Четыре утра

— Спишь? Дэбби вздрагивает, когда в комнате загорается лампочка, и плотнее кутается в одеяло. Свет бьет в глаза даже через плотно сомкнутые веки. Дэбби не хочет отвечать, потому что знает — если Лу пришла к ней посреди ночи, то это к долгим разговорам по душам. А Дэбби терпеть не может долгие разговоры по душам. Поэтому демонстративно громко всхрапывает. — Я знаю, что нет. Трюк не удался. — Ну и зачем тогда спрашивала? — Дэбби недовольно переворачивается набок и щурится, прикрывая глаза ладонью. — Приличия ради, — Лу пожимает плечами. Дэбби страдальчески стонет и, выдергивая из-под головы подушку, прижимает её к лицу. Спать — для тех, чьи подруги ночью не любят поболтать. Ну, или для тех, кому повезло, и они не отсидели в тюрьме пять лет, чтобы потом с пустыми карманами жить на чужих квартирах. В общем, не для неё, Дэбби Оушен. — Вот знаешь, что я думаю… — начинает Лу, присаживаясь на край кровати. — Я думаю… Дэбби думает, что простыня явно не первой свежести. Что за стеной валетом лежат Амита и Констанс. Одна — потому, что не хочется возвращаться к матери, вторая — потому что возвращаться некуда. А ещё Дэбби думает, что ей совершенно похрен, о чём думает Лу. Проблем и без этого хватает. — Давай завтра? Лу с категоричным «нет» стаскивает с лица Дэбби подушку, поочерёдно разжимая намертво вцепившиеся в наволочку пальцы. Лу вообще бывает крайне настойчива, когда ей что-нибудь нужно. Лет десять назад Дэбби это нравилось. Но тогда она была значительно моложе, а, как известно, молодость и глупость всегда идут рука об руку. А вот Лу, судя по всему, не постарела ни на день. — Так что ты там думаешь? — в конце концов смиряется с ситуацией Дэбби. Чем быстрее они поговорят, тем быстрее можно будет снова лечь спать. — Смотри, — Лу выглядит довольной. То ли потому, что ей удалось добиться своего, то ли потому, что она действительно хотела поговорить о чём-то важном. От последнего предположения Дэбби фыркает. Она слишком давно и слишком хорошо знает Лу, чтобы решить, что — бегло бросает взгляд на часы — в четыре утра та может сказать что-то толковое. Впрочем, в этот раз Лу бьёт все рекорды, — я тут посмотрела, кого ещё можно впихнуть к Клюгер, и… Ну началось. Дэбби закатывает глаза, пытаясь уйти под одеяло с головой. Если этой чокнутой женщине что-то стукнет в голову, то она так просто не отстанет. Да и к тому же… — Мы ведь уже решили, что это будет Беккер. Всё устроили, всё вышло. Иди спи. — Вот почему тебе обязательно приплетать сюда своего бывшего? Даже через плотное пуховое одеяло Дэбби слышит, как Лу недовольно цокает языком. Ну что за мерзкая привычка? — Потому что. Мы это уже обсуждали. Дэбби ещё хочет добавить что-нибудь гаденькое, но в голову спросонья, как назло, ничего не приходит, поэтому она просто бурчит и пытается спихнуть Лу с кровати ногой. Лу — тоже, видимо, назло — никак не спихивается. — А я тебе уже говорила, что никто не проворачивает аферу в афере. Рука Лу ложится на одеяло в том месте, где находится живот Дэбби, и скользит вверх, пока не добирается до головы, а затем и волос, раскиданных по подушке. И почему-то всё происходящее кажется таким интимным. Дэбби ощущает каждое движение Лу: подъём груди при вдохе, дрожь в руке, нетерпеливое постукивание ногой по паркету. В груди вместе с сердцем бьётся ностальгия. Тоска по тому времени, когда им с Лу даже взгляды не требовались — они жили как-то в унисон, на одной волне. По телу Дэбби бегут мурашки… — Ай-ай, твою мать, Лу! Прекрасное мгновение внезапно и больно обрывается. Что ж, ещё одно потрясающее умение Лу Миллер. Дэбби пытается высвободить свои волосы из её цепкой хватки, но удары по сжимающейся всё сильнее руке ни к чему не приводят. — Чёрт, отпусти уже! — А когда-то тебе это нравилось, — констатирует Лу, но пальцы всё-таки разжимает. — Когда-то и обстоятельства были другие. Дэбби огрызается и