Белые пятна

Санаде казалось, что он что-то забыл. Эта навязчивая мысль преследовала его на протяжении всей последней недели. Он раз за разом возвращался домой, проверяя плиту и утюг, нащупывал в кармане деньги и мобильный, старался восстановить в памяти момент, когда закрывал дверь. Но все было не то. Ему казалось, что он забыл что-то более значительное, чем включенный кран в ванной, — что-то ужасно важное. Пролистав записную книжку, он убедился, что никаких встреч на ближайшее время не назначал, а ни у кого из близких не было дня рождения. Медкомиссию для подработки он проходил в позапрошлом месяце и квартплату вносил тогда же на квартал вперед. Санада никогда не отличался собранностью, но за эту неделю проверил все и так и не нашел причину своей тревожности. В голове назойливо всплывали белые пятна, требующие чем-то себя заполнить. Санада зависал на лекциях, бездумно пялясь в черную с меловыми разводами доску, на работе, разгружая ящики со свежими газетами и журналами, и особенно дома. По вечерам его накрывало так остро, что руки зудели от желания перевернуть всю квартиру вверх дном и обнаружить наконец то самое черт знает что. С экрана ноутбука рычали мультяшные монстры, нападающие на звездную принцессу. Санада мешал в кружке какао, которое остыло уже, кажется, вечность назад, и смотрел в потолок. В доме давно пришедшем в негодность вечно гуляли сквозняки и скрипели полы, сквозь картонные стены было слышно, как соседи гремят посудой. На потолке уже третий день расползалась трещина: две линии пересекали друг друга, вырисовывая на идеальной белизне штукатурки черный заметный икс. Санада с трудом заставил себя подняться и прошел на кухню, вылил в раковину какао, умылся прохладной водой. Было похоже, что он на полном серьезе сходит с ума. И просто так, без всякой причины. Под ворохом подушек глухо запиликал телефон. Санада подождал, но услышав, что набирают по второму разу, взял трубку. — Здравствуй, мама. — Шунпей, — строго сказала она. — Если не звонишь сам, так хоть не ленись отвечать, когда звоню я. Санада улыбнулся и прикрыл глаза, замечая, как на заднем плане надрывается Шуко: — Шун-чан?! Мама, это же Шун-чан? Дай мне тоже с ним поговорить! — Подожди, — шикнула на нее мама. — Шунпей, ты не звонил нам две недели. Ты здоров? Из университета еще не вылетел? — Да, мам, нет, мам, — отчеканил Санада. — И деньги у меня есть, и я даже ем иногда что-то, кроме растворимой лапши. Мама театрально вздохнула и передала трубку Шуко, сказав: — Надеюсь, повзрослев, ты не станешь такой же безразличной задницей, как твой брат. — Мама, как обычно, не выбирает выражений, — проворчал Санада, когда шуршание в трубке улеглось. — Она скучает по тебе, Шун, — по-взрослому ответила Шуко. — Как дела в клубе? — Недавно был товарищеский матч, видел бы ты, как у меня бита из рук вылетела, — она тихо рассмеялась. — Питчер соперниц упала на землю, будто бомбардировка началась. Санада представил, как смеется Шуко, пока соперницы лежат плашмя, и усмехнулся. Шуко была младше его на восемь лет, похожая больше на отца, чем на мать: крепко сложенная, невысокая, с асимметричными чертами лица. Ее трудно было назвать красавицей, но она очаровывала. Шуко любила делать все по максимуму, и это отличало ее от Санады. Если Шуко смеялась, то до колик в животе, если бежала, то так, чтобы не затормозить даже после финиша. Софтболом она занялась на первом году средней школы, когда нашла у Санады под кроватью забытую бейсбольную перчатку. Во многом копируя Санаду, она делала все лучше, будто отдавая за него долги мирозданию. — Знаешь, мне недавно снился сон, — вдруг сменила она тему. — Что ты уехал на Кошиен. Ты ведь никогда не был на Кошиене, да, Шун-чан? — Конечно, не был, — ответил Санада и задумался. Память или воображение — кто разберет — подкидывало ему картинку, как яркое полуденное солнце — холодное, зимнее — слепит глаза и стекает по головам собравшихся зрителей. Шум стадиона, напряжение в плечах, жажда и кто-то рядом — человек без лица, но с четким икс-образным шрамом на щеке. Санада почувствовал, как задрожали руки, и крепче сжал пластмассовый корпус телефона. Шуко продолжала: — Во сне ты так горько плакал. — Я бы не стал плакать из-за бейсбола, — поспорил Санада и усомнился сам. Он бросил бейсбол, не успев начать. Поигрывал в средней школе, вступил в клуб в старшей, но не продержался и полугода. Сейчас он уже и не помнил, как звали того нового тренера, который с кислым видом убрал его заявление об уходе в стол и сказал, что Санада еще пожалеет… Санада не пожалел. У него появилась уйма свободного времени, а ноги перестали болеть по вечерам. Ему не приходилось нервничать из-за грядущих соревнований, будто это были бои на смерть, а не обычный школьный спорт. Санада даже близко не подошел к полю, где тренировалась команда Якуши, и их победами на турнирах ни разу не заинтересовался. Бейсбол просто перестал существовать для него в какой-то момент. Совсем. Санада вспомнил, как сдал надетую едва ли с десяток раз полосатую форму. Она была изначально мала ему, не шла, сидела ужасно и натирала в подмышках. — Шун-чан, — позвала Шуко. — Ну почему ты перестал играть? — Не знаю, — ответил Санада честно. Шуко спрашивала его уже не раз, и всегда он говорил одно и то же. — Просто мне не захотелось. — Не захотелось, — эхом повторила Шуко. — Жалко, что не нашлось того, кто мог бы тебя переубедить. — И зачем это? Шуко задышала тяжело. — Я бы хотела, чтобы мой брат был великим бейсболистом. Я бы тобой хвасталась, — она запнулась и протараторила: — То есть я и так горжусь тобой и всегда хвастаюсь. Санада рассмеялся, ему нестерпимо захотелось обнять Шуко покрепче. Надо будет навестить родителей на выходных, сходить с Шуко в кино или кафе. Может, все его беспокойство от этого… — Шун, я тебя люблю, — сказала она. — Не скучай там. Санада ответил ей тем же, попросил обнять за него маму и повесил трубку. Вся его съемная квартира вдруг показалась стылой и пустой. За тонкой стеной громко разговаривали соседи. Санада вернулся в спальню и упал на кровать. Видео на ноутбуке давно закончилось, и по экрану разбежалась цветная заставка. Санада закрыл крышку, убрал ноутбук на пол и вытянулся на кровати, не удосужившись прикрыться одеялом. Кошиен… Он даже не думал об этом. Сколько играл, никогда не мечтал о чем-то большем. Бейсбольный клуб был просто убийством времени, вынужденным занятием, потому что в старшей школе принято чем-то заниматься. Санаде нравилось подавать, но стоило бросить, и его больше не тянуло на горку. В голове размытыми пятнами возникали образы. Как он сжимает в руке плотный мяч, как ложатся на швы пальцы, как готовится перед ним беттер, принимает стойку и смеется заразительно и громко. Откуда все это? Встречался ли Санада хоть раз с беттером, который смеется, ожидая подачу? Наверное, это все Шуко, ее образ, наложенный на чей-то еще. Санада перевернулся на бок и посмотрел на свою руку, на длинные пальцы и мягкие ладони, давно не державшие мяч. В горле стоял ком. Что же он забыл? Ему снилось, как он сидел в дагауте, накинув на голову мокрое полотенце. Обзор на поле, заливаемое дождем, закрывала широкая спина тренера. Дождь громко стучал по металлической крыше, заглушая шум стадиона и чей-то смех. Ноги болели, будто по ним проехался грузовик, в груди жгло, тянуло спину. Полосатая форма была заляпана грязью, а на правой шиповке развязался шнурок. Санада проснулся еще до будильника от собственного сопения. Сердце стучало в груди отбойным молотком. Он ощущал себя помятым, будто гулял и пил всю ночь напролет. Или играл. Всю ночь напролет играл в бейсбол. *** Пока Токио доживал первые дни марта с холодом и ветром, на Окинаве уже начиналась весна. Санада кутался в шарф, который мама якобы связала ему — не до конца отрезанный кусок этикетки он обнаружил сразу же, но ничего не сказал. Шарф был теплый, желтого, как банан, цвета и такой огромный, что в него с успехом замотались бы двое. После обеда народу на улицах было немного. Санада прогулял, чтобы сходить на новый фильм про зомби. И теперь шел по тротуару, изредка уворачиваясь от прохожих. На стенах домов монолитно нависали экраны, крутящие рекламу. Санада и не хотел, но краем глаза улавливал происходящее на них. Этот кадр он тоже просмотрел украдкой, а потом замер, встал, как выхваченный светом фар зверек посреди трассы, и уставился в монитор. В животе все ухнуло, Санаду будто сбросило с большой высоты, остановив в паре сантиметров от земли. С экрана хищно улыбнулся парень в черной бейсбольной форме, замахнулся битой и отправил мяч в полет. Поверх блестящими буквами всплыло: «Ждем вас на матчах про-лиги!» Картинка сменилась, будто и не было ее здесь, будто Санаде показалось. Девчонка в розовом платье пила розовую воду, и над ее головой расплывалась радуга. Санада подождал, надеясь, что ролик пустят снова, но рекламу сменили срочные новости. Он быстро закрыл расписание