*
Первый взгляд Луи на Гарри можно было описать лишь нахождением своего любимого трека в чужом ужасном плейлисте. Он и Зейн сидели в общей комнате, в которую их завели, на совершенно новом синем диване, иногда поглядывая на настольный футбол и игровые автоматы. Место было настолько огромным, что в нём с легкостью можно было бы провести бал. Ничего общего с небольшим уютным классом, в котором они привыкли болтаться вместе со старшеклассниками в своей старой школе, не было. Оно было слишком большим. Они сидели молча вместе с другими новичками, большинство из которых либо бормотали друг с другом по-русски, либо просматривали бесплатный школьный журнал, который помощники директора специально положили на столики, чтобы новые ученики тщательно заучивая имена преподавателей. Малик предупредил Томлинсона, что он не намерен общаться с последним, из-за того что тот не дал ему отдохнуть, когда они шли в школу. Луи промолчал, так как у него тоже не было настроение на общение. Его желудок подавал очень явные знаки голода. По мере того, как время приближалось к регистрации, несколько учеников начали копошиться, по-видимому ища какие-то документы. По мере того, как время приближалось к регистрации, несколько учеников начали капать. У них был воздух опытных «старых мальчиков», которые были здесь всю жизнь, и все еще чувствовали себя так же, как будто они нарушали правила, входящие в их собственная общая комната. Большинство из них проигнорировали новых учеников или немного кивнули, прежде чем покупать карточную чашку кофе с машины и расстелить себя через сумочку или диван. Когда они собрались, они стали громко использовать настольный стол, и Луис с завистью наблюдал за ним. Он хотел заговорить и начать говорить; возьмите кофе; приветствовать блюз; как он бы сделал в любой другой ситуации от молодежной группы до няни. Но что-то об их акцентах остановило его: растягивание и ленивость, все гласные и хорошее воспитание и частное образование. Луис не хотел открывать рот, если они услышали его воспитание в Ист-Энде и отвернулись или спросили, нужна ли ему летняя работа, чистка яхты своего отца. Он покраснел, знал это или даже выходил из себя, и он просто обещал Зайну, что он будет хорош. Поэтому он остался на месте. По мере того, как время приближалось к регистрации, несколько учеников начали очень сильно волноваться, и, по-видимому, искать какие-то документы. Скорее всего это было из-за того, что они чувствовали давление со стороны уже опытных "старых мальчиков", которые находились в этой школе с самого начала. На самом деле большинство из них проигнорировали новых учеников или немного кивнули, прежде чем купить себе кофе и присесть недалеко от только поступивших. Когда вся банда собралась, то они решили сыграть в настольный футбол. Луи всё время наблюдал за этим, он хотел взять кофе и начать говорить с ними, как он бы сделал в любой другой ситуации. Но что-то в их голосе его напрягало: растягивание букв и идеальная речь в сочетании с хорошим воспитанием и элитным частным образованием. Томмо не хотел открывать рот, так как они бы заметили его образование Ист-Энда и спросили бы его, нужна ли ему летняя работа, например чистка яхты своего отца. Он покраснел и поэтому остался на месте. Потом это случилось. Вошел он. Любимая песня Луи в то время была «Why’d You Only Call Me When You’re High», и это вполне устраивало Гарри, так как строчки из этой песни были написаны на его загорелой коже. У него была грива вьющихся волос и две глубокие ямочки еще глубже его темно-зеленых глаз. Его рубашка была расправлена, но она выглядела более небрежной, чем преднамеренная других идиотов с их кропотливо свернутыми рукавами и взъерошенными волосами. Он выглядел лихорадочно, и Луи это понравилось. Он вспомнил экзотические страны, в которых он никогда не был, и пляжи с океанами, которых он никогда не видел. Он пахнул деньгами и одеколоном, вместо чипсов и дыма. Он был всем, чего не было у Томлинсона, и имел слишком много того, чего тот хотел. Он был великолепным. Статным. Красивый. Затем он протянул руку девушке рядом с Луи, открыл рот и начал свободно говорить по-французски. Девушка выглядела так же удивленно, как и Луи, но она ответила так же легко, как они общались на языке, на котором голубоглазый едва мог произнести двадцать слов. Его рот тоже был открыт, но в отличии от рта Гарри из него ничего не выходило. Он был так омрачен, что не заметил блондина рядом с ним, пока тот не схватил его за руку, чтобы энергично встряхнуть её. «Привет, новичок. Как жизнь? Парень понравился Луи мгновенно. Пока что он был единственным, кто не казался тем, кто каждую неделю он отправляется отдыхать куда-нибудь заграницу. У него был ирландский акцент, такой же огромный, как заварной крем в пироженном. "Потихоньку. А у тебя?" Он протянул руку, ухмыляясь зубами, которые явно никогда не видели брекетов. Томлинсон обнаружил, что он еще один стипендиат. «Мы представляем комитет. Ну, Гарри. Я в нём против моей воли ». Он рассмеялся откуда-то изнутри живота. "Не обижайся". Он дал Зейну несколько более оценочную улыбку, и именно к нему он обратился со словами: «Я Найл». «Зейн, - тихо ответил тот, прежде чем склонить голову к Томлинсону, чтобы Хоран обратил внимание на него, - а он Луи». «Да, это я!» - гордо заявил голубоглазый. И, конечно же, его самоуверенный голос привлек внимание великолепного парня рядом с Найлом, который смотрел на него сверкающими глазами и маленькой, заинтригованной улыбкой, которая каким-то образом образовала ямочки на щеках во всей их восхитительной славе. "Здравствуйте, я Гарри!" Луи мог физически чувствовать, что его лицо пылает в огне. "Здравствуй".Глава 1: Твои глаза опьяняют меня
29 июня 2018 г. в 14:15
Первой вещью, которою Луи рассказал своему терапевту, когда она спросила почему он так изменился, было то, что он знал, что прежде чем он встретил Гарри, он выглядел отлично.
