Служительницы Фемиды
30 июня 2018 г. в 17:16
Они обе работают в судебной системе, в их руках сосредоточены человеческие судьбы, они выполняют, наверное, одну из самых важнейших и сложнейших миссий в государстве — претворяют закон в жизнь и как могут восстанавливают справедливость в этом несовершенном мире. Две судьи, две женщины, но какие же они разные.
Правильное лицо, аристократические скулы, длинный, тонкий нос, высокий лоб. Председатель Щукинского районного суда города Москвы, словно сошла с картин Винтерхальтера, который очень любил изображать на своих полотнах русских аристократок. Весь ее образ был насквозь пропитан глубиной и величием давно ушедших времен. Высокая, статная, с пронзительно — строгим взглядом темно — карих глаз, который будто прожигает вас насквозь. От него вздрагивали даже привыкшие ко всему прокуроры, растерянно моргали молодые адвокаты, побаивались коллеги — судьи. Ольга Петровна задумчиво подошла к большому настенному зеркалу, висевшему у нее в кабинете и привычным жестом пригладила волосы, заплетенные в тугую косу, уложенную в красивую, высокую прическу вокруг головы, поправила крупный жемчуг, тускло блеснувший на груди. Ей частенько говорили комплименты, отмечали, что она очень похожа на знаменитую певицу Валентину Толкунову и действительно, сходство во внешности было поразительным. Ольга и сама привнесла в свой имидж некоторые характерные черты, свойственные певице. Судье тоже очень нравились старинные украшения, она с удовольствием носила массивные кольца, антикварные браслеты с тонкой резьбой и витые серьги с изящной огранкой камней. Якушкина покинула свой кабинет и гордо подняв голову, чинно «поплыла» по коридору. Снующие туда — сюда помощники и секретари, щебечущие между собой практикантки почтительно расступались перед начальницей. «Княгиня Ольга» — так с уважением называли ее в районном суде. Мудрая, справедливая, невозмутимая. Коллеги — судьи, при рассмотрении сложных и неоднозначных дел, частенько заглядывали к ней за советом, да и по личным вопросам тоже. Все знали, что Ольга Петровна всегда готова подсказать, поддержать и выслушать. Она и вправду была «княгиней» в вверенной ей государством «вотчине» и конечно такой авторитет держался не только на безграничном уважении, ее действительно все очень любили. Как начальник, Якушкина бывала резковатой, могла и прикрикнуть на подчиненных, в сердцах хлопнуть рукой по столу, но в обиду никого не давала. Председатель всегда вставала на защиту любого из них, чего бы ей этого не стоило, она не боялась и была готова рискнуть не только своей должностью, но и добрым отношением с начальством из судейского департамента. В борьбе за Марину, к которой она испытывала искренние, материнские чувства, Ольга Петровна пошла на прямой конфликт со своим руководителем. Серёгину обвиняли в любовной связи с ее коллегой — прокурором Мургой. Кто — то настрочил донос в департамент судей и разбираться с неоднозначной и пикантной ситуацией примчался сам руководитель. Предварительно, Ольга попыталась «прочистить мозги» Марине, заодно, хотела подготовить ее к проверке из департамента, но лишь разругалась с подчиненной. Марина разнервничалась, вспыхнула и убежала из кабинета. Сейчас, Якушкина молча слушала доводы своего начальника, изредка поглядывая на резко побледневшую и растерянно моргающую Серёгину. Председатель строго смотрела на нее и вспоминала себя в молодости, когда — то и ей довелось побывать в «шкуре» своей подчиненной. Начальница вздохнула и перевела взгляд на проверяющего, которого тоже знала очень давно. Марина пыталась что — то возражать и хоть как — то защищаться, но получалось у нее не очень. Она лишь распалила своими репликами и так сильно раздраженного чиновника. Тот перешел на крик, нападая то на Серёгину, то на ее начальницу. Ольга Петровна картинно закатила глаза, сняла очки, положила их на стол, поправила прическу и ехидно улыбаясь, вплотную подошла к орущему проверяющему. Сложив руки на груди, она саркастичным тоном поинтересовалась как же у него обстоят дела с многочисленными «знакомыми», раскиданными по различным городам необъятной России. Спросила как дела у жены и пообещала, что если он Марину хоть пальцем тронет, то она на него такую «телегу» накатает, что Декамерон покажется ему детской сказкой. Якушкина пошла на прямой шантаж и угрозы своему начальству и в последствии, сама очень здорово от этого пострадла. Потом, ей это припомнят и не раз, но Ольга Петровна никогда ни о чем не жалела, она все — таки своего добилась и вырвала любимую сотрудницу из «лап» скорого на расправу чиновника. За свою жизнь Ольга Петровна многое пережила и повидала, поэтому уже никого и ничего не боялась, главное для нее теперь это блюсти закон и вырастить достойную смену, к выходу на пенсию.
