Neon Blue

      Гэвин Рид не был нежным партнёром, который в постели уделял больше внимания в буквальном смысле «любви».       Точнее, он вообще не подходил под это понятие. Но, несмотря на всю его грубость, в его действиях всё же прослеживалась доля нежности. В частности, если это напрямую касалось Коннора.       Господи, Коннор.       Что-то заставляло Гэвина быть сентиментальным с Коннором настолько, насколько это было возможно. Что-то, таящееся в его шоколадных карих глазах и в его шелковистых волосах. В его чрезмерно любопытном голосе и, наконец, в его недостаточно-социально-адаптированных манерах. Что-то внутри него хотело оставить Коннора чистым и невинным.       Чистым и невинным, пока Коннор не оказался в кровати, умоляя перестать дразнить его и наконец-то трахнуть. Чистым и невинным, пока волосы Коннора из привычно прилизанных не стали взлохмаченными, а в глазах не начала проблёскивать похоть. И нет, он, вероятно, был просто не в силах сохранить его совершенным, особенно когда тот просил быть с ним пожёстче.       Гэвин был собственником. Не в смысле: «я вырву твой тириумный насос, если увижу, что ты разговариваешь с каким-то парнем», но: «всё это совершенство принадлежит только мне, и любой, кто попытается посягнуть на него, будет за городом в лесу кормить червей своими внутренностями». И когда они максимально сблизились, Гэвин повторял только одно: «мой». Коннор находил это очень милым. Хотя, в его понимании всё, что делал Гэвин, априори было милым. Поэтому, когда Гэвин спросил его, может ли он укусить, ну, «отметить» его, как выразился Рид, Коннор ответил: «Почему нет?».       Это было совсем не похоже на Коннора.       Сначала Гэвин был мягок. Он едва коснулся тела андроида, как датчики Коннора начали дико сбоить. Нежные поцелуи покрыли ключицу. Когда Гэвин наконец пустил в ход зубы, а не только губы, он почувствовал сбившееся дыхание (точнее, его имитацию) девианта. Рид стал покусывать кожу, под которой была искусственная кость. Он мягко прикусил плоть, сделанную из винила — на вид материал неплохо походил на настоящую кожу. Руки Коннора взмыли вверх, находя волосы Гэвина. Когда Рид стал жёстче и решительнее в своих действиях, андроид резко схватил прядь приятно-мягких тёмных волос.       Укусы становились все сильнее. У Коннора было ничтожно мало болевых рецепторов, поэтому лишь небольшая доля боли и огромное количество удовольствия, смешиваясь, создавали ощущения, которые сжигали каждую частичку его пластмассового тела. Он едва мог открыть глаза, поэтому решил не делать этого. Смежая веки, он льнул к прикосновениям Гэвина, находящего его запястья почти наугад. Рид жёстко кусал, затем мягко засасывая кожу, и в сочетании это было довольно приятно; в его, Гэвина, рту вдруг образовывался странный вакуум от этих действий.       Казалось, они провели вечность в этом безмолвии, и, чтобы прервать его, Коннор еле слышно пробормотал просьбу, которую Гэвин почти не расслышал:       — Войди в меня уже, пожалуйста.       Следующее утро было словно в тумане. Солнечные лучи проскользали через открытое в комнате Гэвина окно. Рядом с ним лежал сраный ангел. Абсолютный херувим, на памяти стонущий и кричащий прошлой ночью. Гэвин решился посмотреть на лицо Коннора. Медленно его глаза исследовали участки искусственной кожи. Взгляд скользил вниз по щеке, затем по и под линией челюс-       Твою мать.       Его шею покрывали яркие голубые отметины. Его челюсть, его ключицы, его плечи. Отметины становились всё темнее рядом с пятнами, которые он, помнится, делал с особым усердием.       Блять. Бля-ять.       