Большая стирка

— Как думаешь, — задумчиво тянет старший из братьев. — В этой машинке поместится человек? — Смотря насколько он гибкий, — отвечает младший и голосом безгрешного дитя добавляет. — Ну… или если распилить его по частям, то наверняка поместится. Курамочи бросает взгляд на огромный барабан, медленно вращающий разноцветные трусы Савамуры, а потом на самого Савамуру, стонущего на полу, и клянет его и вселенную за то, что оказался в такой жопе. — Я купил прачечную! — заявляет Савамура две недели назад, сияя от счастья как кусок радиоактивного урана. И вот с этого все начинается. Впрочем, все начинается гораздо раньше, если мыслить философски — что в данной ситуации удается Курамочи с блеском. Все начинается, когда Савамура мячом выбивает Ширакаве мозги летом своего третьего года — теперь уже наверняка, а Курамочи — потому что он хороший семпай — предлагает ему пожить вместе, оклематься, поработать и перестать молиться за упокой Ширакавы каждый вечер перед сном. Где-то между этими событиями прячутся два непопадания Курамочи в универ и столько же в про-команду, сотни подработок, десятки девушек Савамуры и несколько парней Курамочи, битвы на приставке, реслинг на новом икеевском ковре, настоящая драка из-за счетов за воду, два потопа, три мини-пожара, сколько-то там пьянок, тысячи сожженных омлетов, две неудачных попытки подрочить друг другу, одна выигранная лотерея и одна дружба, которую вопреки всему и несмотря ни на что Курамочи очень ценит, правда. Плохое, хорошее, «сойдет», «переживем», «вот сейчас заживем!», а потом эта чертова прачечная. И о чем Савамура думал! То есть, если бы он вообще думал, Курамочи бы сейчас не представлял как крутится в мыле его бестолковая голова. Есть верная примета: если гости приходят поздней ночью без стука — это очень хреновые гости. Два брата, напичканные оружием, как афганские террористы, оказываются именно такими. Пока Савамура в полудреме предается мечтам о собственной корпорации, Курамочи слышит, что внизу шумит не только машинка. Вооружается битой и готовится оказать самый теплый прием, на который он только способен. Никакого воспитания, но что уж поделаешь. Когда дверь открывают с ноги, Курамочи цепляется за чужую лодыжку и роняет гостя номер один на пол. Тот недовольно корчится, а потом, крутанувшись как заправский брейкдансер, делает подсечку раньше, чем Курамочи замахивается битой. Первое, что он замечает, будучи прижатым к полу, это то, что от гостя номер один приятно пахнет, второе, что у него пушка, третье, что следом за ним в комнату влетает гость номер два и бросается прямо к Савамуре. — Добрый вечер, — ласково говорит первый гость. — Простите, что припозднились, зато мы не с пустыми руками. И упирает ствол Курамочи под ребра. Савамура переворачивает диван, уходя от нападения, хватает табуретку и швыряет ее в хорошенького гостя номер два. Табуретка со свистом пролетает у того над головой и грохочет вниз по лестнице. Рука со стволом дергается, Курамочи бьет локтем черт знает куда, но видимо попадает куда надо. Первый гость, он же старший брат, судя по вскрику гостя номер два, откатывается в сторону и шипит. Курамочи явно подхватил у Савамуры удачливость, потому что ему с легкостью удается вскочить на ноги и заехать младшему битой под колени. Они с Савамурой сбегают по лестнице, стараясь не замечать, как пули влетают в старые обои с цветочками. До двери остается каких-то два метра. На улице их уже не догонят. Уж если в чем Курамочи хорош, так это в беге — годы в бейсбольной команде не прошли даром. Два метра и две лавки для посетителей, будь они прокляты все со своими вонючими вещами. Савамура спотыкается, роняя Курамочи вместе с собой, братья слетают по лестнице, препрыгивая через половину ступенек. И вот мы возвращаемся к тому самому неловкому моменту у крутящегося барабана. — Чай можно не наливать, — говорит старший, снимая пушку, наставленную на Курамочи, с предохранителя. — Давайте сразу к десерту, отдайте нам камни. — Понятия не имею, о чем вы! — бурчит Савамура, потому что законы жанра нарушать никак нельзя. Тем более, когда тебя прижимает к полу красивый якудза с тесаком, которым можно рубить баобабы. Старший брат, крепко сжимающий бедра Курамочи своими, снова ставит пистолет на предохранитель, и снова снимает. Ставит, снимает, ставит, снимает