При виде праздношатающихся судейских «клерков», она привычно хмурилась и поджимала тонкие губы в прямую линию, укоризненно покачивая головой. Свой путь она начала с должности судьи в народном суде. Сейчас это трудно было представить, но когда-то и она была худенькой, смешливой и немного наивной девочкой с длинной косой до пояса, в судейской мантии, которая ей была немного великовата. Ее первое дело до сих пор с улыбкой вспоминали коллеги «по цеху» — хищение восьми ящиков макарон со склада, 158 без смягчающих и отягчающих, четыре года общего режима, а она волновалась как на свадьбе. Ольга и сама с удовольствием вспоминала свой дебют и со свойственным ей юмором, рассказывала новеньким судьям. Тогда, ей казалось, что вся жизнь у нее еще впереди и что перед ней откроются огромные перспективы. Ольга чувствовала себя такой важной и нужной советскому народу, который она как судья теперь должна защищать и так же как ее молодая коллега сейчас, рвалась восстанавливать справедливость, помогать всем сирым и обездоленным, но все ее идеалы пали довольно быстро и внезапно. Ольга поняла, что невозможно всем угодить, кто-то всегда будет недовольно «дуть губы» и обвинять во всем именно ее.
Было в ее практике дело, которое чуть не разрушило всю ее жизнь и будущую карьеру. Ей, тогда еще совсем молодой судье поручили дело, в котором был замешан отпрыск одного из высокопоставленных чиновников. Дело давалось ей с большим трудом, на нее постоянно давили, то коллегия, то друзья влиятельного чиновники, а изучив материалы уголовного дела, Ольга поняла, что это тот самый случай, когда «золотые детки» действительно виноваты. Первое слушание подтвердили ее смутные предположения, судя по всему, следствие проводилось очень скверно, халатно и «спустя рукава» это все очень запутывало и осложняло процесс. Однако ее начальник посчитал, что дело вполне очевидное, улик у следствия мало, аргументы защиты были вполне убедительными и совершенно ясно, что по закону — негодяев нужно отпустить, только вот Ольга чувствовала, что это все неправильно. Сверху поступило распоряжение — дело развалить любым способом. Вся ее суть протестовала такому неожиданному повороту событий. Так и не сумев поступиться с совестью, она приняла решение — продлить подсудимому срок заключения под стражей и отправить дело на доследование. Приказа она ослушалась, «золотого мальчика» так и не оправдала, не обелила чужую «честь мундира», а для крупного чиновника это было огромным ударом по репутации. Его вынудили уволиться, никому не был нужен чиновник, имеющий сына — уголовника, тогда это имело большое значение. Чиновник затаил злобу и не успокоился, он решил мстить. Внезапно, на Ольгу одна за другой посыпались крупные неприятности. На работе, ее буквально начали выживать и всячески притеснять. Впервые столкнувшись с такой человеческой подлостью и несправедливостью, Ольга даже растерялась. Идеалы и представления о честности, справедливости и законности, так тщательно взращиваемые в ней родителями, преподавателями и наставниками, рушились сейчас у нее прямо на глазах. Ольга была в ужасе, ей совсем не с кем было посоветоваться, не к кому было пойти. Она чувствовала себя растерянной и раздавленной. На следующий день ее вызвали на «ковер» к председателю народного суда. Ольга напряженно вглядывалась в лицо начальника, пытаясь угадать, что же ее все — таки ждет теперь. Туманность и неопределенность будущего ее очень пугали.
