Неугодные

Она говорила о долге, о назначении нашем, о том, что мы все должны служить человечеству, и так как мы совершенно сошлись в какие-нибудь пять-шесть часов разговора, то кончили тем, что поклялись друг другу в вечной дружбе и в том, что во всю жизнь нашу будем действовать вместе! © Ф.М.Достоевский

Ровно 8:00. Стрелки часов никогда не успевали опередить его приход в организацию. Тяжёлая дверь, приветствие подчинённых, ежедневный отчёт главы компании, кабинет направо — спасительная обитель. С каких пор он стал интровертом и социопатом? Тихий, просторный офис, где его тревожили лишь несколько раз в день — поставить некоторые подписи, утвердить новые разработки очередных миссий. Да ещё в обеденный перерыв хорошенькая секретарша приносила ему зелёный чай. В остальное же время Юкичи Фукудзава полностью погружался в работу: шелестел бумагами, вчитывался в различные документы. Благо он мог не выходить за пределы своего острога без особой надобности и не позволять другим нарушать его покой. Ведь он был президентом вооружённого детективного агентства. Как он здесь оказался? И сам не помнит, будто некая сила избавила его память от воспоминаний поступления на эту должность. Но косвенными доказательствами служили строгие рамки с фотографиями — совсем ещё молодой Юкичи рядом с представительным мужчиной на фоне здания организации, чуть правее повзрослевший Фукудзава в официальном костюме, а на краю стола примостилась маленькая рамка с общим фото всех сотрудников, стоявших по бокам их босса. Каждый день он всматривался в эти фото, совсем не припоминая хотя бы некоторые моменты связанные с этими людьми. Нет. Просто горстка чужих людей. И что он тут делает? Несколько раз Юкичи обращался к психологам. Платил огромные суммы, дабы обрести покой и душевное равновесие. Но эти «психологи», прибирая в карманы белых халатов крупные купюры, бормотали что-то про травмы детства, шоковое состояние. Некоторые, весьма озабоченные, двусмысленно подмигивали и, растягивая слова, пели о неполноценной половой жизни, кивая головой на сногшибательных секретарш, якобы проходивших мимо подать кофе очередному клиенту. Юкичи терпеть не мог такие разговоры, от которых тянуло грязью, блудом. Он будто очернял кого-то, но не себя. Кого же? Как-то раз одна премиленькая сотрудница пыталась намекнуть на близость: коротенькая юбочка, случайно задравшаяся выше положенного, растёгнутая пуговка в волнующем месте на блузке, очерчённые яркой помадой пухлые губки, похотливый взгляд голодных девичьих глазёнок. Он яростно вытолкал её за дверь, не промолвив ни слова — к чему слова? Потом ещё долго после того курьёзного случая оскорблённая соблазнительница отворачивала от него свой носик и шептала подругам про шефа-импотента. С тех пор в его кабинет практически никто не заходил. Лишь секретарша с чаем. И то через силу. А он и рад этому. Благодарил даже непутёвую блудницу за глупые сплетни — ему это только на руку. Одиночество. Это его стезя, его жизненный путь. Он обречён на него, или его обрекли? Впрочем неважно. Так распорядилась судьба, значит остаётся только тащить на себе лямку выпавшего жребия, не обременяя высший разум попрёками и лишними вопросами. Скала, нерушимая гора, сильный и исполнительный директор крупной организации. Раз в месяц ему необходимо было посещать ненавистное учреждение по делам агентства, где ему давали новые указания, показывали ошибки предыдущих миссий, и зачем-то проводили медицинский осмотр. И хотя Юкичи знал, что абсолютно здоров, беспрекословно давал полную свободу медперсоналу обследовать его организм и записывать данные в толстые тетради. Он ненавидел и этих улыбчивых докторов с фальшивой услужливостью, и медсестёр умильно заглядывающих в его лицо и вообще всё это здание целиком, со всеми его блестящими паркетами и начищенными люстрами. От всего этого несло холодом, враждебным дуновением. Но обязательства есть обязательства, и он, скрепя сердце и заточив его в жесточайшие тиски, переступал порог блестящего здания каждое шестое число месяца. Больше всего его раздражали «советы» госслужащих о женитьбе: — Это идеальная возможность укрепить Вашу жизнь, осветить её светом семейной жизни. Вот увидите, как и душевный