в нескольких сантиметрах от его горла. Такая милая забавная игра, туда и обратно. Курамочи бы даже завелся, если бы не видел, как эта штука стреляет пару минут назад. — Мы купили прачечную недавно, — начинает он, надеясь пролить хоть немного света на ситуацию. — О, правда, — щурится старший. — А я порядочный член общества. Видите тату у Харуичи на шее? Так это просто переводные картинки. Курамочи сперва радуется, что теперь знает имя, а потом до него доходит, что с таким знанием солнышко утром ему уже не встречать. Пистолет упирается в кадык, холодный и скользкий. Ну, пиздец. Что бы он ни сказал, ему не поверят. Чудо ждать неоткуда. Курамочи уже было открывает рот, чтобы смиренно произнести «стреляйте», как вдруг… Случается чудо. Кто-то со звоном выносит окно. Старший брат пригибается под осколками, и Курамочи выворачивает его руку с пистолетом. Несколько пуль врезаются в белые бока стиральных машинок. Курамочи своим золотым приемом подминает старшего под себя. — Поменялись. — Не флиртуй со мной, — шипит тот. — Я все равно тебя убью. — Хорошо, — соглашается Курамочи, кусает руку, вынуждая старшего отпустить пистолет, и хватает его сам. Савамуре и вполовину не везет также, лезвие блестит прямо у него под носом, а младший брат — он же Харуичи — смотрит на Курамочи, как воинственная амазонка. Они доходят до того самого момента, когда кто-то должен отпустить первым. И это оказывается Курамочи, просто потому, что его вырубают чем-то тяжелым по голове. Очнувшись, первое, что он чувствует — жжение от веревки в запястьях, второе — вибрацию машинки за спиной, третье — смачную пощечину. И, эй, вот без этого можно было бы обойтись. Стоящий перед ним — гайдзин с выбеленными волосами, одетый в красный спортивный костюм. У него за спиной громила, с которым Курамочи предпочел бы не находиться в одном городе и одной стране вообще. Но, упс, они тут, в одной прачечной. Он, Савамура, который почему-то жив здоров и свободен, два брата под прицелом двух пушек в руках у безобидного на вид мальчишки лет восемнадцати, блондин и верзила. На десять квадратных метров прачечной. Все прямо как в дешевом артхаусном кино. Не хватает только трупа проститутки. — Так, — говорит блондин. — А теперь давайте побеседуем как взрослые разумные люди. — Давайте, — бодро соглашается Савамура. — Предлагаю обсудить ущерб, который вы выплатите мне за погром моей прачечной! Старший брат вытягивает ноги, как будто совсем не смущаясь, что его держат на мушке. — Нарумия, если ты не связал ему руки, так хотя бы заткни рот. — Вот давай я сам буду решать, — дует губы Нарумия. — Ицки, разрешаю стрелять по коленкам, если этот парень хоть пальцем пошевелит. И в голову, если еще раз скажет, что мне делать. — Не думаю, что нам стоит лишний раз шуметь, Нарумия-сан, здесь тонкие стены, — замечает на вид восемнадцатилетний Ицки. Потрясающе, хоть один человек из всех их ночных гостей не похож на психа. Две пушки у него в руках не считаются. — То есть, когда вы били тут стекла, это вы так не шумели? — возмущается Савамура. И, господи, боги, все, которые сейчас это слышат, заткните его, пожалуйста. — Значит, вы купили эту прачечную две недели назад? — обращается Нарумия к Курамочи, расстегивая олимпийку и присаживаясь на корточки. Савамура бесится от такого наглого игнорирования, сжимает зубы, но молчит — спасибо. — Точно, — отвечает Курамочи. — Так что самое время вам бежать догонять того, кто нам ее продал. — И кто же вам ее продал? — А вот кто… — начинает Курамочи свой рассказ. Про Миюки Казую он выслушивает каждый раз, когда Савамура возвращается домой после воскресной стирки, почти симпатизирует человеку, который умудряется заводить Савамуру на неделю ровно до следующего воскресенья, почти ненавидит его за это же. Миюки Казуя осел, козел, тот еще засранец, самый невыносимый на всем земном шаре, «как его до сих пор никто не убил», «вы бы с ним спелись», «Курамочи, давай ты будешь отвечать за стирку, а я мыть полы, потому что в следующий раз, клянусь, я придушу его». Месяц назад Савамуре несказанно везет — он выигрывает в лотерею. Каждый вечер они обсуждают, куда им потратить деньги и сходятся на том, что купят авто, а оставшееся положат в банк под проценты. В такие моменты Курамочи с ужасом осознает, что они с Савамурой перешли в такую стадию