тут же чувствует, как краска заливает ей щеки. Обстоятельства были… действительно немного другие. Но тоже на кровати. И не только. Иногда на подоконнике, в ванной, пару раз в примерочной торгового центра — одной и той же, кстати. Но кровать всё же была удобнее. — Ты же понимаешь, что мы провалимся? Дэбби поднимает бровь, затем закатывает глаза. Вопрос Лу просто не имеет смысла, они всё уже обсудили. И вообще, почему обязательно нужно рушить приятные моменты? За последние две недели Лу умудрилась сделать всё, чтобы напомнить Дэбби, из-за чего они расстались. — А ты понимаешь, что четыре часа утра — не лучшее время для ревности? Дэбби вовсе не собирается подкалывать Лу и уж тем более — прости, Господи, — напоминать о загубленных отношениях. Вопрос сам предательски срывается с её языка, и в следующую секунду она сильно об этом жалеет. Лу наклоняется к ней так близко, как позволяет высокое изголовье кровати, на которое она опирается рукой. Тёплое дыхание щекочет Дэбби висок. — А по-моему, самое лучшее. Дэбби сглатывает. Эта Лу — напористая, сильная, с горящими страстью глазами — словно вышла из далёкого прошлого, когда в моде были джинсы-клёш и длинные волосы, собранные в пучок. Дэбби помнит, как трудно стягивать джинсы-клёш с разгорячённого тела. Лу касается горла Дэбби, легонько сжимает его большим и указательным пальцами, поглаживает. Простыня внезапно становится слишком тёплой и липнет к телу. — Что ты творишь? — бормочет Дэбби, не отрывая взгляд от губ Лу. Таких мягких, пухлых, пленяющих… Чёртово наваждение. Кажется, у кого-то очень давно не было секса. А если точнее, то пять лет, восемь месяцев и двенадцать дней. — А тебе не нравится? — Лу издаёт гортанный смешок и наклоняется ещё ниже. Её рука спускается, уже огибает ключицы, ложится на грудь. Дэбби пытается вспомнить, сколько карат в колье «Туссен», ну или хотя бы «Отче наш». Дышать становится немного легче. Правда, ровно до тех пор, пока Лу не растягивает губы в многообещающей усмешке. Дэбби снова бросает в жар. Она знает, что это за усмешка, как и знает то, что должно следовать после неё. И теперь… Что ж. Дэбби вздыхает и расслабляется. Пожалуй, ничего с этим не поделаешь, поэтому она получит от происходящего максимум удовольствия. — Лу? — Что, милая? — мягкий, возбуждающий голос. Лу умеет быть сексуальной, когда хочет. Хотя, господи боже — Дэбби окидывает её взглядом, — она всегда сексуальна. Наверное, всего пару часов назад Дэбби даже в голову такая мысль прийти не могла, но сейчас ночь, она возбуждена, а Лу просто невозможно отказать. Да. Вот именно. Просто невозможно отказать. Дэбби не будет сопротивляться, но и инициативу проявлять не будет — пусть утром, когда станет стыдно, это будет её индульгенцией. Лу переносит руку с изголовья на кровать, рядом с подушкой, накручивает волосы Дэбби себе на палец. В комнате становится всё жарче и жарче, а воздух такой спёртый, что невозможно дышать. И видя приближающееся лицо, обрамлённое светлыми волосами, Дэбби закрывает глаза, чувствуя, как внизу живота всё приятно скручивается от предвкушения. Всё её естество тянется навстречу Лу, и она сама тоже — отрывает голову от подушки, приоткрывает губы и… …чувствует, как что-то едва касается её носа. — Да ты серьёзно? — Дэбби широко распахивает глаза и пытается схватить громко хохочущую Лу. Впрочем, безуспешно. Лу Миллер неуловима — как для полиции, так и для друзей. И уже в следующую секунду за ней закрывается дверь. Подушка, метко пущенная Дэбби, ударяется о стену, совсем рядом, но уже впустую. Смех Лу слышен даже из коридора и, кажется, вот-вот перебудит всех спящих. И они выйдут, чтобы накостылять хохотунчику, злобно думает Дэбби, но тут же отгоняет эту мысль. Если Лу и получит парочку затрещин, то только от неё. И утром. И всё же… — Чёрт побери, ну что это было? — Дэбби откидывается на подушку, чувствуя, как горят щёки.