сеансов и забил в навигаторе адрес ближайшего Интернет кафе. На стойке ресепшн его встретил сонного вида парень в спортивном костюме, неохотно поднялся со стула, протянул карту-ключ от комнаты в обмен на деньги и бросил в спину, где можно найти кофе. Санада протиснулся в кабинку под номером один, стянул ботинки, шарф, куртку и включил комп. Немного потупив, тот загрузился. Поисковик нашел ролик на ютубе и официальном сайте японской профессиональной бейсбольной лиги. На черной форме беттера было написано «soft bank», и Санада быстро вбил в строку поиска. Подумал, боги, спасибо Интернету, открывая список игроков «Хоукс» с фотографиями. Парня из рекламы звали Тодороки Райчи, он был младше Санады всего на год, закончил старшую Якуши, играл на позиции третьего базового в команде Фукуоки. А еще у него был шрам на левой щеке. Санада так пялился в монитор, что начало щипать глаза. Он потер их кулаками, дождался, пока комната перестанет плыть, и снова потянулся к мышке. Тодороки. Фамилия казалось ему до боли знакомой. Если бы кто-нибудь спросил его: «Эй, ты знаешь Тодороки?», Санада бы точно ответил «да» и только потом попытался бы этого Тодороки вспомнить. И вспомнил бы. Мир Санады стремительно посыпался, рискуя вот-вот превратиться в жалкую кучку ничего. Вся его жизнь до этого момента ломалась пополам. Делилась на то, что он хорошо помнил: брошенный бейсбол, ленивые годы в старшей школе, когда он ничем не увлекался, дружил с Ютой из баскетбольного клуба, ходил с ним вместе в бассейн на каникулах. И на то, что он вспомнить не мог: Тодороки Райчи, Кошиен, ломота в ногах, липкая от пота кожа под джерси, желание побед и разочарование от поражений. Санаде будто подселили в голову воспоминания другого человека. Другого Санады из другой вселенной, где все у него сложилось иначе. Будто кто-то сверху что-то напутал в своих хитроумных схемах. Параллельные линии пересеклись и свернулись в тугой клубок, как наушники в кармане. Санада разглядывал фотографию Тодороки Райчи, и ему казалось, что он знал его, был рядом с ним, играл с ним вместе. Играл в бейсбол. Конечно, всего этого не было. Максимум они пересекались в школьных коридорах. Может, когда-нибудь разговаривали. Может, ели в столовой за соседними столиками... Санада напряг память, вытаскивая, словно со дна глубокого колодца, картинки из школьных дней. Многие моменты сильно поистерлись, другие вставали перед глазами на удивление ярко. Вот он вписал свое имя в куцый листок на доске объявлений. Вот старый тренер Якуши с противной блестящей на солнце залысиной сразу поставил его на позицию питчера. Сказал: будущий ас. И Санада подумал: еще чего не хватало. Вторую же тренировку он прогулял. А потом и четвертую. На пятой его встретил десяток недоброжелательных взглядов, и Санада начал прогуливать через раз. — Зачем относиться к этому так серьезно? — спросил он у Юты, когда их двоих оставили дежурить в классе. — Потому что по-другому не получается. — У меня получается, — возразил Санада. Юта нахмурился и, с грохотом захлопнув окно, ответил: — Значит, это не для тебя. Санада пожал плечами и еще раз протер доску, окончательно убирая белые разводы. С Ютой они сидели за соседними партами первые два года. Санаде он нравился: обычный парень, не особо разговорчивый, но не тихоня, упорный спортсмен, который изредка был не прочь полениться. Золотая середина. Юта любил баскетбол, горел им, но Санаде свою любовь никогда не навязывал и по поводу бейсбола мозги не промывал. Они проводили вместе почти все свободное время, как проводят его обычные школьники: ходили в кино, обменивались дисками с музыкой, обсуждали девчонок, пробовали пиво на велосипедной парковке. После выпуска Юта поступил по спортивной стипендии в Тодай, и видеться они стали реже. Но Санада все равно считал его своим лучшим другом. В отличие от Юты, Тодороки Райчи был ему никем. В этой настоящей жизни настоящего Санады Шунпея. Санада поерзал на жестком пластмассовом стуле и открыл больше фотографий. На некоторых Тодороки смеялся, широко распахнув рот. На других злобно скалился, а на одной неловко улыбался и краснел, прижимая к груди биту. Санада залип, разглядывая знакомые незнакомые черты лица, тонкий шрам, расширенные зрачки, изломанную улыбку. Задохнулся, закашлялся, словно его придушили, а потом резко отпустили. Ложные воспоминания сочились, как сквозь прохудившуюся крышу. Разный Тодороки Райчи был рядом с Санадой. Смущался, когда тот трепал его по голове, громко ржал, стоило выпустить его на поле, жмурился, когда чего-то ждал, поджимал губы, не решаясь что-то сказать. Райчи любил вкусно поесть и отбивать подачи сильных питчеров, обожал физику и химию, желтый цвет и сидеть в общей ванне, пока подушечки пальцев не сморщатся. Санада откуда-то знал это, знал Тодороки Райчи очень-очень близко. И забыл. Голова закипала. Он быстро вырубил комп и вышел из комнаты, хлопнув дверью, вернул карту-ключ, выскочил на улицу. Прохладный воздух облизал щеки, и Санада закутался в шарф поплотнее. Ему нужны были хоть какие-нибудь доказательства того, что он не сошел с ума. Якуши располагалась более чем в часе езды отсюда. Санада хорошо помнил дорогу от станции до школы. Правда, теперь она виделась ему совсем другой. Он помнил, как ходил по ней с Ютой, болтая о новой игрушке на плейстейшн. И помнил, как возвращался домой с Тодороки почти в полной тишине. Тодороки тяжело сопел, пряча нос в высоком воротнике куртки, и растирал ладони, потому что вечно забывал дома перчатки. — У тебя они вообще есть? — спросил его как-то Санада. Тодороки смутился, сунул руки в карманы, пробурчал: — Есть, конечно. Санада обман распознал, отдал ему свои запасные — у мамы на тепло был настоящий бзик, так что она всегда заставляла носить их — и как можно беззаботнее сказал: — Возьми хотя бы на сегодня. Перчатки Тодороки ему, кажется, так и не вернул. Сколько раз они ходили по этой дороге вдвоем на самом деле? Ни одного? Много сотен раз? Санада сжал зубы, утихомиривая фейерверк мыслей в собственной голове. Найти бы хоть одно доказательство, кроме обвалившейся на него второй памяти, что малая часть всего этого действительно случилась с ним. Якуши стояла такой, какой Санада ее запомнил. Обычная старшая школа, окруженная кирпичным забором и пожухлыми зарослями дзельквы. Окна трехэтажного здания были раскрыты нараспашку, впуская в классы прохладный воздух. Санада без проблем вошел внутрь, смешался с толпой школьников в серой форме. Бейсбольное поле — совсем маленькое — устроилось чуть поодаль от корпуса с клубными комнатами. Санада подкрался к нему, как неудачник-шпион, пригибаясь вдоль железной сетки, пригляделся к игрокам и тренеру. Среди игроков, как и ожидалось, не обнаружилось ни одного знакомого лица. А вот тренер был тот самый — который с кислым видом забирал его заявление. Он пришел, когда Санада твердо решил уходить, — странный мужчина с трехдневной щетиной и смуглой, будто вечно загорелой кожей, который при первой же встрече попросил команду доставить его на Кошиен. Даже директор тогда потерял дар речи, забавный был эпизод — яркий, запоминающийся. Санаде в голову пришло осознание, что были и другие. Не менее яркие и значимые, но напрочь позабытые. Раздав порцию ценных указаний, тренер вернулся на лавку и распластался на ней, надвинув бейсболку на лицо. Санада узнал этот жест, как все жесты Тодороки Райчи. Дыхание снова перехватило. Он прошел на поле непрошенным гостем, игнорируя пару десятков удивленных взглядов. Улыбнулся, пожимая плечами на невысказанные вопросы. — Добрый день, — сказал он, осторожно тронув тренера за плечо. Тот вздрогнул и приподнял козырек. — Ты кто еще такой? — Меня зовут Санада Шунпей, — представился Санада. — Я когда-то учился здесь. У вас. Тренер нахмурился, окидывая его взглядом. — Я слишком стар, чтобы помнить вас всех. — Я играл совсем недолго, — Санада развел руками. Надежда на просветление умирала с каждой секундой. Мужчина смотрел на него в упор, но оставался абсолютно равнодушным. Он совершенно точно не помнил Санаду. Кто он для него — какой-то мальчишка, сдавший ему заявление об уходе из клуба пять лет назад. — Ты по какому-то конкретному вопросу или мы можем продолжить тренировку? Санада, как там тебя, Шунпей. — Тренировка и так идет. — А без тебя пойдет еще лучше. Санада потоптался на месте, мирясь со всей глупостью и неловкостью момента. Аргументы, чтобы задержаться, не придумывались. Да и толку бы с них было. Санада пришел, чтобы найти хоть одно доказательство своей второй жизни, воспоминания о которой сыпались ему на голову, как конфетти из хлопушки. И вот оно: доказательство ее несуществования — играй Санада бок о бок с Тодороки Райчи на Кошиене, тренер бы его точно помнил. Даже склеротик не смог бы такое забыть. — Извините, мне правда лучше пойти, — быстро бросил Санада и поспешил к выходу с поля, как вдруг за спиной раздалось: — Тодороки-сенсей, там машина для подач