Очи долу

Ее ад красного цвета, в его алых всполохах режут глаз лишь белоснежные крылышки, скрывающие ее лицо. Очи долу. Потупи взгляд, не смотри, не смей рядом сделать даже вздох. Яснорада была бы счастлива временами обратиться вспять, особенно ночами. Долгими, длинными ночами, когда взамен мужского тепла рядом остаётся владеющая над ней пустота. И она пуста. Очи долу. Пускай Божья рука довлеет над нею, безропотно принявшей эту пустоту. Её ад зелёного цвета, и Яснорада привыкает, как раньше привыкала к мелочам в ее жизни, въедающимся ей под кожу. Крепкий кофе по утрам, чёрный, густой, смолянистый, с запахом пережаренных зёрен. Тонкая сигарета, на фильтре которой остался бледный след от помады. Бодрящая пробежка, кружевное белье, виниловые пластинки, тонны бумаги, жёсткие переплёты с запахом коленкора и клея, мягкие обложки в вычурных заломах и золотым тиснением, крем для рук с ароматами лаванды и душицы. Имена. Искорени это зло. И пусть соблазны никогда не овладеют тобою. Цвет ее ада чёрный. В ее мире вообще осталось очень мало цветов. Водители шныряют по пустынным улицам, Око заглядывает за поднятые ветром шторы, что чувствуешь его дыхание на затылке. В саду Яснорады как и всегда цветут только розы, хрупкие стебли с бутонами цвета бычьей печени. В их темной, почти черной сердцевине под гнетом душащего запаха сокрыты ее воспоминания, в них улыбки женщин и их голоса, свободные, звучащие набатом в ушах. Но им остаётся десяток заученных фраз, от которых не становится легче. — Благословен день. И когда он только был в последний хренов раз таким, Джун даже не припомнить. На плечах миссис Уотерфорд тяжёлая зелёная шаль, а в зеркале, в мутном его глянце не менее мутное отражение, в нем даже вряд ли разглядишь собственных глаз, настолько они выгорели под догмами современного нового мира. Ее мира. В ней ещё не утихли чувства гордости и радости от одержанной победы. Знать бы сейчас, какая за ними последует пустота. Они забрали их имена. Не так. Они забрали и собственные тоже, оставшись обнаженными, нагими, уязвимыми (ещё более уязвимыми, чем прежде). Беззащитными, но с крохотной толикой надежды на будущее, которое всего спустя пару лет стало казаться им адом. Яснорада видит это в глазах напротив. А потому очи долу. Прочь от этого позора, сотворенного её руками. Проще спрятать его в земле, в сером безжизненном асфальте, в жухлой поросли, успевшей проклюнуться от скачков температуры, но убитой иссиня-белым, ослепительным снегом. На его фоне алый кажется кощунственным, противоестественным, а чепцы и вовсе не заметны, превратив Джун и всех своих обладательниц в безголовых чудищ, жаждущих мести. Интересно, когда в них действительно проснется эта жажда? Яснорада ждёт ее не меньше прочих, чуждых зелёным платьям, тем, кто на противоположной стороне, но кто, как и она, оказались заложницами придуманной ею системы. Ее ад цвета небесной пыли, серого пепла, пригоршнями хлопьев, падающего на их головы. Яснорада продолжает бороться — за что? Ей вряд ли удастся сейчас вспомнить, — она продолжает мечтать, складывая руки в молитве и думая о ребенке, не принадлежащем ей. Но она имеет на него полное право, не этого ли она добивалась в прошлом, пускай цена и была слишком велика. Ладони сохранили тепло и чувство ощутимых толчков крохотной ножки. Разве это была не ее победа? Смирись и жди. Очи долу. Черта с два, сохранив собственное имя, Джун готова и за него сражаться.