Последняя ночь

— Идиот. Самый идиотичный идиот из всех идиотов, которых я встречала, — сказала Шура и отпила из банки. Бон надулся, собираясь ответить, но девушка продолжила, не заметив этой жалкой попытки. – Ладно, я понимаю остальных ребят, но ты. Испугался демона? Презираешь его? Кого ты обманываешь? Сугуро отвёл взгляд и Шура усмехнулась. — Верно. Себя в первую очередь. И из-за твоей глупой, нет, идиотичной важности и гордости Рин страдает и не может сконцентрироваться на тренировках. Одно дело быть одному всегда, другое – потерять всё в одночасье. Что бы ты чувствовал, если бы человек, которым ты восхищался, который говорил тебе громкие слова о дружбе, вдруг посмотрел на тебя как на прокажённого и сделал шаг назад, запретил бы приближаться? Стоит ли твоя гордость той боли, что ты причиняешь дорогому тебе человеку. Человеку, чёрт возьми. Он всю жизнь воспитывался как человек, что же ему мешает быть им? Он же подставился, защищая вас. Он вообще всегда подставляется кого-то защищая. Подумай об этом. Подумай ещё и о том, что мы экзорцисты. Мы экзорцисты и мы на сверхважном и крайне опасном задании. Любой день, любой час могут оказаться последними. Рин сейчас один в комнате. И у тебя больше может не быть шанса. Если так боишься себя – просто извинись за своё поведение, пожми руку. Последний шанс. Последняя ночь в твоём расположении. Шура качнула банкой, поморщилась и отправилась в направлении комнаты остальных старших экзорцистов. Последний шанс. Последняя ночь. Бон шагнул в сторону комнаты Рина и решительно отодвинул в сторону бумажную перегородку. Окумура что-то сосредоточено рассматривал на потолке и не обратил внимания на шорох отодвигаемой сёдзи. К тому же он, наверное, ожидал Шуру, а не отказавшегося от него друга и потому даже не шевельнулся, только хвост его продолжал своё ленивое движение по полу – от ног к голове и обратно. — Привет, — кашлянув, сказал Бон и сделал шаг по направлению к футону, на котором лежал Рин. Окумура резко сел, широко распахнув глаза и, судя по взгляду, не веря им. — Я просто зашёл извиниться, — пробормотал Бон и почему-то, скорее на автомате, сел на колени напротив Рина. – Я вёл себя неподобающим образом, так как слова мои расходились с действием… и вообще… прости. — За что? Рин смотрел на Бона широко раскрытыми глазами, и тот вдруг осознал, что глаза эти непозволительно синие, яркие, как его демоническое пламя, только не горячие – тёплые. И ещё Бон вдруг осознал, что было не так в мальчишке этим вечером – не было улыбки. Он так привык к ней, клыкастой и до самых ушей, что удивился, не увидев её на тонких губах. Растрепанный, сияющий своими огромными глазищами Рин напоминал кота, но никак не демона. Ну, разве что суккуба, решившего соблазнить экзорциста. Удачливого суккуба. — За всё, — помедлив, ответил Бон и, сжав кулаки и потянувшись к лицу Рина, добавил. – И за это тоже. Окумура не оттолкнул его, только шире раскрыл глаза, когда губы Сугуро накрыли его собственные. Возможно, он просто не смог справиться с удивлением сразу, а потом ему просто не дали вырваться. Бон обхватил его запястья своими, как оказалось, большими руками и повалил обратно на футон, словно пиявка присосавшись к губам и не желая отпускать свою жертву. У Рина, против громоздкого Бона не было шансов, если, конечно, не выпускать пламя, которое он, естественно, ни за что бы не использовал против него. У Бона были горячие и сухие губы, мягкие руки и весь он был горячим и страстно желающим. И Рин не мог ему сопротивляться, плавясь в чужом жаре, в чужих чувствах. Бон прерывал поцелуй только на короткий и быстрый вдох и снова присасывался к покрасневшим губам. Он кусал эти губы, оставляя мелкие кровоточащие ранки, и тут же слизывал выступающую кровь. Рин задыхался, терял контроль над телом и разумом и почему-то отвечал на поцелуи, царапая язык и губы Бона острыми клыками. Последняя ночь. Бон готов был провалиться в ад, только бы ничего не прервало их. Только бы ничто не отрезвило Рина, и тот бы не прекратил так невыносимо пошло выгибаться навстречу, трясь пахом о пах Бона, и так откровенно стонать ему в губы. Рин абсолютно не контролировал себя и не удивился бы, спалив всю деревню к чёртовой матери. Ему хотелось чего-то большего. Ему хотелось чувствовать Сугуро каждой клеточкой кожи. Все эти новые чувства волнами захлёстывали его с головой, не позволяя разуму хоть что-то предпринять. Бону не нужно было раздевать Рина, так как тот, первым не выдержав, сам стянул с себя футболку и потянулся к футболке Сугуро. В тот момент Бону подумалось, что Рин выглядит и ведёт себя как пьяный, одурманенный, одержимый. Интересно, демоны могут быть одержимы другими демонами? Сугуро усмехнулся своим мыслям и стянул с податливого Рина трусы на резинке. Полностью обнажённый, Рин выглядел не столько беззащитным, сколько развратным. Суккуб, настоящий суккуб. Он даже не пытался прикрыться, только прижимался сильнее, впившись острыми ногтями в спину Бона. Глаза у него были тёмные, глубокие, словно бы бездонные. Нечеловеческие. Но Сугуро это только сильнее возбуждало. Интересно, он первый экзорцист, переспавший с демоном? Масляная лампа, стоящая неподалёку, оказалась решением, когда Бон вдруг осознал, что без смазки ничего у них не выйдет. Тут-то и пригодился хвост Рина, который ухватив лампу, подтащил её ближе, позволяя любовникам не отрываться друг от друга. Несмотря на свою девственность, Бон был прекрасно осведомлён о разных видах секса из книг и от друзей. Информация, которой он обычно так противился, пригодилась ему совершенно неожиданно. Пальцы, смазанные маслом, легко скользнули внутрь расслабленного тела Рина, не причинив сильных неудобств, и вскоре были заменены членом Сугуро, отчего Рин, откинув голову назад, выгнулся дугой и протяжно застонал. И это, несомненно, послужило спусковым крючком. И если до этого Бон старался сдерживать себя, после у него просто не хватило сил на это. Он вколачивался в податливое, гибкое и сильное тело Окумуры, оставляя синяки от пальцев на бёдрах и боках, пока в глазах не потемнело, а все чувства не сконцентрировались в одной точке внизу живота. Он, кончил, прижимая к себе, желанного, любимого демона и сквозь зубы шипя его имя. Рин кончил следом, после пары резких движений по члену и глубокого, страстного поцелуя. Позже они сидели напротив друг друга, не глядя в глаза, но постоянно встречаясь взглядами. — Я не могу простить тебя, — сказал вдруг Рин и усмехнулся. – Не за что.