Честно говоря, было бы несправедливо, если бы он не выглядел хорошо. Он сидел на диете, с двенадцати лет, и ухаживал за своим лицом начиная с восьми. Он тратил все деньги, которые он зарабатывал, работая в местном магазине, на самые дорогие продукты для волос и лица, которые он мог себе позволить; он знал, какая одежда подходит ему, и он носил её с гордостью; он смотрел в зеркало по утрам и знал, что он хорошо выглядит. Он знал это.
Но первый взгляд Томлинсона на его нового одноклассника поставил под сомнение все, что он знает о себе или об университете в целом. Особенно сила и красота. И гравитация.
Но, думая о прошлом, он немного отступает от заманчивого начала своей истории о том, как он положил глаз на Гарри Стайлса, потому что он подумал, что на данный момент это не нужно, и, по его мнению, вероятно, полезно напомнить себе, что на самом деле у него была личность, и ощущение того, что он жил. Что он может существовать без кудрявого. Может быть, именно из-за этого он и не был прав.
Он начал свой рассказ с утра, когда они познакомились. Это не выглядело так, будто парень пытался убедить себя в том, что до встречи с Гарри его жизнь имела ценность. Единственная вещь, которую он узнал от Стайлса, заключалась в том, что иногда счётчик, отведённый на твоё существование, может достигать лишь пару часов. Тяжелых, мучительных, невыносимых часов.
Зимний день. Шесть часов утра. Это время, когда мир еще не совсем проснулся, и можно было видеть лишь автобусы, катающиеся в одиночку по узким улицам. И это абсолютное лучшее время, для того чтобы сделать вид, что он - один американский шпион на тайной миссии. Что, естественно, было именно тем, чем занимался Луи. "Итак, Малик, ребята из штаб-квартиры дали нам только два пистолета для этой миссии, и они понадобятся мне оба для запугивания. Это значит, что тебе придется оставаться позади меня все время, понял?"
Его лучший друг, Зайн, давал ему очень понятный сонный и явно не впечатленный взгляд, который он каким-то образом сумел сделать с почти полностью закрытыми глазами. "Разбуди меня, когда мы туда доберемся".
'Хорошо, но... — О МОЙ БОГ!!! Снайперы!’
Зайн даже не потрудился присесть. "Если бы там были снайперами, то мы бы не смогли их увидеть, идиот".
"Вы забыли, но человеческая логика не относится к великому мастеру шпионажа, НЕВЕРОЯТНОМУ Луи Томлинсону!"
"И они бы уже застрелили тебя. Я не думаю, что твое воображение, возможно, придумает причину, по которой ты заткнешься и дашь мне немного поспать?"
Луис притворился, что думает. "Ну ... я полагаю, что они сейчас могут прослушивать нас, так что я буду говорить только на языке жестов!"
"Ухх... как ты мне дорог.."
"ХАХА, давай мне свою руку. Полагаю, я все еще помню, как это делать".
После чрезвычайно многострадальной паузы Зейн протянул руку. Луи радостно схватил её и щупал, пока ему не стало скучно, и он просто держал ее. После, он думал, что Зейн спит, но, по-видимому, нет, так как он чувствовал, как его пальцы сжимаются вокруг его собственных.
У них были странные отношения. Немного напоминающие братские, хотя Луи сомневался, что братьям пришлось бы иметь дело с этим постоянным – скорее всего, сексуальным – напряжением. Он считает это нормальным, ибо был благословлен четырьмя сестрами. Хотя, на самом деле, у Найла есть опыт работы в Братском департаменте, и он яростно уверяет Луи, что они этого не делают.
Технически, Зайн злился на него. Обычно он был не против ублажить Томлинсона из-за попыток сделать его жизнь немного интереснее. Но с тех пор, как Луи получил эту чёртову стипендию в Сент-Джейкобсе, неподалеку от места, где учился Зейн. Последнему было действительно обидно из-за того, что он работал над своей задницей со средней школы, чтобы стать тем, кем он был сейчас, в то время как Луи начал серьезно относиться к школе около шести месяцев назад. На самом деле Луи не мог ничего сказать своему чувству растерянности, кроме "Я умен, а ты прекрасна".
Всё, что он мог заметить, было абсолютно верно. Даже здесь, в автобусе в 6 утра, когда Малик, очевидно, вылез из кровати менее пятнадцати минут назад, с его круглыми очками и крошками круассана вокруг губ он оставался потрясающе красив. И он получил английскую стипендию в одном из самых шикарных частных школ страны. Что касается Томлинсона, то ему так же не на что жаловаться.
Но это не было похоже на то, что они действительно сражались. Черт, он приходил в дом Луи тем утром и без вступлений пошел в комнату к Томлинсону. Затем он начал краткий диалог, который начался с "Три обеда в неделю в библиотеке" и закончился "Без шуток". Луи поклялся, что парень инвестировал в свое образование больше, чем имел. Не смотря на то, сколько на это инвестировал голубоглазый в этом году. Но он это делал для того, чтобы сделать его маму счастливой; подать сестрам хороший пример; чтобы показать обоим своим отцам-неудачникам, что они ему не нужны в его жизни, чтобы сделать что-то из себя.
Так что, по крайней мере, он пообещал себе, что будет вести себя должным образом. Никаких отвлекающих факторов. Никаких проблем. И никаких шалостей.
Хотя он должен был признать, что почти умер, воздержавшись от рисования члена на неприятно идеальном лице его спящего лучшего друга .