настрой поднимется и… Он не давал им договаривать, резко останавливал восторженные предложения подходящих кандидатур и довольно вежливо просил не входить в его личное пространство. — Но одна из Ваших сотрудниц идеально подходит на данную роль, — снова начинал субтильный чиновник, поправляя очки на переносице, — Акико Ёсано — подходит Вам по всем параметрам! — Я не собираюсь жениться, — хмуро и уже в который раз втолковывал Юкичи очередному «благодетелю» свои взгляды на ситуацию. Он будет один. Навсегда. По ночам ему снились кошмары: лопасти вертолёта, взрывы, вспышки лазерных оружий, расчленённые тела и море крови. Какая-то фигура, весьма юркая и ловкая, стреляла в обидчиков мощным пистолетом и скрывала лицо чёрным плащом, из-под капюшона которого то и дело выбивались чёрные блестящие пряди. — Стреляй, Юкичи! — оглушительно проносился в его голове отчаянный женский крик и от звона в ушах, он судорожно просыпался весь в холодном поту. В глазах стояли слёзы, дыхание прерывалось, а кровь будто застывала в жилах. Иногда во сне он видел разбросанные вещи, разлитое вино, ножи и пистолеты. Чьи-то руки ласкали его грудь и зарывались в волосы, нежно перебирали пряди, обвивались вокруг шеи. Он мог покляться, что ощущал на себе эти нехитрые движения, чувствовал аромат мускуса, исходивший от этих рук. Белые и тонкие, но в то же время сильные и цепкие. После таких снов Юкичи просыпался от острой незавершённости и болью возле сердца. Губы нещадно жгло несуществующим огнём, внизу всё скручивалось узлом — нестерпимая мука. Фигура с белоснежными руками ускользала от него, не успев как следует показаться. Он терзался, мучился, но никак не мог разглядеть лицо своей нимфы, обрекающей его на тяжкие страдания и каждодневную депрессию. «Кто это?» Юкичи перебрал все старые альбомы и записи — ничего. Лишь сухие документы и книги об экономике. А из фотографий только те, которые висели в его кабинете. Он перевернул дом вверх дном, но не обнаружил ни единой женской вещи, компромитирующей хозяйку. Обзвонил всех знакомых, но те или отмалчивались, или напоминали ему о том, что он всегда был затворником, а сны — это плоды пассивной половой жизни. После глупейших ответов знакомых, он швырял телефон в стену, в раздражении портил мебель, разбивал тарелки и мелкую бытовую утварь. Но вскоре к нему приезжали из скорой помощи (спасибо соседям), вкалывали успокоительное и он спал некоторое время без снов. Но неизменно эти сны возвращались. И снова: «Стреляй, Юкичи!» Хрипловатый низкий женский голос, окровавленные руки, рокот вертолёта. И снова родные руки, терпкий запах волос, ощущение алкоголя во рту — но он же не пьёт! Кошмарное существование — будто не хватает одного органа. Сердца? Но что-то бьётся слева, значит нет. И если на медосмотре ему ничего не говорят, значит и с остальными органами всё в норме. Может не хватает частицы души? Иногда ему кажется, что у него и вовсе нет этой пресловутой души. Что это такое? Слишком эфемерное понятие, без детализации и точного определения. Но болит. Как же сильно болит! Ноет, душит изнутри, выворачивает наизнанку, заставляет покончить с жизнью. Он пытался закончить своё бесполезное существование, но всякий раз его ждала неудача — будто эти же руки из снов отводили бритву от его запястий, нож от сердца, яд от уст. Сумасшедший? Может быть. Шизофрения? Скорее всего. *** Однажды по пути от работы, он встретил странную женщину. Она шла к нему навстречу несколько поспешно, Юкичи даже подумал, что та пройдёт мимо, но она ухватила его за рукав пиджака. Розовое кимоно, причудливая причёска, в руках зонт. — Вы не знаете меня, — начала она прерывающим голосом, — и не надо. Не обязательно знать моё имя. Юкичи недоумённо вгляделся в её измученное лицо и продолжил слушать. — У нас мало времени — за Вами установлена ежечасная слежка, — говоря это она смотрела на землю, — конечно же Вы ничего не помните, но… Тут по её щекам потекли слёзы, она отирала их широкими рукавами кимоно, то и дело оглядываясь по сторонам, а потом прошептала ему на ухо: — Мори! Найдите Мори! Она ждёт Вас! Вам стёрли память — наняли специального эспера, а она ждёт Вас! Сумбурная речь незнакомки не укладывалась в его голове, но он