отношений, в которую переходят парень и девушка, когда достаточно долго живут вместе. Только вот они не пара. Савамуре нравятся девушки, Курамочи нравятся парни, но не Савамура. Однако выигранные деньги решено тратить на двоих. Но вернемся к Миюки Казуе. Черт знает, выпадает ли в тот день снег в Африке, или Россию стирает с лица земли огромный метеорит, но Савамура, выгребая чистое белье из стиральной машинки, покупается на сладкие речи о работе на самого себя, блестящих перспективах и на слово «бизнесмен». Домой он возвращается с договором о приобретении прачечной самообслуживания и однокомнатной квартиры над ней. Курамочи смотрит на эту ситуацию философски. Потому что жизнь с Савамурой обязывает смотреть на все именно так. Легкие деньги приходят легко и уходят так же. Миюки Казуя продает прачечную и смывается в неизвестном направлении в тот же день, забыв прихватить даже своего жирного кота. — Мими? — Нарумия хватает Курамочи за ворот футболки и встряхивает. — Где мой кот? — Наверное, смылся сквозь выбитые окна навстречу любви и приключениям или попал под шальную пулю. Глаза Нарумии становятся почти безумными. Ладно, без почти. И Курамочи всерьез беспокоится не только о жизни всех здесь присутствующих, но и о жизни всего населения планеты Земля. На мафиози Нарумия не похож — черт знает кто он такой, но чутье подсказывает Курамочи, что шутить с ним опасно для жизни. Может, дело в красном спортивном костюме и выбеленных волосах, а, может в Ицки с двумя пушками и скучающем безымянном громиле. И тут жирная кошачья задница, будто по зову небес, с грохотом прыгает прямо в объятия Нарумии. Трогательную сцену прерывает старший брат, и Курамочи немного обидно, что он до сих не знает имени. После того, что у них было. — Давайте уже вернемся к камням, — говорит он. — К каким, блядь, камням?! — оживает Савамура. — Неужели так трудно объяснить, что вы от нас хотите? — К украденным у меня моим камням, я так полагаю, — отвечает Нарумия вместо братьев, зарываясь пальцами в кошачий пушок. Красивый Харуичи потягивает шею, и Курамочи не должен так цепляться за это взглядом, но что это с ним. Что не так с ним, с этой ночью, с этой его жизнью. — Мы купили четыре красных алмаза, нам отдали два, а оставшиеся два обещали после передачи всей суммы. — Но это мои алмазы, эй, — усмехается Нарумия — ну вылитый антигерой Голливуда — снимает с кота ошейник и демонстрирует его братьям. — От блох? — уточняет старший. Нарумия снова начинает злиться, сморщив нос, а потом вдруг замечает что-то, видимо то, что ошейник реально от блох. Курамочи знает точно, это он вчера купил его в магазине «все по 100», потому что кот полночи чесался у него под одеялом. — Ты серьезно хранил самые драгоценные камни мира в кошачьем ошейнике? — Мими тщательно берегут. — Поэтому он оказался в долбанной прачечной и прожил тут… сколько? — Больше двух недель, — помогает Курамочи и получает улыбку в ответ. Воцаряется полная тишина. Савамура глубоко вздыхает и констатирует: — Это все Миюки Казуя. — Но это не значит, что мы вас не убьем, — заботливо напоминает старший брат. *** Их все-таки не убивают. Спасибо Нарумии и его толстожопому Мими, о котором Курамочи заботился, «как о родном ребенке», за что и был помилован. Они болтают до самого рассвета и освобождают Курамочи только когда тот всерьез предлагает налить им чаю. Оказывается сволочь Миюки Казуя — Курамочи никак не может определиться, ненавидеть его или восхищаться — похищает Мими из звериного салона красоты по соседству. (Курамочи выдвигает теорию, что кот смылся с массажа сам и получает предупреждающий выстрел в тазик над головой). Находит вшитые в ошейник камни, пусть Нарумия утверждает, что обнаружить их просто так совершенно невозможно. Анонимно выходит на контакт с братьями Коминато — все знают, кто в этом районе во-первых — самый главный, во-вторых — самый богатый. Легко наводит их на прачечную, отдает два камня из четырех, получает деньги за все четыре и смывается в закат, принося их с Савамурой в жертву мстительным мафиози и Нарумии Мэю, который рано или поздно перекопал бы весь город, чтобы найти своего любимого кота. Курамочи решает, что непременно напишет об этом книгу или снимет фильм. А начинаться они будут со сцены у барабана и слов «как думаешь, в этой машинке поместится человек?».