заглючила, подает сто пятьдесят и выше. — Не моя забота машины чинить, — фыркнул тренер. — Отбивайте, как подает. — Но… Санада обернулся через плечо, наблюдая картину: парень под два метра ростом сложился почти вдвое, нависая над тренером. Тот зевнул, не удосужившись прикрыть рот ладонью, и отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Без но. Марш на поле. Или что думаете, соперники будут, как машина, вам заданные подачи кидать? Парень страдальчески вздохнул и потрусил обратно к буллпену. На Санаду лавиной обрушилась новая порция воспоминаний, подминая его под себя. Он смотрел на тренера — отца Тодороки Райчи — и понимал, что знает его не меньше самого Тодороки. Еще на первом году тот смог каким-то чудом смотивировать другого Санаду играть. Без нудных лекций о чести команды и радости побед. Тодороки Райзо просто случился с ним, как и Тодороки Райчи. Плюющий на субординацию, возраст и должность, он разговаривал с Санадой почти на равных и даже сравнивал его с собой. В тот день, когда он впервые привел сына к ним на поле, Санада с ужасом осознал, что не хочет уходить из бейсбола. Ему стало интересно, каково это играть бок о бок с таким монстром. Он не мог уступить смешному мальчишке в растянутой футболке и закатанных штанах, который махал битой так, что был способен победить в одного целую армию зомби. Тодороки Райчи был ужасающе хорош, просто до безобразия. Про таких говорят — талант. Про Санаду так тоже говорили, но до Тодороки ему было как до Австралии на резиновой шлюпке. От Тодороки с битой в руках шпарила такая бешеная энергетика, что хотелось спрятаться — вкопаться в землю, как страус. И одновременно не хотелось. Санада бросал ему каттеры и фастболы, ловил его возбужденный черный взгляд и заводился все больше. — Чего замер? — окликнул его тренер. Санада хапнул ртом побольше воздуха, стараясь не подавать виду, что он вот-вот поедет крышей. — Ваш сын, — сказал он. — По правде говоря, я большой его фанат. Почти не вранье получилось, надо же. Тренер подозрительно прищурился. — Его личный номер кому попало не даю. — Нет-нет, — замахал руками Санада. Личную встречу с Тодороки Райчи он едва ли переживет. Хотя, возможно, именно она могла бы помочь ему расставить все по местам. — Просто, если будет случай, передайте ему привет от Санады Шунпея. — Хоть убей, не могу тебя вспомнить, — вздохнул тренер. — Чеши уже, большой фанат. Не нарушай мне тут дисциплину. Санада улыбнулся, отсалютовал и капитулировал, пока его не разбило окончательно. Все происходящее нужно было систематизировать. Подчинить какой-то логике. Санада терпеть не мог систематизировать свою жизнь, предпочитал доверяться случаю, плыть по течению. Только вот ленивое течение забурлило и запенилось. Его засасывало в один водоворот за другим, кидало от берега к берегу. Пора было строить плот или хотя бы надувать шлюпку и отчаянно выгребать. Он вернулся домой, налил себе сразу три кружки какао и сел за обеденный стол. Расчертил тетрадный листок на две части, вписал в первую то, что считал своей жизнью до этого дня, а во вторую то, что вселенная сегодня подселила ему в голову. Чем больше он думал об альтернативной линии жизни, тем больше ее моментов вспоминал. Вспоминал, как Тодороки пришел к ним в команду. До этого дня в Якуши было не принято задерживаться на тренировках дольше положенного, стараться, упахиваться в буллпене до потери сознания. Тодороки Райчи, сам того не желая, взял команду на слабо. Санада тоже попался на эту удочку и не заметил, как перестал считать подачи. Последней назначалась та, на которую уже не поднимались руки. Райчи — Санада сразу звал его по имени, чтобы на Тодороки не отзывался тренер, — на поле и вне его отличался кардинально. В этом была его фишка. Вне игры Райчи боялся лишний раз заговорить с людьми, сильно смущался и краснел. Перед первым официальным матчем Санада нашел его в углу раздевалки в тени шкафчиков, решающим задачки по физике. Санада присел рядом, до последнего оставаясь незамеченным. — Тут ошибка, — ткнул он в первый же пример. Райчи вздрогнул и, даже не подняв взгляда, ответил: — Я не очень в термодинамике. — Я тоже, если честно, — ухмыльнулся Санада. Райчи повел плечами и прижал тетрадь к груди, пряча от Санады примеры. — Фигово любить предмет и плохо по нему учиться, да? Санада постучал пальцами по лавке, настукивая какую-то засевшую в голове мелодию. — Фигово ничего не любить. Райчи натужно улыбнулся. — Вы же любите бейсбол, Санада-семпай. — Не то чтобы очень, — честно признался Санада. — Но это не значит, что завтра я буду халтурить. — Я боюсь налажать, — пробурчал Райчи, стараясь полностью скрыться за тетрадью. — Просто смирись с тем, что точно налажаешь, а возможно, даже не раз. Прими этот факт, расслабься и играй, как умеешь. Санада забрал тетрадь и уставился на покрасневшее лицо Райчи. Весь запал для мотивирующей речи смыло смущением. — А ты умеешь, — просто добавил он и легко хлопнул тетрадью Райчи по голове. В первое лето они вместе дошли до четвертьфинала. На зимнем турнире до финала и даже съездили на Кошиен. На последнем году Санады Якуши снова проиграли Сейдо в полуфинале. И на этом бейсбол для него закончился. Но для Райчи бейсбол продолжался… Санада знал это не из видео с большого уличного экрана и не из Интернет статей, а потому что был рядом. За окном уже стемнело, зажглись фонари, один из которых назойливо заглядывал в окно. Санада отложил листок, помыл кружки и лег в кровать. Но этой ночью ему ничего не приснилось. *** Утром Санада отключил все будильники и проснулся сам только к двенадцати. Два семинара придется отрабатывать, но зато он чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Он долго лежал в постели, разглядывая уже такую родную трещину на потолке. Лет до десяти Санада верил в потустороннее. Мечтал оказаться в ином мире, прокатиться на драконе, победить злого духа, спасти богиню и получить в награду какую-нибудь способность. Он и подумать не мог, что в двадцать ему придется иметь дело с такой чепухой. В свое сумасшествие верить не хотелось, поэтому приходилось поверить во что-то другое. Принять факт: все это случилось с ним, а потом его жизнь переиграли. Отмотали назад и сделали еще дубль Санада бы очень хотел посмотреть в лицо тому, кто забрал у него бейсбол и Тодороки Райчи, спросить «для чего». Попросить вернуть, как было. После душа и завтрака из остатков покупного бенто, Санада вышел в Интернет. Помимо информации, как о бейсбольном про-игроке, о Тодороки Райчи было написано очень мало. На редких интервью о матчах тот мялся и отвечал неохотно и строго по теме. Страничек в соцсетях не обнаружилось тоже, только ящик, на который якобы можно было отправить письмо. Санада повозил мышкой вокруг значка «написать», но решил, что это ему не поможет. Наверняка Райчи не помнит его, как и он не помнил Райчи еще позавчера. Смена на работе летела быстро. Санада выкладывал на полки свежие выпуски журналов, пролистывая последние главы спортивной манги, в которых дружные главные герои опять без труда уделывали команды-монстры из элитных школ. Он размышлял над тем, что Якуши не были бы главными героями, они больше тянули на славных соперников, которым читатели всегда сочувствуют. Из Райчи бы вышел восхитительный антагонист — фанаты бы не знали, за кого им болеть. Хозяин — Ушитаке-сан — дремал за прилавком. Посетителей в магазине почти не было. Только раз в час забегал какой-нибудь школьник за газировкой. Санада напрягал память, стараясь вспомнить что-нибудь еще, но мысли обрывались на выпуске. На том моменте, где Санада сжимал в руках аттестат, а Райчи с натянутой улыбкой говорил ему: «Поздравляю, Санада-семпай». Этому дню они оба были не рады. От цветущей сакуры в воздухе кружил душно-сладкий аромат, рубашка под пиджаком вся пропиталась потом. Санада прощался с Якуши, как с хорошим другом. Дивился сам себе, что не хочет ее покидать. Во всей этой картинке он что-то упускал. Но никак не мог понять, что. — Мне бы отпроситься на два дня, — спросил он у Ушитаке-сана, растолкав его почти под закрытие. Тот разлепил глаза, глянул на время, потом на Санаду. — Куда это ты собрался? — Хочу навестить семью, — ответил Санада. Ушитаке-сан достал из нагрудного кармана рубашки скомканный листок с графиком. — Послезавтра вечером выйдешь, хотя бы с шести? Санада прикинул и кивнул. — Спасибо, послезавтра буду на месте. Ушитаке-сан потянулся за мятой пачкой сигарет и закурил. Их небольшой магазинчик наполнился дымом, к которому Санада все никак не мог привыкнуть. — Большая у тебя семья, Санада? — Мама, папа, младшая сестра и армия ее морских свинок, — отчеканил он, подвинув ближе пепельницу. — Возьми сестре журнал седзе. — Она читает только «Джамп». Ушитаке-сан ухмыльнулся, пепел с сигареты во рту упал на рубашку. — Ты последнее время сам не свой, может, семейный вечер — то, что доктор прописал. Санада пожал плечами. Неужели его состояние было настолько