— Николай Иванович, можно? — робко постучавшись спросила девушка. Начальник поднял на нее глаза, с непроницаемым выражением лица рассматривая свою подчиненную.
— «Дуреха» — качая головой думал Рогозин. — «Натворила дел, а теперь трясется как осиновый лист, ох!» — вздохнул судья — «вот и что мне с ней теперь делать? Сверху приказали уволить, по сути уничтожить. Ладно, не впервой, прорвемся!» — он махнул ей рукой, приглашая подчиненную пройти внутрь и сказал: — Ну, садитесь, Ольга Петровна, садитесь. Что делать — то с Вами будем? М? — взгляд темно — синих глаз изучающе сканировал побледневшую девушку.
Поджав губы, Ольга подняла голову и посмотрела начальнику прямо в глаза, ее лицо напряглось и вытянулось: — Николай Иванович, но… Мы же должны судить по справедливости? Ведь так? — девушка нервно вздернула бровь.
— Ошибаетесь, Ольга Петровна, ошибаетесь. — Судья иронично — печально покачал головой. Когда — то в юности он и сам думал так же и как оказалось заблуждался, ошибается в этом и Ольга. Система быстро выбивает из служащих всякую дурь. Сурово, болезненно, но верно, словно обухом по голове. — Вот, — он протянул девушке документ — прочитайте. Ну, что думаете? — девушка быстро пробежала глазами текст, листочек мелко задрожал в ее пальцах.
— «Требуем принять срочные меры реагирования, по факту вынесения незаконного и противоправного решения, грубо нарушающего права и интересы советских граждан. Также, требуем провести проверку на предмет коррупционной составляющей в действиях судьи Якушкиной О. П. при вынесении судебных актов. Просим отменить приговор, вынесенный судьей Якушкиной О. П. по причине его незаконности.» — Дочитав «кляузу» до конца, Ольга положила листок на стол и потерянно посмотрела на председателя. — Ноооо ведь это же он, он убил! Мальчишка знал, что папочка его отмажет! Как же можно было его отпустить? — возмущалась девушка.
— Ольга, а ты совершенно точно уверена в этом? Что это именно он убил? Ведь следствие так и не предоставило убедительных фактов? И вину свою он, кстати, не признал. Если нет данных, из которых следует виновность подсудимого, то и суда нет, и мы должны, слышите? Должны его выпустить, даже если это кажется несправедливым, даже если убеждены в обратном. Понимаете меня? Оля, а ты готова взять на себя ответственность за жизнь другого человека, пусть даже и преступника? За такой состав, который квалифицировался в обвинительном заключении изначально, сама знаешь, что предусмотрено — высшая мера. Ты на сто процентов уверена в виновности Климова? Готова пойти и посмотреть на исполнение приговора?
— Но я так чувствую! Понимаете? Это же он! Точно! — срывающимся от волнения голосом горячо убеждала начальника девушка — видели бы его нахальные глаза, а как он вызывающе себя вел!