постарался запомнить имя той, которая его ждёт. Одно Юкичи понял сразу же: — Надо полагать, что это государственная тайна? — Да. — В таком случае за утечку информации Вас немедленно возьмут под стражу и возможно умерщвлят. Женщина отёрла остатки слёз и грустно улыбнулась: — Я уже ничего не боюсь. Они убили моего любимого воспитанника Чую Накахару, — тут она вновь заплакала, прижав ладони к лицу, — выстрелили прямо в голову! Мой мальчик! — Простите, — рассеяно извинился Юкичи. — Без него мне нечего делать на этой бренной земле, — продолжала она и взглянув на собеседника проговорила, — может завтра меня уже не будет на свете, так что не забудьте мою просьбу. Разыщите Мори. Она заслужила счастья. Женщина открыла зонт и даже не попрощавшись, двинулась в обратную сторону от Юкичи. А он так и остался стоять посреди небольшого сквера, повторяя лишь одно: «Мори, Мори…» В эту ночь ему приснился новый сон — черноволосая девушка в бордовом платье с ниткой чёрного жемчуга на изящной шее. В руках она держала бокал вина цвета спелой вишни и неспешно подносила его к губам, на которых после оставались следы пряного напитка. — Я не благостный миролюбивый ангел, но и не безумный чёрт. Абсолютного добра, как и зла не существует. Ведь даже тени появляются на поверхности именно от света! Я лишь хочу донести до людей справедливость и истину, — говоря это, девушка щурила на него и без того узкие глаза, багровые и опасные. Конечно же! Это была встреча организаций государственных дум! Уже тогда на эту смелую в своих убеждениях яркую личность недовольно поглядывали чиновники и люди из высшего общества. Слишком уж покоробили их её дерзкие слова — грешный всегда узнает свой грех и будет всячески от него отнекиваться. Так получилось и там. Они запомнили её — красивую, гордую, отчаянную. Она не боялась своих суждений, не боялась пойти против системы и открыть народу правду о верхушке государства. Взяточничество, коррупция, грабёж простых граждан во всей своей мерзкой нечистоте — всё это необходимо было показать, предоставить суду и судить по всей строгости. Именно тогда он и примкнул к ней. Оберегал её, помогал в трудных заданиях. Вдвоём они образовали сообщество по делам очистки общества от гнусных проделок политиков. Она не боясь заряжала пистолеты, точила ножи для совершения своей миссии. Он помогал ей в аренде транспорта, составления стратегий. Вместе они учинили немало разоблачающих операций и отмечали победы совместным ужином в их загородном доме. Пила она более чем достаточно, но не пьянела, лишь начинала хохотать как безумная, обнажая ряд белоснежных зубов. Захмелев, она припадала к его губам, расстёгивала рубашку, задавая программу их последующего остатка ночи. Юкичи отчётливо вспомнил, как расстёгивал её хитрые пуговицы на белье, распускал тугую причёску, целовал ключицы и нежные розовые бутоны на упругой груди. Он ласкал языком её рубцы от ранений и все ссадины с синяками, испещряющие великолепный и непорочно белый холст её тела. И именно тогда она доверчиво играла с его серебрянными прядями волос длинными пальцами, гладила могучую грудь и спину. Их таинства любви всегда проходили в полумраке, при зажжённых свечах. Кровать жалобно поскрипывала, на полу в беспорядке валялись вперемешку одежда и оружие. На столе стояла бутылка дорогого вина и изысканные закуски. Последнее их мало интересовало. Больше всего отмечать выигрыш они любили ублажая друг друга древними как мир сладостными ласками. На последнем долгом вздохе той, за которую он отдал бы жизнь, Юкичи проснулся. Тягостные мысли с большей силой заполнили его голову. Теперь рядом с уже привычной апатией поселились отрывочные воспоминания. Надо же, одно слово, сказанное той женщиной в странном наряде, совершило великое дело — начало восстанавливать память, соединять кусочки паззла в единую картину. Хотелось поблагодарить ту незнакомку, но скорее всего, она уже мертва. В их мире так — одно неосторожное слово, и человека как не бывало. Обидно, больно, несправедливо. А она боролась с этим неравенством. Яростно выводила участников нечестной игры на чистую воду. Просто так, ради истины. Её преследовали, угрожали, но это не останавливало — она не из тех, кто уйдёт