Подарок для любимой

***

      Тёплый ласковый летний ветер лениво трепал длинные золотистые волосы. Зажмурившись, Усаги подставляла лицо морскому бризу и улыбалась, предвкушая завтрашний день. Тридцатое июня — день её восемнадцатилетия. Казалось бы, ещё такой юный возраст, но за последние четыре года ей и её подругам пришлось через многое пройти. Пережитые страдания добавляют мудрости, а прошлые жизни — ещё больше подкрепляют её. Но лично Усаги не считала себя умудрённой жизнью старицей. Нет, вовсе нет. Она была обычной девушкой со своими мечтами, грёзами и — даже — проблемами. Однако о них не хотелось и думать. Завтра — её праздник, и на нём положено быть счастливой.       — Но я уже почти счастлива! — заливисто рассмеялась она, подставляя руки резкому порыву ветра, от чего лёгкая шаль на её плечах ореолом взмылась над головой.       — Это очень отрадно слышать, — раздалось позади.       Усаги быстро обернулась, и платье волнами взвилось вслед её движению. Подошедший Сейя улыбнулся девушке и встал рядом, тоже вглядываясь в морскую даль, расстилающуюся под ними. Загородная вилла «Трёх Огней» стояла на крутом, но невысоком утёсе, который порос кустарниками, а кое-где даже шумели кронами высокие деревья. Вниз, к пляжу, уходила крутая тропинка. А здесь, на площадке перед домом, стояли перила, чтобы можно было опереться о них, и ненароком не упасть вниз.       — Я хотела бы обнять небо — как могу дотянуться, — Усаги раскинула руки и покружилась. Вот только неудачный камень попал под ногу, и она непременно бы рухнула назад себя. Но надёжные руки подруги не дали ей упасть.       — Осторожнее, — улыбнулась подоспевшая вовремя Минако, помогая Усаги вернуться в устойчивое положение. Та смущённо улыбнулась в ответ и, поправив шаль, схватилась за перила.       — Спасибо, — проговорила Усаги. Она смотрела на гладь моря и думала о чём-то своём и далёком.       Троица молчала, не зная, что ещё сказать. Природная тишина умиротворяла, и язык не поворачивался разрушить этот миг единения с окружающим миром. Усаги расправила плечи и глубоко вдохнула. Хорошо…       — Скоро ужинать, — наконец, сказал Сейя и посмотрел на умиротворённое лицо Усаги. — Я научился на Кинмоку делать такой вкусный салат — закачаешься. Не хочешь попробовать?       — Ммм, ты иди делай, а я попозже подойду, — она бросила на него мимолётный взгляд, улыбнулась и снова обратила свой взор к морю.       Минако хихикнула и похлопала Сейю по плечу:       — Идем, дорогой. Приготовим твой салат, — и, взяв явно расстроенного парня под руку, не давая опомниться, потащила в дом.       Когда дверь за ними захлопнулась и Усаги осталась в полной тишине, девушка прикрыла глаза и расслабилась, мысленно пытаясь дотянуться до одного человека и поделиться своими ощущениями. Но человек почему-то молчал, «на связь» не выходил и никак не откликался. Но Усаги подумала, что он сейчас просто занят, и оставила свои бесплодные попытки.       — Ну как? Нравится?       К Усаги подошла Курода Икари — новый менеджер «Трёх Огней», который стал с ними активно работать после возвращения ребят с Кинмоку. Высокая красивая женщина лет тридцати, косящая под двадцатилетнюю девчонку, никогда особо не нравилась Усаги. Голос её был слишком высоким, ногти слишком длинными и цеплючими, глаза слишком накрашены… Этих «слишком» за последние месяцы накопилось воз и целая тележка. Стоило только Икари появиться в поле зрения Усаги, как та старалась поскорее уйти прочь, лишь не пересекаться с этой странной женщиной.       Увы, как менеджер, Икари заявила, что должна везде и всюду сопровождать своих подопечных. Даже на заслуженный отдых. Но в эти дни Усаги не позволит Икари испортить её день рождения.       — Да, тут очень красиво, — кивнула Усаги, понимая, что молчание несколько затянулось. — Я мало бывала в подобных местах, но это — одно из лучших, — она говорила, не кривя душой, потому что это было правдой. Смысл увиливать от того, что является правдой?       — Сейя говорил, что ты плохо успеваешь в учёбе, — отозвалась Икари, поджав губы. Она откинула с накрашенных в несколько слоев туши глаз чёрную, как уголь, прядь волос, и с вызовом посмотрела на Усаги: — Неудивительно, что ты бывала так мало где. Из-за плохой учёбы родители не пускают тебя куда-то? Ты не думала, что ты немного сама виновата в том, что мало где была? — настойчиво выпрашивала Икари, наклонив голову.       Усаги мысленно поморщилась — «Как банный лист прилипла!» — а вслух произнесла:       — У меня были… Другого рода дела, — она улыбнулась Икари тепло и искренне, от чего та несколько растерялась и смешалась.       А Усаги, памятуя о разборках с демонами, знала, что далеко от Токио ей забредать никак нельзя. Поэтому и редко куда ездила. Впрочем, как и остальные Сейлор Воительницы. Но простым людям некоторые нюансы их жизни знать было не обязательно.       Впервые Усаги осталась наедине с миссис Курода и пыталась играть на её правилах, чтобы поскорее отвязаться и вернуться к созерцанию природы. Вот только Икари и не думала куда-нибудь уходить. Настойчивости и упрямства ей было не занимать.       — Как тебе Сейя? — улыбнулась вдруг Икари.       Лицо её приняло одухотворённое выражение, и Усаги с удивлением отметила румянец смущения на обычно спрятанных под тонной косметики щеках. Кажется, слухи о тайной влюблённости менеджера в своих подопечных не были лживыми, как утверждали на пресс-конфрененции. Злые языки поговаривали, что Икари до такой степени одержима солистом группы «Трёх Огней», что у неё все стены и потолки завешаны плакатами только с ним одним. Впрочем, Усаги в эти слухи всё равно не верила.        — Он очень хорош собой, да?  — продолжала тем часом щебетать Икари. — Вы вместе — были бы просто потрясающей парой! А как красиво бы выглядело ваше воссоединение в полночь, когда тебе исполнится восемнадцать, а он подойдёт к тебе и первым подарит подарок! — воскликнула она, хлопнув в ладоши. А вот Усаги поперхнулась и недоумевающе уставилась на миссис Курода. Та обворожительно похлопала километровыми ресницами, ожидая ответа.       — Он очень хороший друг, — улыбнулась Усаги. — Простите, мне нужно идти, — и девушка, заливисто смеясь, побежала по тропинке к пляжу.       По пути Усаги ловила шаль ветром и представляла, что она летит. До ужина оставалось полтора часа, и можно было сделать то, что хотелось сейчас больше всего нравится.       После вечернего перекуса и настольной игры Усаги снова выбралась на пляж — помечтать да снова погрезить о полётах. Накинув на плечи шаль, она ушла вниз, на пляж.       Из колонок на внешней стороне дома доносилась приятная мелодия, ласкающая слух. Поймав ветер, Усаги закружилась, раскинув руки. Потом резко вильнула вправо, как если бы с кем-то танцевала. Она плавно двигалась в такт мелодии, не замечая, как несколько человек сверху внимательно наблюдали за ней. На фоне закатного солнца Усаги казалась маленькой хрупкой нимфой и хотелось спрятать её в шкатулку для драгоценностей, чтобы никто не посмел утащить хрустальную лилию.       — Она прекрасна, — улыбнулся Сейя, буквально лаская взглядом маленький силуэт девушки на пляже. Минако пихнула его в бок и, показав язык, заявила:       — Уса-чан принадлежит мне, так что не смей заглядываться, — усмехнулась она, хмыкнув.       Икари, стоящая рядом с ними, закатила глаза, но ничего не сказала, впервые жизни соизволив оставить своё мнение при себе и не заявить о нём на весь мир.       А Усаги не замечала их и плавно — как умела — танцевала. Она прекрасно знала, что со стороны могла казаться смешной и забавной, но не желала останавливаться. Воздушное платье кружилось вокруг её ног, в длинных волосах путался ветер, ласково пропуская через прозрачные пальцы золотистые пряди.       