— Ох, Оля, Оля! Ну, что ты творишь? Притормози! Не гони лошадей! — судья резко встал и передвинув стул сел рядом с подчиненной. — Вот ты сейчас рассуждаешь как кто? Как судья или как женщина? — он внимательно заглянул ей в глаза. — Судья — должен судить, точно следуя «букве» закона. Всегда! Без исключений! А по справедливости пусть Господь — Бог судит, Он тебе таких полномочий не давал! Ты — судья, лицо беспристрастное! — мужчина сцепил руки в замок и еще раз внимательно посмотрел на поникшую девушку. — Ты в замке из слоновой кости, понимаешь? — на глаза Ольги навернулись горькие слезы обиды, она ниже опустила голову, чтобы скрыть их от глаз начальника. Ей было очень неприятно слушать менторские нотации начальника. Она все равно считала себя правой. Рогозин вновь устало покачав головой, ободряюще похлопал ее по скрещенным на столе рукам. Проницательный судья видел людей насквозь, сказывался богатый жизненный опыт и природная интуиция. Ему всегда удавалось нащупать саму суть человеческой натуры и он прекрасно видел, что в будущем из Ольги получится очень перспективная судья: умная, вдумчивая, с широким диапазоном познаний во всех областях законодательства. Николай Иванович понимал, что творится в душе начинающей «служительницы Фемиды». — Твои решения — продолжил сон после паузы — ни дружбе, ни настроению, ни эмоциям не подвластны… Судья всегда должен быть на стороне закона, а свои чувства, нужно держать глубоко в себе.
— Мне подавать в отставку? — упавшим голосом проговорила она. Ольга не была дурой и понимала, что значит эта «телега». — Вот — она положила на стол заранее заготовленный документ.
— Ммм… Была судья — «сорвиголова», стала судья — дезертир. — Хмыкнул он, читая текст — ну, уж нет! Идите, можете вновь приступать к своим обязанностям. — Он ласково потрепал ее по плечу, протягивая очередную папку с документами — Тут вот новое дело пришло, Вам понравится — улыбнулся Рогозин, скомкав заявление, он выбросил лист в мусорную корзину.
— Аааа, что же коллегия? — спросила перед уходом девушка.
— А ничего — криво улыбнулся ей начальник — в коллегии тоже «не святые» работают. Разберемся! — подмигнул он. Девушка стремительно направилась к дверям. — Ольга, подождите! — Николай Иванович задумчиво посмотрел на резко развернувшуюся и замершую в дверях девушку — это было решение зрелого судьи, не смотря на то, что такое трудное и неоднозначное дело было впервые в Вашей практике. Молодец! Ну, ладно, ступайте! — отпустил председатель свою подчиненную. — «Ничего, » — постукивая ручкой по столу думал Николай Иванович, глядя вслед коллеге — «она умница, вырастет — далеко пойдет, в ней есть свой стержень и хватка. Умная девочка, ведь по — сути правильное приняла решение, просто с обстоятельствами дела не повезло.»
Кто бы мог подумать, что двадцать лет спустя, речь своего наставника, она повторит слово в слово, но только уже для своей подчиненной — Марины Серёгиной, в день ее триумфального дебюта.
Еле выкрутившись из передряги, Якушкина решила для самой себя, что судить будет только так, как это требует закон, не более, а эмоции это совершенно лишнее. Они лишь мешают делу. Да и судить, неукоснительно следуя нормам закона, спрятавшись ото всех в «замке из слоновой кости» — проще.
Выдержанная, собранная, рассудительная, даже в чем — то очень формальная Якушкина сделала головокружительную карьеру. Начальство ее ценило и уважало, из народных заседателей она дослужилась до председателя суда. Мало кто добивался таких высот в то время. Вывод из неприятной для себя ситуации она все — таки сделала и больше не рисковала. В последствии, ей много раз приходилось сталкиваться с тяжелыми и резонансными делами, с давлением общества, начальства и «сильных мира сего». Все это повлияло на ее характер, со временем, она стала замкнутой, отстраненной и неулыбчивой.