заметно? — Надеюсь на это, — сказал он. — С девушкой поругался, что ли? — Ушитаке-сан затушил бычок и вздохнул. — Я, когда с бывшей ругался, все время к маме ехал. Надо было почувствовать, что хоть где-то меня любят. Санада помотал головой. — Не в девушке дело. — Ну и ладненько. Из-за баб расстраиваться — себя не любить. На большие настенные часы они взглянули одновременно. Магазин пора было закрывать. Санада, вставив в уши наушники, прибрал склад, пересчитал кассу и, еще раз поблагодарив Ушитаке-сана, вышел на улицу. По дороге домой он пытался вспомнить, когда в последний раз заводил отношения. Выходило, что прошло уже больше полугода. И то, отношениями это назвать было сложно. Пару раз сходили в кино, недели три потрахались, а потом Санаде надоело, стало все лень и он соврал, что у него появилась другая. Никто у него не появился. Санада даже никогда не влюблялся всерьез, так, как говорили об этом люди, но при этом не чувствовал себя неполноценным. Думал, всему свое время, придет. И лучше позже, чем раньше. Он не избегал этого намеренно, но прикипеть к какому-нибудь человеку намертво у него не выходило. Всегда было понимание, что это не то, и вполовину не то. Неправильно, неинтересно, не его. Он затормозил возле входа в какой-то бар. На тротуаре сидели две девчонки с синими волосами и громко слушали музыку из динамика мобильного. — Этой песне уже двести лет, — заныла одна. — Но она все равно клевая! Песня была что надо, из какого-то старенького аниме, которое крутили в ночном блоке. Санада не мог вспомнить ни аниме, ни названия, ни исполнителя, в его голове ее пел совершенно другой голос, чуть фальшивя на припеве. Санаду сильно зазнобило, будто температура резко упала до нуля. Девчонки покосились на него странно и прижали сумочки ближе к груди. Санада улыбнулся, вслушиваясь в строчки. — Ладно-ладно, хватит, — давясь смехом, прохрипел Мишима. Это был тренировочный лагерь на третьем году Санады. Они все остались ночевать в школе в спальных мешках и играли в карты на желание. Райчи только что продул третью партию подряд, и Мишима заставил его петь. Санада тасовал карты и слушал, как тот старательно вытягивает каждую ноту. По правде говоря, он мухлевал, потому что терпеть не мог исполнять тупые желания. Если бы не это, Райчи, сидящий рядом с ним, не пел, не танцевал лимбо под битой и не ходил на руках. Райчи замолк, спрятав раскрасневшееся лицо в ладонях. — Ладно тебе, я бы не смог лучше, — приободрил его Санада, сдавая карты. — Повезет в любви, — со сложным лицом сказал Хирахата. В этой игре Санаде не помогал даже мухлеж, карты не шли, зато Мишима справа от него едва сдерживал свое ликование. В финале они с Райчи остались вдвоем. — Если проиграю — ты загадаешь мне желание, — сказал Санада, прикидывая, какие карты еще остались в игре. Где-то он все же просчитался. Райчи победно поднял пустые руки вверх. — Значит, и мне в любви повезет, — хмыкнул Санада, злобно скидывая остатки с рук в общую колоду. — Давай свое желание. Райчи пожевал губу, поднялся на ноги. — Покидайте мне сейчас, семпай, я еще совсем не устал. Все равно не смогу уснуть. Мишима закатил глаза, Акиба по-доброму рассмеялся. Хирахата забрался в свой мешок и звонко застегнул молнию. — Кто желает побыть кэтчером? — издевательски поинтересовался Санада — и все последовали примеру Хирахаты. Санада другого и не ждал. Он развел руками и поднялся. — Только не долго, потому что я бы сейчас с радостью завалился спать. Райчи закивал и, перешагнув через разлегшуюся штабелями команду, нырнул в сумку за битой и мячами. На улице стоял октябрь. Холодный ветер гонял по полю сухие листья и песок. Санада поднялся на горку, на ходу разминая ноющие мышцы. — Какие подачи ты хочешь? — крикнул он. Райчи, только закончивший натягивать шлем, принял стойку и, замешкавшись, выпалил в ответ: — Ваши! Песня закончила играть, и Санада зашагал быстрее. В груди поселилась тяжесть, какая бывала от горького дыма сигарет Ушитаке-сана. Тяжесть знакомая, гнущая его к земле, как ураган деревья. Санада вспомнил даже не события — ощущения: такие, от которых можно было последние мозги растерять. Такие, каких Санада никогда до этого не испытывал. Дома его ждала новая серия звездной принцессы и трещина на потолке. Он принял душ, завел будильник, выключил свет и забрался в кровать, снова загуглил те немногие фото Райчи, что были в сети. Со времени школы Райчи вытянулся и окреп, стал стричься короче. Черный цвет «Хоукс» был ему к лицу, как и причудливый шрам. Шрам Райчи ничуть не уродовал ни тогда, ни сейчас. Санада всмотрелся, признавая, что он ему даже нравится. Нравился всегда. Не то чтобы Санада был каким-нибудь извращенцем, но щеку Райчи хотелось потрогать, провести по ней пальцами, узнать, какая она на ощупь. Интересно, хватило ему хоть раз смелости дотянуться до нее? *** Еще до обеда следующего дня Санада позвонил в двери отчего дома. Изнутри раздался топот, дверь дернулась, в проеме встала счастливая Шуко, распахнув объятия. Санада бросил на порог сумку и прижал Шуко к себе. От нее пахло маминым травяным чаем, морскими свинками и кондиционером для белья с персиком — домом. — Шун-чан приехал! — крикнула она через плечо, не успел Санада разжать объятья. С кухни вышла мама в коротком платье, раскрашенном ирисами. В таком наряде, с небрежным пучком на голове, никто не дал бы ей больше тридцати. — Явился, — строго сказала она, складывая руки на груди, но влажный взгляд выдал ее с головой. Санада обнял маму тоже. Ему вдруг стало так хорошо, так спокойно. Он понял, о чем говорил Ушитаке-сан, о месте, где тебя любят. Пока мама накрывала на стол, Шуко показывала ему свои новые грамоты и медали, а еще — новорожденных морских свинок. Зрелище было не из приятных — в смысле, свинки, не медали. Мелкие синие крысы с прозрачной кожей, сквозь которую виднелись все органы, — голые и беззащитные. Шуко с упоением рассказывала про процесс родов, Санада ее восторга не разделял, но слушал внимательно. Ее голос, ее улыбка, запах — все было таким правильным и нужным. Шуко пугающе напоминала ему Тодороки Райчи. И Санада вспомнил, как впервые привел его в свой дом. Райчи с любопытством разглядывал двор, полный цветов, надувной бассейн, в котором они купались в жару, будку с тогда еще живой Мари. — Санада-семпай, у тебя есть собака! Санада рассмеялся. — Мари уже старушка. Мама завела ее еще до рождения сестры, чтобы не быть единственной женщиной в семье. Райчи присел на корточки и потрепал Мари за ухом. Та благодарно лизнула ему ладонь. — У меня никогда не было домашних животных, — признался Райчи. — Всю жизнь хотел собаку. Санада опустился рядом. Мари зевнула и легла на бок, выпрашивая больше ласки. Райчи гладил ее осторожно, бережно, приговаривая, какая она хорошая. Картина была слишком умилительной, Санаду размазывало по каменистой дорожке тонким пластом. Пару раз они столкнулись руками, и Райчи пробурчал: «Извини». Санада хотел сказать, что не за что извиняться, но тишина была такой уютной… и он промолчал. Потом они вошли в дом, мама сделала им холодного чаю и убежала в магазин. Они остались вдвоем, у них был целый вечер и домашняя контрольная по химии, которую нужно было победить. Райчи неумело скрывал восхищение от всего. До этого Санада и не подозревал, какой у него большой и красивый дом. С Райчи он посмотрел на него другими глазами. С Райчи Санада научился смотреть по-другому на все. Воспоминания об этом дне были липкими, как жвачка, которую совсем мелкая тогда Шуко бросила Санаде на кресло, и Райчи, не заметив, уселся на нее. — Надо сунуть в холодильник, — сказал Санада, давясь смехом. Райчи крутился, как пес за своим хвостом, безрезультатно пытаясь отлепить жвачку. — Но мне не во что переодеться, — простонал он. Санада забрался в шкаф и выудил с верхней полки шорты на завязках. — Они чистые, если что. Райчи посмотрел на шорты Санады, как на оружие массового поражения, но все же взял их. — Могу выйти, — предложил Санада. Райчи мотнул головой. — Нет, зачем. Мы же оба парни, да. И каждый день в одной раздевалке толкаемся. — Как знаешь, — пожал плечами Санада. Сглотнул, наблюдая, как Райчи медленно тянет с себя испорченные школьные брюки. Ноги у Райчи были смуглые и жилистые, с белыми следами шрамов на коленях — интересно, сколько раз он их сбивал. Райчи был прав — стесняться им было нечего, но Санаде все равно припекало в районе шеи. Одно дело команда, с которой они в общий душ ходили, а другое — Райчи. С Райчи все было по-другому. Райчи для Санады был очень особенным. Санада не выдержал, уставился в плакат с эмблемой «Хоукс» у себя на стене и повернулся только после тихого покашливания. Встал, приблизился, забрал брюки, сказал: — Сейчас вернусь, подожди здесь. Путь до кухни показался ему вечностью. Он все думал, что рядом с Райчи становится дураком. Что будь тот более проницательным, точно бы заметил это. Что хорошо, что он не. Когда он вернулся, Райчи сидел в