Владос и его тараканы

Что-то внутри болезненно сжимается. «Я обязательно ему признаюсь», — говорит себе Влад, выключая дисплей телефона. Тянется в карман, вытаскивает из пачки одну сигарету, зажимает между тонкими пальцами и прикуривает. Впервые за долгое время кашляет — так, что на глаза выступают слёзы, и они, вероятно, немного размажут карандаш. Это странно, вот так вот глупо подавиться дымом… Славик постоянно шутит, вытаскивает его гулять под предлогом «заебал быть овощем, пошли, мир покажу», говорит-говорит-говорит о всяком-разном. И пока он говорит, на душе тепло, а в сердце — панически больно. Чёрт бы побрал его вообще, появившегося хрен знает откуда в тот злоколебучий вечер, когда Димон чуть не изнасиловал Влада. Чёрт бы побрал эту щербинку между зубами, этот вечный запах сигарет, этот чуть хрипловатый голос и постоянно горящие авантюризмом (между строк: желанием опиздюлить и опиздюлиться) глаза!.. И Влад ненавидел себя за то, что тянется к нему, летит на свет и тепло, слепо доверяется и уже ищет глазами в толпе, если вдруг оказывается на улице один. Ненавидел желание позвонить, чтобы просто послушать голос и убедиться, что всё в порядке. Влад не верил, что кто-то может общаться с ним долго. Потому его демоны (или тараканы) устроили ему знатную эмоциональную встряску — начали создавать сомнения в том, что он действительно нужен этому боевому парню. И каждый раз внутренний голос говорил: «Ты никому не нужен, он утолит своё любопытство и свалит в закат! А ты будешь один… Один… Один…» И Владу хотелось кричать, потому что этот голос — свой собственный — он слишком чётко слышал в голове, он искажался в уродливые интонации и мерзко смеялся. И тогда парень тянулся к бритве и проводил тонкую полосу по предплечью — он рисовал их по одной почти каждый день, в ряд, словно бы считал дни до своего освобождения из тюрьмы. Заключённые делают это на стенах… Смешно. Комплексы и страхи Влада — его тюрьма, даже похуже холодного помещения за решёткой. «Нет, я ничего не буду ему говорить», — решает он, беря новую сигарету, затягиваясь, закрывая глаза. А правда, что будет, если он скажет? Наверное, получит по морде. Наверное, будет назван «пидором последним» и послан в пешее эротическое. Наверное, Славик будет презирать его за этот «цирк». В конце концов, разве может вообще Влад быть нужен кому-то?! Разве кому-то может быть интересно, как у него дела и что он чувствует? Да нет же, нет! Такого быть не может, потому что Влад — тень, мышь, сгусток боли и злобы на весь мир, в то время как Слава — сама жизнь и быстрый пульс. «Или буду», — вторая сигарета летит с балкона так и не докуренной наполовину. Сердце очень болезненно ёкает и проваливается куда-то вниз, когда он представляет, как всё-таки решается высказать всё своему другу. Из этого тлена вырывает знакомый голос, от которого Влада всего передёргивает: — Блять, Владос, двери запирать надо! Сам позвал, чтобы чё-то показать, и даже не встречаешь! — А… привет, — растерянно роняет Влад. Он решил. Он отведёт его на любимое место — на кладбище — и скажет всё, как есть. Получит люлей. Но если не скажет — то просто сломается…