Совершенной противоположностью начальнице была ее подчиненная — федеральная судья Серёгина Марина Андреевна. Жизнерадостная, маленькая, хрупкая, с россыпью ослепительно — золотистых волос, она была похожа на маленькое солнышко. От ее фирменной, теплой улыбки всем становилось легко и радостно. Казалось, что все вокруг расцветало, даже строгая Якушкина смягчалась в ее присутствии. Марина была похожа на «боттичеллевский» тип женской внешности: огромные голубые глаза с изумрудным отливом, которые всегда лучились искорками смеха, тонкий нос, мягкий овал лица, чуть припухлые губы, молочно — бледная кожа с задорными веснушками, которые она старательно прятала под «тональником», очаровательная и озорная улыбка, которая очень часто расцветала на ее лице. Она умело располагала людей, с которыми ей приходилось общаться в жизни. Марина была отчаянной энтузиасткой и романтиком, с рвением бралась даже за самые трудные и неоднозначные дела, с головой окунувшись в новую сферу, буквально «горела» работой. С годами, ее горячность так и не прошла, она по — прежнему была увлечена любимой работой. В отличии от своей начальницы, Марина так и не смогла переломить себя, просто не захотела подстраиваться под жесткую судейскую систему. Ольга Петровна всегда была на стороне любимой подчиненной, ругалась, но самоотверженно вытаскивала ее из всевозможных передряг. В отличии от Ольги Петровны, Марину так и не коснулась профессиональная деформация. Она продолжала верить в добро и справедливость, не смотря на все трудности, с которыми ей периодически приходилось сталкиваться из — за своих принципов, Серёгина по — прежнему оставалась все такой же светлой, жизнерадостной и улыбчивой женщиной, с годами она лишь стала сентиментальней, да и только. При рассмотрении дел на заседаниях, Марина продолжала руководствоваться своими личными, внутренними убеждениями морали и совести больше, чем суровыми и негибкими нормами закона. На сколько это было возможно в реалиях жизни, она упорно искала компромиссы между Законом и Милосердием. Якушкину позиция судьи не устраивала, она ругалась, пытаясь достучаться и вразумить свою непокорную подчиненную, ведь ей как председателю и так постоянно «влетало» от начальства за «съехавшие» показатели по оправдательными и обвинительным приговорам, но Марина была непробиваема. Сначала, она слушала нотации Якушкиной молча, потом научилась возражать строгой начальнице, но все равно продолжала стоять на своем.
Время шло, но Марина как и прежде, пропускала каждое свое новое дело через себя, сквозь свое сердце и душу. Как человек, она всегда сочувствовала людям и лишь ей одной было известно, с каким трудом даются вынесение обвинительных приговоров. Особенно в тех случаях, когда вставал вопрос о «пробельности» законодательства. Мальчик, которого она посадила за убийство матери на шесть лет, потому что в России нет понятия — «эвтаназия», может, это и к лучшему, а то благодаря этому термину можно оправдать любое убийство, но шесть лет это так много! Тогда, ей казалось, что это очень сурово. Вспомнилась девушка — стоматолог из — за которой умер ВИЧ инфицированный парень, который не смог пережить отказа в лечении из — за его болезни, врач скорой, который выкрал мальчика, желая поскорее привезти его в реанимацию, но так и не успел его спасти. Марине хотелось бы его оправдать, ведь он спас так много жизней, но закон есть закон и как судья, она его все же осудила, правда условно. Очень неоднозначным стало для нее дело ветеринара, который делал уколы животным препаратом, не включенным в перечень разрешенных к анестезией лекарств, как она тогда расстраивалась, ведь по — сути, решение было хоть и законным, но ужасно несправедливым. А все потому, что какой — то «крючкотвор» забыл внести лекарство в список разрешенных. Два самых тяжелых для нее дела: «дело врачей» — «трансплантологов» и «наркологов». Сколько их еще было? Много, очень! Но своему кредо она следовала старательно и неизменно: судить только по справедливости и пусть рухнет мир. Для кого — то она покажется чудной и наивной, но все равно, ей очень хотелось изменить этот мир. Пусть это желание было детским и смешным, но ей было все равно на мнение других людей. Она искренне верила в свое предназначение.
Два поколения судей, две противоположности: строгость и мягкость, спокойствие и горячность, жесткость и милосердие, принципиальность и сердечность, закон и справедливость. А может быть, действительно было бы проще установить в зале суда компьютер вместо человека как предложила однажды Марина? Пусть он все и учитывает: состав, статью, предыдущие судимости, смягчающие обстоятельства — нажал на кнопку и приговор готов! Только будет ли от этого легче? Станут ли приговоры справедливее и законнее? Ведь даже машину можно обмануть.