У Гэвина были предположения, что синяков не останется. Но он и подумать не мог, что циановые отметины, украшающие тело его партнёра, будут возбуждать его ещё сильнее. Пятна протянулись от его спины до его задницы и бёдер. Их было невероятно много на внутренней стороне бедра, как и отпечатков рук, сжимающих кожу мёртвой хваткой; на шее нашлись следы зубов. И красные пятна, оставшиеся от пальцев, догорали где-то на талии.       Оглушительная мантра под названием «Мой» звонко раздавалась в голове.       Протянув руку, Гэвин коснулся лица Коннора. Его мягкие черты прекрасно вписывались в ладонь Рида. Пальцами он позволил себе погладить висок андроида. Ему удалось найти то место, на котором раньше ярко светился диод.       Он вспомнил, что случилось, когда они снимали его.       Тогда в ход пошёл старый карманный ножик. Он сел рядом с Коннором, одной рукой Гэвин держал челюсть, а другой, в которой был инструмент, искусно маневрировал.       Но его рука соскользнула.       Лезвие проникло чуть глубже, чем рассчитывалось изначально, и немного голубой крови хлынуло струйкой. Она очертила металл, капая на лицо. Гэвин в панике отдёрнул нож. Светодиод выскочил вместе с ним.       Гэвин легко улыбнулся воспоминаниям. Позже они положили диод в маленькую коробочку и убрали на верхнюю полку шкафа. Уже потом мужчины решили расположиться на кушетке: Гэвин лёг на грудь Коннора и, иногда выпивая, они вместе смотрели дрянные комедийные сериалы девяностых.       Гэвин чуть наклонился, рукой всё ещё придерживая великолепное лицо Коннора. Он, поддразнивая, сжал мягкую щёку.       — Эй, придурок, вставай. Тебе, бля, даже спать не нужно.       — Может, я хочу остаться в кровати, — застонал Коннор. — Может, я на день хочу отказаться от роли многофункционального андроида.       — Ну же, детка, я голоден. Ненавижу жрать в одиночестве, — с губ Гэвина слетел смешок.       Коннор, ленясь, взял подушку и кинул её в лицо Гэвина.       — Микроволновая печь, Поп-тартс* и можешь есть здесь, — он зарылся поглубже в одеяло, напоминая грызуна.       — Хорошо, ленивый ублюдок, я сделаю себе что-нибудь пожрать, чтобы не сдохнуть от голода, а ты можешь остаться здесь и продолжать прятаться в одеяле.       — Да, отлично, — довольно промурлыкал Коннор.       Гэвин поднялся с нагретой кровати, всем своим нутром горюя по недостатку тепла и отсутствию прикосновений. Была бы возможность, он бы без раздумий остался в кровати на целый день, но, к сожалению, он являлся человеком, который, к тому же, был пиздец каким голодным.       Пока он шёл на кухню, до него донёсся голос Коннора, поторапливающий его:       — Кровать стала значительно холоднее без твоего тепла.       По рекомендациям Коннора он взял пачку печенек из шкафчика, открывая её, и положил на небольшую тарелку, запихнув в микроволновку. Когда таймер был установлен на сорок пять секунд, он облокотился на стойку. Гэвин терпеливо ждал, пока печенье поджарится, покрываясь лёгкой корочкой, чтобы он наконец-то смог вернуться в спальню. Хотя Коннор вряд ли обрадуется перспективе убирать крошки с кровати — он терпеть это не мог.       Видимо, в своём ленивом утреннем оцепенении Коннор даже не посчитал нужным взглянуть на своё тело.       — Гэвин! Что ты наделал?!       Микроволновка запищала, оповещая о том, что печенье было готово.       — Э-э, К-коннор! Я знаю, ты всё понял, это, эм, блять, ну, получается, кожа андроидов тоже может покрываться синяками? Твою ж, блять, мать.       Гэвин в мгновение ока схватил свой завтрак и поспешил в спальню, находя там паникующего Коннора.       — Всё моё тело покрыто голубым, Гэвин, ты постарался над этим?! — если бы его диод всё ещё находился на виске, он бы уже мерцал ализариновым и ярким лимонным. Гэвин не мог не рассмеяться.       — Почему ты смеёшься? Я должен как-то спрятать это.       Гэвин начал в открытую гоготать.       — Зачем скрывать? Все уже знают, что мы живём вместе, чего им следовало ожидать?       Рид понимал, почему Коннор так реагирует. Андроид не очень хотел выставлять их близкие с Гэвином отношения на всеобщее обозрение. Сам Гэвин, в свою очередь, хотел, чтобы как можно больше людей знали, кому принадлежал Коннор. Он всегда уверенно касался девианта, кладя руку ему на шею, и целовал, наслаждаясь смущённым личиком андроида. Он совсем не был против отметин, сделанных им, покрывающих шею Коннора и дающих всем понять, что никто не имеет на него таких же прав, как детектив.       — В любом случае... Если это не пройдёт до завтра, Гэвин, я тебя убью.       Этот комментарий остался проигнорированным. Гэвин легонько толкнул Коннора на кровать, чтобы они могли вернуться в свою зону комфорта; тарелка с печеньем всё ещё находилась в руке.       — Крошки... — прокряхтел Коннор.       Гэвин, усмехнувшись, наклонился, покрывая линию челюсти поцелуями.       — Займусь этим чуть позже. Может, хоть это заставит тебя съебаться с кровати, ленивая задница, — снова склонившись, он мягко поцеловал своего парня в губы. Коннор улыбнулся в поцелуй. Они на секунду отстранились. — Я всё ещё хочу есть. И я ебать как голоден.       Коннор картинно надулся. Естественно он знал, что людям жизненно необходима еда для нормального функционирования, но Гэвин что, не в состоянии потерпеть ещё пару минут? Пока он доедал тёплую выпечку, у Коннора возникла идея. Отобрав у Гэвина печеньку, он начал кормить его со своей руки.       — Какого хера, Коннор? Я не ебучий ребёнок, и я сам, без чьей-либо помощи, могу съесть грёбаный Поп-тартс, — он не был в ярости, просто в нём разыгралось любопытство: что, чёрт возьми, Коннор творил? Как объяснил девиант, он видел нечто похожее в старых сопливых фильмах и решил ради эксперимента попробовать. На самом деле, Коннор просто хотел быть так близко, насколько это возможно. Каждую секунду, скудную на столь необходимые прикосновения Гэвина, возникало ощущение, будто всё то, что было между ними — мягкое, общее, одно на двоих, — в один момент может закончиться навсегда.       — Ладно, но перестань кормить меня как зверушку, ты, дерьма кусок. Давай я доем, и мы вернёмся обратно в постель, окей? — его глаза загорелись от этого предложения. Кровать. Сон. Вместе. В тишине. Коннор немного прибрался на кровати, скидывая на пол сраные крошки, которые сыпались на простыню. Он взглянул на неоново-голубые пятна, расползающиеся на внутренней стороне его бёдер. По крайней мере, ни одна пара глаз не сможет увидеть их. Но шея, что ему сделать с шеей? У него в запасе были только рубашки с пуговицами, ему бы пришлось пригладить воротник и про себя молиться, чтобы он остался на своём месте.       Гэвин по привычке, которую навязал ему Коннор, встал, чтобы положить тарелку в раковину. Возвратившись, он обнаружил Коннора, который с помощью одеяла заворачивался в буррито.       — Э-э-эй, блять, эй, ты не можешь забрать все одеяла!       Гэвин одним махом прыгнул в кровать, стягивая с Коннора одно покрывало. Оба мужчины, как дети, всё это время безудержно смеялись. Успокоившись, Гэвин подхватил Коннора, близко притянул и, нехотя выпустив обратно, захихикал. Они прижались друг к другу лбами и закрыли глаза. Гэвин почувствовал, как он проваливается в сон. Но прежде, чем он позволил сладкой дремоте овладеть собой, он коснулся своими губами губ Коннора.       — Эй, идиот, — Коннор открыл глаза. — Я люблю тебя.       Коннор улыбнулся, уткнувшись лицом в плечо Гэвина.       — Да, я знаю. И я тоже люблю тебя.