как раз должен ждать его верный друг, с которым они вместе уже на повозке поедут в прекрасный белый город, пестрящий разноцветными ленточками. Нужно было лишь спуститься с горы. Долго ли, коротко ли, но дорога вверх, в гору, тонкой нитью все дальше исчезала за спиной усталого путешественника. Серые скалы и снежные вершины оставались позади, но ветра, терзающие поношенный алый плащ, все никак не хотели угомониться. И вид, открывшийся внизу, не радовал глаз — там, где раньше были яркие зеленые поля, теперь лишь серела пустыня мертвой травы. Шелест сухих стеблей и листочков шумел в ушах наравне с воющим ветром. Казалось, словно была осень. “А в тот ли край я забрел?” — задался вопросом путник, остановившись у дороги. Опершись на трость, подобно старику, он вглядывался в унылую, серую даль. И вроде бы все было знакомо — те же деревья, та же деревенька вдалеке. Вот только деревья, раскидистые клены, почему-то стояли голые, будто бы мертвые, а трубы маленьких лачуг не курились темным дымком, как раньше. Одна лишь деталь, едва заметная, уверила путешественника в том, что он пришел, куда должен был — маленькая, казалось бы, тоже посеревшая на фоне мертвых деревьев и травы повозка. Его друг, несмотря на невзгоды, которые, видимо, свалились на это королевство с небес, ждал его приезда. Это и придало сил уставшему человеку, и он, стуча каблуками сапог по влажным камням дороги, уверенно зашагал в сторону повозки. Друг, дожидавшийся его, не мог не заметить хоть и старого, но яркого по сравнению со всем остальным плаща странника, и когда тот еще был далеко, снял шляпу и стал махать ей в воздухе. Наконец, после года разлуки, встретились два старых друга. Встретились, обнялись, да и поехали. — Слушай, а разве не лошадь у тебя была? — спросил, усевшись в пустой повозке, путник. — Лошадь, лошадь, — кивнул ему друг. — Была да сплыла. Плохой нынче год выдался, вот и не уберегли, зарезали лошадь разбойники. — И-а! — словно поддакивал словам хозяина запряженный осел. — Неужто у вас разбойники появились? — А то как же. Плохой год, говорю же. Да ты и сам увидишь все. Вона, смотри. Мужчина кивнул на дерево, растущее у дороги. На нем мрачными гирляндами покачивались висельники. Кто-то совсем недавно повешенный, а чьи-то глаза и щеки уже успели склевать вороны. — Мороз по коже… — вздохнул путник. — И это все разбойники? Даже маленькая девочка? — Нет, друг. Эти осквернили светлую память покойного сира Голди, нарушили траур. А девчушка… Ну, что сказать, нечего венки цветочные плести, когда траур в стране. Путник понимающе (хотя он и не понимал подобного безумия) покачал головой. — А ты, друг, — повернулся его товарищ. — Накинь вон тряпки поверх плаща. Нельзя траур нарушать, а то будешь с ними висеть. И тут не мог поспорить странник и лишь покачал головой, запахивая темный льняной плащ. Видать, думал он, великий человек был, этот сир Голди, раз такое дело. И ехали они дальше. Мало разговаривали они, ибо путник увлечен был разглядыванием когда-то прекрасных, а ныне унылых и серых пейзажей. И увидел он среди этого безобразия небольшую зеленеющую, будто бы светящуюся жизнью полянку с цветами. Да только зеленую траву безжалостно косил один человек в темном балахоне, а за ним землю солью посыпал другой. — А цветы ж они за что так? — спросил путник своего товарища. — А нельзя цветы. Траур, — ответил тот. В этот раз гость уже нахмурился, не понимая, зачем же нужно было настолько сильно погружать все государство в траур, но все же спорить не стал. Деревянные колеса повозки, стуча по камням дороги, несли двух друзей через деревню, что с горы видел путешественник. Люди, исхудавшие, со впалыми щеками и темными синяками под глазами, ровной очередью несли в центр деревни по вязанке дров. За этим голодным маршем следили три солдата в грязных кирасах и позеленевших медных шлемах. Изредка они прикрикивали, и люди шли быстрее, а затем кидали дрова в один большой, дышащий черным как ночь дымом костер. — А это-то они чего? — А это, друг, тучи. Негоже в трауре людям на синее небо смотреть, вот и коптим небо общими усилиями. — Но это же бред! Друг путника, однако, лишь горько усмехнулся и пожал плечами. И когда повозка уже скрывалась за последними домами, в борт вдруг прилетела, вонзившись, стрела, а на ней бумага: “Подданные Ее Величества! Указом Королевы, все вы обязаны приносить ежедневно на площадь городов и деревень охапку дров и три монеты на траурный цветок, возлагаемый на могилу сира Голди!” — А где ж люди берут по три монеты каждый день? — удивился путник. — И неужто у короны не осталось денег на достойное погребение этого сира? — А кто не находит трех монет, тот висит на дереве, покачивается. Мы же, видишь ли, как оказывается, Королеву обокрали всем народом, вот и платим теперь. Странник скомкал пергамент в руке и кинул за повозку. Бумажка упала у обочины. Поглядел — прямо на лицо покойнику. Одного из. — Господь милосердный, да вся дорога ж в трупах… — Три монетки на цветок не нашли. — Да что это за сир Голди такой?! Чья смерть стоит так много для этого края?! — Сир Голди? — Друг путника обернулся и слабо улыбнулся. — Рыбка. — Рыбка? — обомлев, переспросил путник. Впереди чернел страшный, покрытый сажей некогда прекрасный город. В небо поднимались столбы дыма. — Рыбка… — вздохнул его товарищ. — У Королевы, друг, рыбка сдохла.