его шортах, за его столом, подогнув одно колено под себя, и грыз колпачок ручки. Перед ним были разбросаны конспекты и учебники, из окна лился предзакатный розовый свет. Санада щелкнул воображаемым фотоаппаратом, запечатлевая этот момент. — Когда закончим, можно еще поиграть с твоей собакой? — спросил Райчи, заметив его. Санада кивнул, подвинул второй стул и сел так близко, чтобы едва касаться Райчи плечом. Мари умерла, когда Санада поступил на первый курс универа. Ему сообщили об этом по телефону, и он расплакался как ребенок. Шуко разрешили завести морских свинок, а будку отец все обещал разобрать, но руки так и не дошли. На обеде Санада сел напротив мамы. В горло кусок не лез от ее изучающего взгляда. Тарелка Санады не успела опустеть даже на половину, как мама прицокнула. — Постричься бы тебе и поправиться на пару килограммов. Санада поковырял креветку, спасая ее из пут рисовой лапши. — С первым разберусь послезавтра, а вот насчет второго обещать не могу. — Мама, не доставай Шун-чана, — вклинилась Шуко. — А то он будет приезжать к нам еще реже. Мама всплеснула руками. — Куда уж реже, и так порой забываю, как он выглядит. Санада быстро доел, встал из-за стола, обошел его и обнял маму за плечи. Та заворчала, сжала его предплечье, уткнулась в него носом. Шуко подскочила, чуть не опрокинув стул, и стиснула их обоих тоже. После обеда, когда Шуко отправилась делать домашку, Санада заперся в своей комнате. Интересно, сколько раз они с Райчи бывали здесь. Что бывало между ними здесь. Санада покопался в письменном столе и на полке с книгами, но не нашел ни одного свидетельства. Кто-то совершил идеальное преступление, замел все следы. Санада ненавидел этого кого-то всей душой. И все думал, чем же он заслужил это наказание. Он никогда не считал свою жизнь пустой или бесполезной, она его, в общем-то, устраивала от и до. Но с тем, что он вспоминал, его настоящая жизнь не шла ни в какое сравнение. От Тодороки Райчи внутри распускались цветы фейерверков. Все рядом с ним обретало цвет, объем и смысл. Санада был влюблен, по-настоящему, как в слезливых голливудских фильмах. Он отводил взгляды в раздевалке, исподволь любовался на шрам и водил Райчи к себе домой, рассчитывая, что когда-нибудь решится. После выпуска Санада потерял интерес к бейсболу и стал налегать на учебу. Приходил только на официальные матчи Якуши и, как все, болел с трибун. Райчи рос в геометрической прогрессии. Вокруг него толпились рекрутеры крутых команд. Санада ревновал к ним, к спорту, к каждому столбу, но ничего не мог с этим поделать. Не имел права вмешиваться. — Почему вы бросили бейсбол, Санада-семпай? — спросил его Райчи, когда Санада забрел на поле однажды вечером. — Просто мне не захотелось больше играть, — честно ответил он. — И вас не переубедить? — нахмурился Райчи. — А ты хочешь попробовать? *** К вечеру Шуко торжественно заявила, что сделала все уроки и теперь готова выгулять своего старшего брата. Они вышли на улицу, замотавшись по уши в шарфы от ветра, помахали маме в окно и двинулись в сторону ближайшего торгового центра. Санада пообещал сводить ее на ужастик, а Шуко поспорила, что он испугается даже больше нее. На улицах стоял самый час пик, народу было — не протолкнуться. Шуко жалась к Санаде, ухватив его за руку, и возбужденно рассказывала о новых выученных подачах. На перекрестке они заглянули в кафе, взяли с собой горячего кофе и сэндвичей с бобовой пастой. — Не испачкайся, — сказал Санада. Шуко надулась. — Сколько, по-твоему, мне лет? — Много, а ведешь себя как ребенок. Санада получил тычок в бок и зашипел. Шуко, как ни в чем не бывало, проглотила кусок сэндвича, шумно хлебнула кофе. — Что хорошего быть серьезным и вечно надутым, как петух? Да и сам ты не образец серьезности. Мягко говоря. — Иногда нужно быть серьезным, — поспорил Санада. Они зашли в вестибюль центра, поднялись на лифте, купили билеты. Шуко все порывалась заплатить из своих карманных денег, но Санада сунул ей их за воротник куртки, еще пять минут наблюдая, как она суетливо выуживает купюры обратно. Уже усевшись в кресло в кромешной темноте, Шуко спросила: — Где эта грань, когда нужно становиться серьезным? Санада задумался, пялясь в черный еще экран. — Например, если ты выходишь отбивать в решающем матче. Или когда на тебя смотрят много незнакомых людей. Когда очень важный тебе человек просит о совете или помощи или старается помочь тебе. — Тебе нужна помощь, Шун-чан? — тихо шепнула она. — Совет? — Не помешала бы, но вряд ли я смогу сформулировать так, чтобы ты поняла. Экран засветился, пустили рекламные ролики, Санада глянул на хмурое сосредоточенное лицо Шуко. А ведь это она увидела тот сон, с которого все началось. Сон Шуко стал первым звонком и запустил целую карусель потерянной памяти. Случайность? Или Шуко была как-то связана со всем этим? — Разве Тодороки Райчи не учился в твоей школе? — вдруг сказала она, тыча пальцем в экран. Санада дернулся, чуть не опрокинув стаканчик с кофе себе на колени. Крутили тот самый ролик: черная форма «Хоукс», улыбка, замах, мяч, исчезающий в голубизне чистого неба, блестящие буквы. — Ты его знаешь? Шуко помотала головой. — Никогда не встречала вживую, но как будто ты мне о нем говорил. Хотя, наверное, что-то путаю. — А что именно я говорил про него? — спросил Санада, покрываясь мурашками. В висках заколотило, к горлу подкатила тошнота. — Господи, Шун-чан, — вздохнула она. — Я ни один стих ста поэтов запомнить не могу… Давай после фильма повспоминаем вместе, если хочешь. Санада выдавил «ага», откинулся на спинку кресла и сжал подлокотники. Фильм прошел мимо него от заставки до финальных титров. А ведь с Райчи они тоже как-то ходили в кино. После досадного поражения от Инаширо на Токийском турнире. Санада пригласил его, чтобы немного отвлечься. На тренировках у них тогда стояла мрачная атмосфера, которую не разбавляло даже изредка выглядывающее из-за туч солнце. Матч для Санады оказался таким болезненным, как ни один до этого. Он чувствовал себя дешевой китайской игрушкой, у которой сели батарейки, а вставить новые было нереально. Только если вспороть пузо, поменять и зашить заново. — Семпай, помните, как мы проиграли Сейдо летом, — серьезно сказал Райчи. — Вы тогда говорили, что я не должен взваливать всю вину на себя. — И ты прямо так и сделал? Райчи замялся, запыхтел, выдыхая в воздух облачка пара. — Ну вот зачем вы перебиваете. — Ладно, ладно, — примирительно улыбнулся Санада. — Договаривай, что хотел. — Что хочу сказать сейчас тоже самое вам. Не вы один проиграли этот матч. В бейсбол не играют в одиночку. — Ты читаешь много спортивной манги, — хмыкнул Санада. — Это же цитата откуда-то? Он думал, что Райчи хотя бы улыбнется, но тот поджал губы и смолк. До кинотеатра они дошли в полной тишине. Санада ругал себя за то, что сморозил херню. Не смог быть серьезным, хотя стоило бы. Райчи ведь искренне хотел его поддержать. Пусть так, заезженными фразами, как умел. На билеты они скинулись пополам, Санада взял два места в самом углу над балконом, сославшись на то, что весь центр занят и что десятки людей будут там хрустеть чипсами, заглушая динамики. Райчи посмотрел на него как-то странно, но снова ничего не сказал. Весь фильм Санада думал о том матче, о Нарумии Мэе — настоящем чудовище, с которым не совладал даже такой монстр, как Райчи. Санада следил за ними, не моргая, как за битвой двух самураев, один из которых был его телохранителем, а второго наняли его убить. А каждый выход на горку проклинал себя, что не может дотянуться до Нарумии. Нарумия был настоящим бейсбольным богом, Санада — всего лишь смертным, позарившимся на чужое золото. Все слова в духе «в бейсбол не играют в одиночку» в этом конкретном случае не работали. Санада уступил Нарумии в битве питчеров, и Якуши проиграли Инаширо только поэтому. Райчи сидел рядом, не отрывая взгляд от экрана. Санада чувствовал плечом его тепло и лениво размышлял о том, что, будь Райчи девчонкой, потянуться и поцеловать его сейчас было бы в разы проще. А может и нет. Райчи был Райчи, внутри него умещался целый мир, полный бейсбола, жажды побед, желания отбивать, играть в про-команде. Санада теснился на самом краешке этого мира, не рассчитывая на большее. Он сам, его большое глупое чувство все бы только испортили. Санада давно и твердо осознал, что без Райчи в бейсбол играть не будет. Все кончится для него после выпуска, он отколется от этого большого мира, прихватив жалкие огрызки воспоминаний. У Райчи будет своя дорога, и Санаде лучше не путаться у него под ногами. Но пока у него еще было время. Санада развалился на кресле, почти лег на него, так что оказался ниже Райчи на голову. Наблюдать отсюда за ним было удобно, а фильм можно потом и в Интернете скачать. Выйдя из зала, Санада зажмурился. Свет неприятно резанул по глазам. — Муть какая-то, — вынесла Шуко вердикт. — Два страшных момента за два часа. Санада кивнул, делая вид, что