с поля битвы по своей воле. Если понадобилось, она вырвала бы своё сердце и осветила бы этот прогнивший мир праведным светом, открывшим бы многим глаза на нынешнее положение вещей. Это утопия, она и сама понимала некую абсурдность своей деятельности, но всё равно шла вперёд. Стойкая, беспощадная и настоящая. А он? Он уже целых пять лет вкалывает на благо тем, с кем совсем недавно вёл борьбу рядом с женщиной, равной которой невозможно теперь отыскать! Ровно в 8:00, ежемесячные процедуры, где из его головы выскребали последние крупицы воспоминаний облика черноволосой богини, на которые он шёл и беспрекословно выполнял все просьбы фальшивых медсестёр. Жалкий, сломившийся глупец, обведённый вокруг пальца недоброжелателями его любимой женщины. Из него делали послушного щенка, верного и слепого. За ним следили и пресекали всякую возможность докопаться до правды. Его имущество, как самый точный компромат, уничтожили и заставили поверить в то, что он действительно всегда был президентом этого дурацкого агентства, чьи люди истребляют подобных ей. Ему подсовывали жён, чтобы уж наверняка стереть образ его единственной и навсегда связать по рукам и ногам семейной жизнью. Слабак! «Я обязательно разыщу тебя, Мори!» *** — Куникида, мне необходимо отправиться на встречу с главой парламента, — сотрудник в очках на эти слова весь вытянулся и принялся внимать приказаниям президента. Юкичи всегда его слегка побаивался. Уж слишком педантичный и пунктуальный. А человек ли он вообще? — Да, президент. Я должен на время заменить Вас? — Верно. Необходимые бумаги я оставил на своём письменном столе. Вернусь не ранее чем через неделю. Он врал. Он не вернётся никогда. Среди бумаг оставленных на столе, лежал листочек с возможно последними его словами: «Я ухожу к ней. Вы проиграли» — Хорошо, босс. Я распоряжусь на счёт новой миссии. — Не стоит делать поспешных решений без моего ведома, — Юкичи захотелось спасти жизнь хоть кому-то от очередной облавы агентства. — Вас понял. Тогда мы займёмся отчётами за прошедший квартал. Наконец здание, облицованное красным кирпичом, осталось у него за спиной. Свободен. Он перехитрил жестокую систему и направлялся теперь к ней. К Мори. По дороге он припомнил все детали их последнего неудавшегося задания. Тогда они решили пресечь контрабандные морские пути с воздуха. Мори откуда-то узнала, что сыночек министра людских ресурсов организовал контрабанду наркотических веществ через государственный порт на континент. Папочка всячески оберегал начинание своего чада и покрывал его связями со всеми полицейскими участками города. Сыночек спокойно переправлял товар и обогащал казну семейного бюджета нехилыми средствами. Юкичи арендовал вертолёт и схематично определил путь их нового дела, а Мори готовила оружие и кинокамеру. По-началу всё шло гладко. На камере крупным планом показалось лицо преступника и их договор с моряком. Далее пошли автоматные очереди и ответная стрельба в их транспорт. Юкичи сперва сидел у пульта управления, а затем присоединился к Мори. Одна пуля задела её руку, мигом белая рубашка обагрилась кровью. За первой пулей полетела другая, Мори перестала чётко видеть цель и падая на дно вертолёта пронзительно крикнула: — Стреляй, Юкичи! Быстро оценив ситуацию, он навел дуло очередного автомата, целясь в мотор судна, но не успел. Над их вертолётом зажёгся ослепительный свет и в репродукторе прозвучало: «Опускайтесь, вы обнаружены!» А далее. Он прижимал её к себе, пачкаясь кровью, кричал и яростно отбивался от подкупленных полицейских. Но он был один против десятка вооружённых молодцов, и в конечном итоге раненную Мори вырвали из его объятий и увели в подъехавший автомобиль, а его скрутили, надели наручники, потом вкололи в вену какую-то дрянь. Далее — пустота. А когда помутнение прошло, то он неожиданно превратился в президента вооружённого агентства. Исполнительного и весьма организованного. «Твари!» Но нет худа без добра. Сидя в своём уединённом кабинете, он изучил все скопления «государственных преступников». Также их называли мафией. В основном они селились в спальных районах и трущобах, но много кто и сидел за решёткой. Начав с последних он, пользуясь орденом агентства, вывел имена