Иссохшийся без нежности рук твоих

— Исцели меня, исцели меня. Адамай устал до безумия. Он бережно целует руки брата, желая поскорее залечить его раны. Сейчас они одни. Не на долго. На короткое «сейчас». Они потеряли свой дом и мир, разбились на миллион осколков, ощущая как всё, во что они верили растирается в атомную крошку из затянутой в чёрную дыру вселенной. Юго не сопротивляется, хотя искренне недоумевает, почему Ад ведёт себя так. Возможно, чувство вины, что гложет его изнутри, разъедая не хуже насыщенной злой кислоты, рождённой из ужасной смеси горечи и осознания; возможно, его раскаивание болезненно распускается пышным белым бутоном, острыми шипами впиваясь в грудную клетку. — Ад, отдохни, поспи. Когда вернутся все остальные, мы пойдём дальше и времени не будет, — ласково говорит Юго, силясь успокоить дракона. Тот слишком взвинчен, взволнован, морально истощён. Элиатроп предлагает свои колени в качестве подушки, мягко отнимает руку и хлопает себя по ним. Адамай покорен ему, словно послушный, но очень замученный котёнок, жаждущий нежности и искренней любви. Дракон послушно устраивается рядом, кладёт свою голову тому на ноги и прикрывает глаза, а потом приближает к себе руки брата и вновь их целует. Как же он соскучился по нему. Его одиночество за годы разлуки и непонимания вылилось в нечто невообразимо чудовищное. В агрессию, эгоцентризм, непринятие. И теперь, когда всё-закончилось-но-только-начинается, дракон совершенно не знает, как ему жить дальше. Закрыть ли на всё глаза и сделать вид, что ничего не произошло, или же позволить сожалению втоптать себя в грязь. Он целует запястья, ненароком царапая их заострёнными клыками, целует кисти, каждый палец, а потом поднимается выше, не боясь оставить тёмные пятна на изгибе локтей. Плевать на Амалию, которая будет его тихо презирать и кричать Юго о том, что так неправильно и он же предал тебя! — Пожалуйста, Юго, прости меня, — в безумной полудрёме, с тяжестью отрываясь от исцелованных им же рук, молит дракон, не в силах взглянуть в родное, до дрожи любимое лицо брата. У них не было времени поговорить по душам, попросить за всё прощения друг у друга. Адамай жаждал этой минуты единения и тишины, прерываемой звуками поцелуев и чужого сердцебиения. — Ад, ты думал, что поступаешь правильно. — Но всё оказалось в точности наоборот, — Адамай и сам ощущает, что вот-вот расплачется. Он силится отвлечься, вновь целуя руки Юго, осязая их мягкость, железный привкус на сухой потрескавшейся коже. Дракон тщательно целует синяки и ссадины, трётся о ладони лбом и не может насытиться долгожданными мгновениями. — Исцели меня, Юго, только тебе это по силам, — элиатроп гладит того по голове, не останавливая странных действий брата. Он слышит его сбивчивый резкий шепот, чувствует на пальцах остатки жгучего горячего дыхания и снисходительно улыбается. — Всё будет хорошо, братишка, — искренне старается подбодрить его Юго. Мальчик расслаблен, но очень утомлён. Он вслушивается, до его ушей доносятся приглушенные расстоянием голоса. Ребята возвращаются. — Я так иссох, Юго… Иссох без нежности рук твоих, — Адамай в последний раз целует его локти и замолкает, проваливаясь в спасительную темноту, где нет ни единой проблемы, где в его фантазиях существует только он и Юго. Где они не разминулись на распутье. Юго с удивлением замечает, что Адамай всё же плачет во сне.