полностью солидарен. — Отец, наверное, уже дома, — переключилась она. — Идем быстрее. Поток людей немного спал. Теперь все, в основном, толкались не на улицах, а в забегаловках, разбросанных по углам большого развлекательного квартала. Шуко бежала впереди, размахивая своими нелепыми длинными руками. Санада за ней еле поспевал. — Так что ты говорила о Тодороки Райчи? — спросил он, догнав ее на светофоре. Шуко сдвинула брови, видно, напрягая память изо всех сил. — Ну, его имя на слуху у тех, кто следит за бейсболом. Обожаю то, как он отбивает. Санада дождался зеленого сигнала и ухватил Шуко за локоть, чтобы шла рядом. — Ты сказала, что я упоминал о нем когда-то. — Шун-чан, ну не помню я! Вроде было дело. Они быстро миновали оживленный перекресток и вышли на полупустую улицу, ведущую к жилым домам. Санада не мог злиться на Шуко. Он бы и сам вряд ли запомнил. — Этот Тодороки Райчи, — осторожно начала Шуко. — Ну, он кто-то важный для тебя? Санада даже не задумался, ответ выскочил сам собой: — Да. — Я не помню, правда, прости, — Шуко потухла. Санада похлопал ее по плечу. — Ничего, ты не обязана помнить все, что наговорил тебе твой братец за всю жизнь. — Знаешь, странно, что память хранит что-то одно и начисто стирает другое. — Шуко отступила от него на шаг, преграждая дорогу. — Например, я не могу запомнить формулы для тестов по математике и как звали всех императоров Японии, хотя читала о них много раз. Зато помню, как ты подарил мне автограф Нарумии Мэя. Я его потеряла где-то, если честно. Но точно помню, что он был. Санада замер, разглядывая ее улыбающееся лицо. С Нарумией Мэем после выпуска он виделся едва ли. И каким бы ярким игроком старших школ он ни был, Санада бы ни за что не стал брать у него автограф. — Было такое? — недоверчиво спросил он. Шуко закивала. — Так помню, будто вчера было. Ты ночью приперся, мокрый весь. Тогда снег вдруг пошел. Сел у кровати, спросил, сплю ли. А потом достал из кармана оторванный клочок от газеты, а на нем автограф. Санада потер виски, голову разрывала мгновенно нагрянувшая мигрень. Он не мог выудить этот момент ни из одной из своих двух памятей. Возможно, Шуко это приснилось, ведь вещественных доказательств не было. А может, просто намечтала себе чего. — Я ведь по нему так зафанатела, когда он в Гигантах начал играть. Думала, что влюбилась, все выпрашивала с ним познакомить. А ты твердил, что сам с ним не знаком. — А потом принес тебе автограф? — Ага, — Шуко резко развернулась на каблуках и пошла дальше, перескакивая тени от столбов фонарей. — Сказал еще, что заберешь, если завалю математику. Санада поправил съехавший шарф и убрал заледеневшие руки в карманы. — Видимо, и забрал. — Да нет, — отмахнулась Шуко. — Я сама его потеряла. Все-таки круто, Шун-чан, что ты играл с такими известными личностями. — Не «с», а против, — принципиально поправил Санада. Они уже почти дошагали до дома, за густыми ветками яблони был виден включенный свет на обоих этажах. — Против Нарумии, с Тодороки, — отчеканила Шуко и осеклась. — Ой, нет. Ты ведь раньше ушел из команды, на первом году. Я запуталась. Она обернулась через плечо, посмотрела на Санаду испуганным взглядом. В памяти Шуко тоже творилась неразбериха, каким-то образом она оказалась в этом круговороте вместе с ним. Санада почувствовал себя виноватым. Он потянулся и задрал шарф ей на лицо, Шуко зафыркала. — Не бери в голову, да? — серьезно сказал он. — Запоминай лучше своих соперников и партнеров по команде. Шуко совладала с шарфом и посмотрела на Санаду, надув щеки. Ее волосы растрепались, Санада пригладил их ладонью — жесткие, совсем не по-девчачьи, — сводя обиду на нет. — Так что насчет помощи, Шун-чан? — вздохнула она, убирая руку Санады. — Уже, — улыбнулся он. За ужином отец рассказывал про последнюю командировку на Тайвань, а мама вздыхала, что будут прокляты те мужчины, которые бросают женщин дома одних. Командировки отца она терпеть не могла, но мирилась с ними, потому что любила. Санада видел это в ее взгляде, в жестах, в том, как она звала его по имени, когда думала, что их не слышат. Санада мог бы поклясться перед всем миром, что вырос в лучшей семье из всех возможных. Шуко редактировала на телефоне фото морских свинок и то и дело просила Санаду выбрать, какой фильтр лучше. Санада бездумно тыкал в первые попавшиеся и все думал. Ему казалось, что он собирает кубик Рубика без инструкции: только выложит одним цветом сторону, выложит вторую, и первая сломается. Выходило, что к его потерянной памяти теперь имел отношение еще и Нарумия Мэй. После ужина они пили какао, которое приготовил отец — самое вкусное, не из коробки, а сваренное в железной турке на плите. В детстве отец рассказывал Санаде легенду про богов майя, которые подарили одному талантливому садовнику дерево какао. Садовник нажился на божественном напитке и возгордился, приравняв себя к богам. За что те наказали его безумием, и он собственноручно сжег все свои сады. Уцелело одно только какао-дерево, потому что «то, что даровано богами, не может быть уничтожено руками смертного». Перед сном Санада провел в комнате очередную ревизию. А потом отправился к Шуко. Та еще не спала, крутилась в постели, светя телефоном под тонким одеялом. — Ты не против, если я тут кое-что поищу? — спросил он. Шуко села повыше, взбивая подушку. — Против, конечно, это девчачья комната. Санада закатил глаза, щелкнул кнопку светильника. — Можешь сказать мне, куда соваться нельзя. — Да откуда же я знаю, где у меня что может заваляться. В комнате и правда царил хаос, далеко не творческий беспорядок. Санада забрался в стол, пролистал тетради с большим обилием красной пасты, учебники с карандашными рисунками на полях. Шуко следила за ним, не сводя глаз. На навесных полках обнаружилась не только манга и ранобэ, но и зарубежная классика. Шуко взрослела, едва заметно, но уверенно. В пластмассовой подставке на столе лежал антисептик и набор пластырей с дикими зверями, увлажняющий крем, пара строгих черных заколок. К стене были прилеплены фотографии: их с Санадой селфи с прошлого лета у бассейна, общее фото софтбольной команды, мама в огромных темных очках с поллитровой кружкой кофе. В прозрачном файле были собраны вырезки со статьями про бейсбол и софтбол, с одной из них самодовольно улыбался Нарумия Мэй, держа блестящий на солнце кубок. — Не найдешь, — пробурчала Шуко. — Я искала, потерялся он, давно уже. Санада положил файл на место и подошел к двери. — Попытаться стоило. — Попытаться стоит всегда. Точно. — А ты хочешь попробовать? — сказал тогда Санада Райчи. Тот сделал самое решительное лицо, на которое был способен. — Приходите на наш следующий матч, пожалуйста, — попросил он. В тот день Якуши играли против Сейдо. Вечные соперники, старые счеты, последняя возможность уделать двух страшно неудобных питчеров, к которым недавно присоединился третий. Многие пророчили Сейдо провал после выпуска Миюки Казуи, но новый кэтчер — белобрысый гайдзин с японским именем — вел Савамуру с Фуруей ничуть не хуже. Иногда его заменял коротышка с детским лицом, и у беттеров уходило много времени, чтобы привыкнуть к новому течению игры. Акиба, сильно прокачавшийся за последние полгода, кэтчерам Сейдо не уступал. Мишима получил долгожданный первый номер и отрабатывал его кровью и потом. Тренер Тодороки по-прежнему мудрил, заставляя очкастого из Сейдо лишний раз поломать голову. Райчи был… Райчи. На каждый его замах по стадиону поднималась волна. Люди вскакивали со своих мест, чтобы рассмотреть получше, и шумели, как поезда, мчавшиеся по мосту. Санада сидел в кучке болельщиков с растяжкой «Якуши зе бест» и не отрывал взгляд от поля. К шестому иннингу Сейдо повели в счете. Банты Савамуры, ставшие его фирменным приемом, который пытались скопировать многие, против Мишимы шли на ура. Тренер что-то неразборчиво орал и, в итоге, вывел на поле Томобе. Фуруя сделал отличный хит и проскочил на базу, а потом младший Коминато взорвал стадион хоум-раном. Санада впился в колени ногтями. Если бы только он до сих пор мог быть там, он бы не пропустил, он бы не позволил. Он бы ни за что не лишил Райчи возможности съездить на Кошиен в свой последний год. Райчи, впрочем, в долгу не остался, его хорошенько раззадорили — это чувствовалось даже с десятков метров. Его аура, как обычно, била Санаду под дых. Женский голос объявил замену, и Санада весь подобрался. Райчи выбежал на горку, грозно потопал ногами, покрутил в руках мяч. На секунду Санаде показалось, что они встретились взглядами, а потом Райчи бросил фастбол, каттер и шутер, провожая Фурую с поля бессовестным смехом. Это были его, Санады, подачи, которым он все пытался Райчи обучить, но тому не хватало контроля. Теперь он бросал их, как совершенная копия, повторяя движения один в один. Он не сдал Сейдо ни одного рана, как не сдал бы Санада, окажись он сегодня на поле. Якуши впервые в истории взяли зимний кубок. Тренер Тодороки разревелся, как