Она совсем не была против встретить вот так вот свой день рождения. Вот только… Безумно не хватало одного человека, который постигал азы учёбы на стажировке в Америке. Из-за Галаксии Мамору не смог отучиться положенный год в Гарварде. И после их возрождения и возвращения Усаги всё равно настояла, чтобы он полетел учиться, когда ему снова предложили. Второй шанс выпадает очень и очень редко. А Усаги не могла допустить того, чтобы Мамору упустил его.       В США он уже был почти год — с конца августа, а сейчас, через полчаса, уже тридцатое июня. Они ежедневно переписывались, созванивались по интернету, а на зимних каникулах Усаги даже летала к нему. Но она всё равно безумно скучала по нему. И очень сильно ждала их встречи в середине июля, когда Мамору должен был вернуться.       — Я хочу к тебе, — Усаги протягивала руки к горизонту, где где-то там, за тысячи километров усердно учился её самый родной и близкий человек на свете.       Обняв себя руками, девушка закрыла глаза и медленно покачивалась в такт мелодии. Негромко напевала песню, абсолютно не попадая в слова, но разве это сейчас могло волновать? Усаги ощущала небывалую лёгкость в груди, ей даже казалось, что она могла вот-вот взлететь.       По радио объявили полночь. Раскинув руки, Усаги глубоко вдохнула ночной морской воздух. Улыбнулась, прикрыла глаза и замерла, позволяя ласковому ветру трепать её волосы и платье.       Неожиданно она ощутила какое-то движение воздуха сбоку. Вздрогнула и резко повернулась. Из темноты медленно выходил мужской силуэт, и чем ближе он становился, тем больше узнавания и изумления появлялось в глазах Усаги. Наконец, юноша остановился на таком расстоянии, что его можно было легко разглядеть. Глаза Усаги распахнулись от удивления — она просто не могла им поверить! Разве… разве он мог быть здесь?       Они оба замерли, не веря, казалось, в происходящее. Реальность словно натянулась, как пружина, готовая сжаться в любую секунду. Глаза в глаза, а от бури эмоций в груди прерывалось дыхание. Он казался фантомом, дымкой в окружающем её пространстве. Усаги всё никак не могла поверить в то, что происходило здесь и сейчас.       Он улыбнулся, любуясь ею, такой прекрасной, немного обескураженной, с милым румянцем на щеках.       — Усако, — он раскрыл объятья, и Усаги со всех ног бросилась к нему. Громко рассмеявшись, она заплакала.       — М-Мамо-чан! — Усаги задрожала, когда Мамору крепко обнял её.       Знакомое незабытое чувство вновь всколыхнулось в её душе, когда его сильные руки прижали к себе. Цепляясь за рубашку, Усаги дрожала и плакала. От радости, от дикой и бешеной радости. Когда чувства переполняют сердце и душу — они выходят слезами, показывая, что их уже невозможно сдерживать.       — Не плачь, мой крольчонок, — Мамору обхватил её лицо ладонями и стал ласково касаться губами нежной кожи, — я хочу, чтобы ты улыбалась, а не плакала.       — Это я от счастья, — всхлипнула она, широко улыбнувшись. Прижалась к нему ближе, накрыла его руки ладонями. — Н-но как ты тут оказался?.. У т-тебя же билет на пятнадцатое июля. Ты сам говорил мне!       Мамору погладил её по щеке.       — Я хотел поздравить тебя самым первым, вот и закончил немного пораньше… С Днём Рождения, Усако, — он осторожно поцеловал её, наконец-то ощущая родной вкус любимых губ. Усаги выдохнула и, судорожно хватаясь за его плечи, отвечала на поцелуи, буквально растворяясь в них.       — Мамо-чан, — прошептала она, когда Мамору поцелуями перешёл на её шею, осторожно покусывая нежную кожу.       Мужские руки скользнули ниже, вызывая бурю эмоций в теле Усаги, притянули её ближе за талию, опустившись ещё чуть ниже, ласково поглаживая упругие ягодицы сквозь лёгкую ткань платья. Усаги застонала и прижалась ближе. Сладкая нега охватила её сознание, и девушка дрожала от предвкушения в объятьях любимого.       — Я безумно соскучился, — судорожно шептал он. Проворно спустил лямку платья ниже, покрывая быстрыми отрывистыми поцелуями её плечи. Усаги запуталась пальцами в волнистых тёмных волосах Мамору, прижимая его голову к себе.       — Я тоже. Я тоже! Ах, Мамору!       Она приподняла его голову, отрывая от своей кожи и глубоко поцеловала его. Целых полгода она подавляла в себе желание прикоснуться к нему, раствориться в его объятьях, отравиться им. И наконец-то она может не противиться самой себе.       — Позволишь? — Мамору выпрямился и взял её за руку.       Усаги кивнула, и он закружил любимую в медленном танце. Песня сменялась песней, а они всё танцевали и танцевали, не в силах оторваться друг от друга. Тела касались друг друга, вызывая острое и неутолимое желание в сердцах и душах. Хотелось отравить друг друга собой, крепко сжать в объятьях и никуда не отпускать.       Усаги и Мамору не заметили, как, закружившись в вихре танца, упали на траву. Длинные извилистые ветви кустов укрыли пару от любопытных глаз обитателей дома, давая безмолвное разрешение на продолжение поцелуев. Этой волшебной ночью можно было всё; запреты растворялись вместе с прозрачными облаками, что обнажили ярко сияющие звёзды над самозабвенно целующимися молодыми людьми.       — Хочу тебя, — Усаги провела ладонью по его груди, торсу, пальчиком постучала по пряжке ремня, опустилась рукой чуть ниже, осторожно сжимая натянутую ткань брюк.       — Люблю тебя, — Мамору на мгновение отстранился от неё, расстегнул пуговицы рубашки и снова обнял её, руками нащупывая застёжки её платья.       Они помогли друг другу раздеться. Обнажив перед друг другом тела и души, легли на ласково щекочущую траву, обнявшись. Внутри словно рождались маленькие молнии, там, где кожа касалась кожи. Воздуха стало катастрофически не хватать, а приятная тягучая сладость наполнила души и тела. Пытаясь удержаться на границе сознания, Усаги цеплялась за мужские плечи, двигаясь в такт его движениям. Они любили друг друга на пляже, отбросив в сторону все приличия, забыв о том, где находились, даря свою любовь самому дорогому человеку на свете. Блаженство, казалось, заполнило их души, и они словно захлёбывались в счастье. Она негромко вскрикивала, ближе прижимаясь к нему и называя его по имени; голос Мамору вторил её. Ей безумно нравилось, как он называл её «Усако», как жарко и пылко целовал и как страстно любил. Тела, покрывшись испариной, дрожали от переполнявших их чувств, а сердца бились в унисон. Взорвавшийся вокруг мир словно оставил из одних во всём белом свете, укрывая пеленой наслаждения от ненужной памяти о реальности.       — Это самый лучший мой день рождения, — прошептала Усаги, поглаживая его плечи, когда Мамору рухнул, носом уткнувшись в женскую шею.       — Я очень рад, — негромко прохрипел он, мягко целуя бьющуюся венку.       Собравшись с силами, Мамору обнял её и перевернулся на спину, устраивая её на груди. Усаги счастливо прошептала его имя и затихла, прикрыв веки.       — С Днём Рождения, — он поцеловал её в макушку, поглаживая растрёпанные золотистые волосы.       Звёзды на небосводе мягко сияли, освещая переплетённые тела, подмигивая влюблённым, словно одобряя все их действия. Только они и были свидетелями этой жаркой ночи, для остальных же осталось тайной за семью печатями всё произошедшее.       Утром, взявшись за руки, они медленно шли к вилле, негромко переговариваясь, лохматые и уставшие, но счастливые и довольные. Праздник в честь восемнадцатилетия только набирал обороты, но Усаги уже была счастлива, когда получила свой долгожданный подарок — возвращение любимого человека в её объятья. А когда сильно любишь, разве можно ли желать о чём-то ещё?