всех политзаключённых, но не обнаружил имени любимой. Тогда он приступил к прочёсыванию немноголюдных закоулков. Юкичи не помнил, сколько тогда прошёл, но ближе к вечеру он набрёл на обшарпанный дом с выбитыми стёклами. Оттуда доносился детский смех. Такой неуместный и радостный, что он решил проверить данное место. Первый этаж, второй, третий. Смех раздавался с четвёртого этажа. Поднимаясь по лестнице, он то и дело спотыкался о битые бутылки, окурки и прочий мусор. В воздухе витали алкогольные и сигаретные пары. «Что тут делает ребёнок?» — задавал себе один и тот же вопрос. Будто предвосхищая ответ, на него налетела белокурая девочка с бантами в волосах. Невольное молчание от первой встречи девочка прервала первой: — Дяденька, а Вы кто? Тоненький, счастливый голосок. Юкичи невольно поёжился и ужаснулся месту, где приходится жить такому ангелоподобному существу. — Ты живёшь одна? — Нет, мама спит вон там, — она указала тоненьким пальчиком на выбитую дверь, — болеет сильно, — тут её бровки нахмурились, а улыбка тотчас сошла с губ. — Я могу посмотреть на неё? Юкичи подумал, что несчастная нуждается в помощи и решил оказать её. — Пойдёмте, — беспечно взяла его за руку и повела к дурнопахнущей комнате. Шаг, ещё один. Он у кровати больной. Волосы растрепались и чёрными спутанными нитями обрамляли худое лицо со впалыми щеками. Глаза были плотно закрыты, а руки нервно сжимали край грязного одеяла. С радостью и ужасом он узнал в больной её. — Мори, — прошептал он прикладываясь к бледным холодным губам своими. — Юкичи, — в бреду ответила она хриплым голосом. — Я пришёл к тебе, родная! Будто не веря в происходящее, Мори открыла глаза и уставилась на его лицо: — Ю-ки-чи, — по слогам проговорила она и протянула к нему руку. Он тут же схватил её, прижал к сердцу, как сумасшедший повторяя: — Мори, Мори, моя Мори… Она блаженно улыбнулась и спросила: — Это Коё постаралась? — Женщина в кимоно? — Не послушала меня. — Если бы не она! — Дурак ты, Юкичи. Мы же теперь твои враги. — Оставь эти глупости! Ты никогда не станешь моим врагом и… Прости, если по моему велению устранялись твои друзья. — Это не твоя вина. — Я предал нас! — Заткнись. — Прости меня! — Дурак. Тут Юкичи обратил внимание на стоявшую рядом девочку: — Это наша… — Это наша с тобой Элис. — Но, когда же? — Благодаря нашей малышке меня досрочно выпустили из тюрьмы. — Тюрьмы? — А куда думаешь сажают неугодных и неуёмных? — она слабо улыбнулась. Лицо Юкичи посерьёзнело: — Что с тобой делали? — Обычные пытки. Не хочу о них говорить. Там же я познакомилась с Коё и Чуей… — Я слышал о его судьбе. — Они здорово помогли мне на первых порах трущобной жизни. Коё принимала роды, Чуя ловко обворовывал местных зажиточных министров. Прокормились. — Мори… — Я нещадно балую её, даже бантики смастерила. В каждой её чёрточке вижу тебя. Юкичи встал на колени перед её постелью и обнял исхудавшее тело. — Ой! — вдруг вскрикнула девочка и бросилась к матери. Элис испугали люди в серой форме и винтовками наперевес. Они грузно вышагивали, будто вдалбивая в прогнившие ступени правила нового порядка тяжёлыми сапогами. Ворвались в комнату. — Предатель! Три выстрела в спину Юкичи. — Отродье! Три выстрела в грудь испуганной девочки. — Шлюха! Для умерщвления измученной Мори было достаточно одной пули. — Уф, — они вытерли пот со лба, — здесь закончили. Их не церемонясь поволокли на улицу, попутно оставляя багровые дорожки свежей крови. Тела закопали тут же, возле грязного дома с выбитыми стёклами. Скинули три трупа в одну яму и небрежно засыпали землёй — справились. Сумерки сгущались, ветер крепчал. Небольшая дымка, которую им больше не суждено увидеть, обволакивала жидкой пеленой скверный переулок. О них не вспомнят. Враги слишком заняты устранением неугодных, а все друзья ждут их уже на небесах. Три души устремились ввысь, минуя вечерний туман и тяжёлые облака. Они отправились в бесконечное странствие, опуская взор на чёрную землю, которая не захотела принять их философии. Отец, мать и дочь превратились в одну яркую, мерцающую звезду, что зажглась уверенным светом на тёмном небосводе, дабы освещать путь оставшимся в живых борцам за истину, оберегать их и утешать, вселяя надежду.