девчонка, на рукопожатии. А Санаде вдруг стало так обидно, что это случилось без него. Следующим утром он обыскал весь кампус в поисках тренера бейсбольного клуба — иллюзий по поводу попадания в про-лигу он не питал, а играть за универ было ему по силам — но выяснилось, что тот ушел на больничный. Через неделю, пометил Санада в ежедневнике, но через неделю позвонила мама, сообщила, что умерла Мари, и Санада снова отложил вступление в клуб на потом. Потом не случилось, пришло время рефератов, еще и сменщик на работе заболел, через пару недель с отравлением свалился сам Санада. А потом его отпустило, эйфория спала, огонек погас. Он следил за тренировками команды сквозь сетку и радовался, что не натворил глупостей. Ас Санада с потрохами принадлежал Якуши и Тодороки Райчи. Ну записался бы он, походил пару недель, может, пару месяцев, и все равно бы сбежал. — Нет, да? — спросил его Райчи, позвонив, чтобы рассказать про то, как проходит Кошиен. Будто Санада сам не знал, будто не следил, не смотрел в перерывах на работе матчи с тусклого экрана мобильного. — Прости, Райчи. — Попытаться стоило, — расстроенно вздохнул он. Санаде стало очень стыдно, но, попытавшись объяснить Райчи все как есть, он бы рисковал. «Без тебя мне не нужен бейсбол» звучало как самое хреновое признание. Санада забрался в постель, накрываясь одеялом с головой. Получалось, что рано или поздно он бы все равно бросил бейсбол. Сам, без чьей либо потусторонней помощи. Стало страшно, что от Тодороки Райчи он отказался тоже, так и не признался, а чтобы не мучаться, разорвал все контакты. Неужели все вышло настолько жалко? *** Спустившись к завтраку, Санада обнаружил маму за просмотром новостей. На столе лежали тосты с джемом, хлопья и еще влажные от воды фрукты — не-японский завтрак — мама терпеть не могла заморачиваться по утрам. Он смазал тост и съел его в два укуса, залил хлопья молоком, плеснул в опустевшую мамину кружку еще кофе. — Я поеду скоро, — сказал он, трогая маму за плечо. — Езжай, — легко бросила она. — И подстричься не забудь, да? — Обязательно, — пообещал Санада. В квартиру он возвращался неохотно, даже подумывал сразу пойти на работу, но по дороге попал под короткий холодный дождь. Вся лестничная площадка была в мокрых следах — видимо, кто-то оказался таким же неудачником. На свой третий этаж Санада поднимался целую вечность. Казалось, перешагни он порог, и теплота, привезенная из дома, превратится в тыкву. Он остановился у двери, копаясь в рюкзаке в поисках ключа. Открыл наконец, вошел внутрь, поглядывая на свое отражение в зеркале. Внутренности обожгло, как горячим чаем, он так четко увидел картинку на пороге этой прихожей, будто не в голове у себя, а прямо в этом самом зеркале, как в экране телевизора. В тот вечер Санада гостей не ждал и на звонок в дверь открывать не планировал. Должно быть, очередные свидетели Иеговы или продавцы пылесосов, с раздражением подумал он. Но звонили все упорнее, пришлось натянуть футболку, выключить сериал на ноутбуке и посмотреть, кого там принесло. Глазка у Санады не водилось, он приоткрыл дверь и выглянул на площадку. Райчи встряхнул дождевик, попадая каплями Санаде в лицо. — Ой, простите. Санада стоял, огорошенный, мокрый, и никак не мог заставить себя сказать «Привет, проходи». Не хотел. Райчи перекинул дождевик через локоть и, порывшись в кармане, достал оттуда мяч. — Думал, побросаем, но погода подвела, — виновато улыбнулся он. — Райчи, — Санада выдохнул — и когда он успел выболтать свой адрес. — Зря ты это. Тот сжал мяч крепче, упрямо уставился на Санаду, тихо сказал: — Почему? Почему нет? Кто угодно другой пусть, но вы же можете отлично играть. И уперлось ему, с горечью подумал Санада, ответил так, что самому стало тошно: — Тебе лучше домой пойти. — Даже обсохнуть не дадите? — Не дам. Райчи посмотрел не то злобно, не то обиженно. — Почему? Санаду захлестнуло эмоциями, резко, будто гидрант сорвало. — Господи, да потому, — прошептал он, схватил Райчи за руку, дернул на себя, ухватил за хвост жалкую мысль, что тот почти дотянулся до него ростом, и поцеловал. Теперь-то все закончится, думал он, глядя в расширенные темные глаза. Рухнет, как старое здание под снос с подложенным под основание динамитом. Райчи сбежит, чудом не поскользнувшись на мокрой лестнице, и оставит Санаду жалеть себя. Хотя нет, жалеть ему будет не о чем. Санада отпрянул, короткий момент растянулся на вечность. Райчи не шевелился, замер, как статуя. — Дыши уже, — посоветовал Санада, забирая из его рук мяч — оставит на память о самом правильном неправильном поступке своей жизни. — Идиот вы, семпай, — отмер Райчи, бросил в Санаду дождевик, шагнул, вынуждая отступить вглубь квартиры, и спокойно так, буднично, ответил: — Я ведь вас люблю. Санада оперся о стену в прихожей. Сердце колотилось, как больное. В отражении зеркала он был один, а тогда их было двое. Тогда Райчи скомкал в кулаке воротник его футболки, встряхнул Санаду, не говоря ни слова. Санада прижался к нему, чтобы защелкнуть на замок дверь, втянул запах от волос, выбросил чертов мяч на пол. Они целовались, пока губы не начало саднить, пока за окном не опустились сумерки, не пришла ночь, за все время наверстывали, а зеркало все отражало, умножая вдвое. Санада напрягся, заставляя себя вспомнить, что было потом, но все обрывалось на этом моменте. Дальше — только белые пятна, ничего не разглядеть. Дверь еще оставалась приоткрыта, с площадки доносились звуки чужих шагов и веселые голоса. Санада нашел в себе силы и захлопнул ее. Следующие два дня Санада будто бился о стену. Что дальше, спрашивал он себя, что случилось, в какой момент жизнь откатилась назад, и кого в этом винить. В среду после обеда ему позвонил Юта и предложил выпить вечером. За последнее время реальная жизнь Санады настолько отошла на второй план, потеряла актуальность, почти умерла для него, что он отказался. А потом перезвонил, пообещав все-таки прийти. Хорошая беседа с кружкой пива была неплохой альтернативой самокопанию в пустой квартире под мультики и какао. Когда Санада зашел в бар, Юта уже сидел там, на столе стояла большая ваза с фисташками и две банки «Саппоро». Юта коротко рассказал Санаде о последнем турнире и предстоящем матче против студентов из Америки. О расставании с девчонкой, с которой встречался почти год. Санаде рассказывать было нечего, поэтому он благодарно слушал, щелкал фисташки и складывал скорлупки в ровные ряды на салфетках. — Ты очень тихий сегодня, — заметил Юта, открывая им по второй банке и разливая по стаканам. — Просто у меня в жизни и вполовину все не так интересно. — У тебя всегда так, — хмыкнул Юта. — И как ты живешь такой неинтересной жизнью, не надоедает? — Бывает. — И что ты тогда делаешь? — Ничего не делаю, — ответил Санада честно. Юта подцепил пальцами картонную подставку и крутанул ее раз, другой. — Иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю, даже после трех лет в школе и всего времени после нее. Санада вздрогнул — не хватало во всей этой истории Юты, — но быстро успокоил себя. Все крылось в Санаде. Он не любил откровенничать, старался говорить на нейтральные темы, не показывал лишнего личного даже самым близким, не открывался. Потому что боялся, что внутри у него не обнаружится ничего интересного, как и снаружи. — Вряд ли кто-то знает меня лучше, чем ты, — улыбнулся он. — Кроме семьи, конечно. Юту такими фразами было не купить, его выражение лица оставалось непоколебимым, пальцы теребили подставку, взлохмачивая уголки. — Помню, ты в бейсбол играл на первом году. Я, собственно, чего решил с тобой встретиться. Повод есть. Он отложил подставку и сунул руку в карман куртки, достал оттуда смятый коричневый конверт. — НПБ проводят пару благотворительных матчей, мы, пока с Юми не поругались, взяли два билета — она обожала все эти добрые дела, знаешь. — Юта свел брови и скомкал конверт сильнее. — А я идти теперь не хочу, да и бейсбол... Не мое это. Санада понимающе хмыкнул. — Протянул с этими чертовыми билетами, послезавтра игра. Может, сходишь, приобщишься по старой памяти? Места хорошие, жалко, если пропадут. Санада взял конверт, положил на стол и разгладил. По Юте было заметно, что у него чешется поговорить о размолвке, и Санада спросил: — А что вы расстаться решили? Юта и Юми. Я думал, ты скоро меня на свадьбу позовешь. Юта сделал несколько больших глотков пива, разглядывая потолок. — Да глупо так вышло. Сказал, что собираюсь пробоваться в про после универа, в Америку перееду, а она заплакала, мол, детей хочу и в деревню к родителям. — А ты в деревню, конечно, не хочешь? — Конечно, — выпалил Юта. — Шум и внимание я тоже не люблю, но проебать все, чем я занимался столько лет: учеба, баскет. Да отец меня пристрелит, не успею я чемодан застегнуть. Санада рассмеялся и поманил рукой официантку, заказывая им еще по пиву. — Кто играет хоть в матче этом? — Да если б я в их командах много понимал. В Интернете посмотри. Санада сунул билеты в задний карман джинсов, подумал, что узнает потом или даже не будет узнавать, открыл новую принесенную банку и поднял ее вверх. — Давай-ка напьемся сегодня. И спасибо. *** Из одного бара они, в итоге, переместились в другой, который закрывался позже. Юту хорошо разогнало, и он в красках распинался о женском эгоизме и вымирании японских деревень. Домой Санада вернулся после трех ночи, пьяный в хлам, и чуть не свалился лицом в пол, пытаясь развязать спутавшиеся шнурки на кроссовках. Утром он поленился заправить кровать и сейчас упал на нее, расстеленную, прямо в одежде. Голова кружилась, словно после карусели-тошнилки. Санада натянул одеяло, задышал, втягивая едва заметный запах кондиционера. А ведь они с Райчи валялись тут, под назойливым светом фонаря, который какой-то идиот установил прямо у окна дома. Смуглая кожа Райчи отливала бронзой в этом тусклом свете, Санада разглядывал шрам на щеке, запоминая его, как что-то страшно ценное. Будто чувствовал или знал, что скоро придется это забыть. На самом деле он скучал — они виделись редко, и Санада вычерпывал эти короткие встречи до последней капли. Райчи вечно пропадал на тренировках, уезжал надолго в другие города, был загружен в сотни раз больше, чем Санаде хотелось бы. А потом возвращался, чаще поздно ночью, заходил в квартиру, жуя на ходу какой-нибудь снэк, разувался и забирался к нему в постель прямо в одежде. Больше всего Санаде нравилось, когда на Райчи были рваные джинсы. Не специально рваные, просто на его острых коленках даже дорогущие «Левайсы» снашивались меньше, чем за месяц. Санада запускал пальцы в прореху и щекотал теплую кожу, а Райчи изворачивался и смеялся. Санада был так влюблен, что порой не узнавал сам себя. Было страшно, но хорошо, страшно хорошо. До одного дня. Санаду затошнило, он поднялся с кровати и распахнул окно, хватая ртом прохладный воздух. Вцепился в подоконник, чтобы не вывалиться. Ему наконец удалось ухватиться за нитку и теперь он тянул ее, наматывая вокруг пальцев. С того эпизода в прихожей минуло больше года, а может, даже полтора. В тот день Райчи неожиданно нагрянул в обед, чудом застав Санаду дома. Тот прогулял лекцию, чтобы выспаться, и как раз собирался на семинар. Сушил волосы феном, когда в дверь позвонили. Райчи влетел в квартиру, словно за ним гнались, и упал на стул в кухне, выравнивая дыхание. Санаду окатило ледяной паникой, он защелкнул замок на двери и опустился с Райчи рядом. — Ничего смертельного, — выпалил Райчи, видимо, уловив его настроение. — Мне просто показалось утром, что за мной следили, а потом я понял, что точно следили, и решил убежать. Санада расслабился, ухмыльнулся и уточнил: — Следили с какой целью? — Ну, вряд ли убить среди бела дня. Райчи тряс ногой под столом и гулял взглядом по комнате, избегая смотреть на Санаду. Пол, стены, потолок, гарнитур, снова потолок, пол, снова гарнитур. Санада протянул руку и сжал чужое предплечье. — Кто-то просто хотел взять у тебя автограф, наверное, — сказал он весело. Глаза Райчи округлились. — Да зачем я им нужен, я ведь не какой-нибудь певец из мальчиковой группы. — Ты хоть представляешь, насколько ты сейчас популярен? — спросил Санада. Вряд ли Райчи задумывался, зато сам Санада вечно гонял в голове эту мысль. Она приходила вместе с глупой ревностью и раздражением на самого себя. Райчи был с ним, но не был его, он принадлежал огромному бейсбольному миру, команде, фанатам, игре. За пределами этой квартиры у Санады на него не было никаких прав. — Мне такое не нравится, — вздохнул Райчи, хмуря брови. — Не хочу, чтобы за мной следили. — Придется смириться. Да и, возможно, тебе просто показалось. Райчи завис, глядя куда-то в никуда, а потом отмер и тряхнул головой. Приподнялся со стула, клюнул Санаду в губы и провел ладонью по волосам, убирая назад челку. — Я собирался в магазин, а потом к отцу нужно. Пойдем со мной? — Хочешь, чтобы меня выгнали из универа за многочисленные прогулы? Щеки Райчи вспыхнули, он нервно засмеялся и замахал руками, чуть не снося с края стола кружку с какао. — Прости. Это глупо, да. У тебя дела, точно. Я без предупреждения, и вот. Санада зацепился за шлевку на джинсах и дернул Райчи на себя. — Все равно уже опаздываю, — пробурчал он, уткнувшись носом в поджавшийся живот. Райчи замер в его руках, не дыша, и тихо шепнул: — Спасибо. По дороге до станции Санада оглядывался, но не заметил ни одной подозрительной личности, уделявшей им внимание. Райчи вел себя тихо, смотрел только под ноги и сжимал кулаки в карманах куртки. Было заметно, насколько ему некомфортно, но любые уговоры не произвели бы нужного эффекта. Райчи что-то там втемяшил себе в голову и теперь раздувал это до масштабов вселенной. В поезде Санада осмотрелся еще раз. Вагон шел полупустой, и каждый пассажир был как на ладони. Никто не пялился на них, никто не пытался от них спрятаться. Пару школьниц хихикали, копаясь в мобильных, бабка с огромными сумками читала покетбук, дремала группа студентов, сложив головы друг другу на плечи, женщина играла с ребенком в хлопки. — Ты мне не веришь, да? — спросил Райчи, впиваясь в Санаду темным колючим взглядом. Санада покачал головой. — Я не был с тобой с утра, так что не могу ничего сказать, но сейчас все в порядке. Не о чем беспокоиться. Райчи шмыгнул носом и сложил руки на груди. — Раз так, еще можешь пересесть на другую ветку и уехать на учебу. — И проебать прогулку с тобой, учитывая, что мы больше недели не виделись? Смурное выражение лица Райчи стерло, как ластиком, покраснели не только щеки, но даже кончик носа. Санада улыбнулся и подвинулся вбок, так, что между ними не оказалось и сантиметра расстояния. Два часа они прошатались по торговому центру, выбирая Райчи очередные недолговечные джинсы и куртку. — Старой конец пришел, когда я попытался ее выстирать в машинке, — признался Райчи. — А в олимпийке уже холодно. Каждый раз, когда Райчи удалялся в примерочную, Санаду подмывало присоединиться к нему, потолкаться в тесном пространстве, где дышать невозможно от сладкого освежителя, попялиться на крепкие ноги и задницу, поцеловать Райчи перед зеркалом, как в самый первый раз. И изводило невозможностью все это провернуть. Санада подумал, что они со времен школы не гуляли вот так. Встречались только в квартире Санады и максимум доходили до комбини или ближайшего парка, чтобы побросать мяч. Они прятались, может, и не нарочно, а интуитивно в своем маленьком мире. Когда у Санады от голода уже заурчал живот, Райчи торжественно проследовал на кассу с ярко-желтой курткой. — Подарю тебе свой шарф, — ухмыльнулся Санада. — Как раз в тон. Райчи забрал большой пакет и взял Санаду за руку. — Давай поедим теперь. — Прямо свидание получается. Райчи кивнул, ни капли не смутившись. — Прямо да. Съев по омурайсу и догнавшись острой курицей, они взяли с собой два кофе и пошли обратно к станции. Райчи, набив желудок, становился странно болтлив и все рассказывал о том, как на днях устранял потоп в своей снимаемой агентством квартире, который сам и устроил. Санада расслабился и плыл по течению этого дня. Утренняя тема иногда всплывала где-то на краю сознания, но он быстро отбрасывал ее. Райзо встретил их у выхода со станции, объяснив, что надо зайти в магазин и купить пива, раз уж сам Санада Шунпей сегодня у них в гостях. — Мишима с Акибой тоже иногда заходят, и всегда выпивают со мной по стаканчику, — заявил он. Отказывать Райзо Санада никогда не умел, только настоял на том, что угощает. Новая квартира Тодороки была такой же маленькой, как прошлая, в которой Санада бывал едва ли пару раз, но куда более благоустроенной. Современный кухонный гарнитур, душевая кабина, большой рыжий диван и плоский телевизор на стене. Денежное дерево начало приносить свои плоды. План Райзо воплощался с блеском, и Райчи был счастлив его воплощать. Санада будто влез к ним и отхватил кусочек счастья тоже, но угрызения совести по этому поводу его абсолютно не мучали. Они хорошо выпили, поболтали о всякой ерунде, Райчи нашел какие-то бумажки, за которыми, собственно, приехал, переоделся в новую куртку, и извинился перед отцом, сказав, что им пора. — Не думал, что вы правда дружите до сих пор, — сказал Райзо Санаде напоследок. — Мне казалось вы и в школе были не то чтобы близки. Санада не нашелся что ответить, и Райзо просто махнул рукой. — Заходил бы почаще, я вот к чему. — Зайду, — пообещал Санада. К станции они подошли уже в сумерках. — Извини, — виновато произнес Райчи. — До тебя не поеду. Завтра утром рано тренировка, надо отоспаться. Санада пожал плечами, от Райчи явно не укроется то, что он расстроен, но ничего. Переживут, они оба. Сегодня не последний день перед концом света, у них будет еще полно времени — ровно столько, сколько они захотят. Объявили о прибытии поезда, и Райчи всполошился. — Вам надо бежать! Поток прохладного ветра растрепал меховой воротник на желтой куртке и густую челку. Санада не выдержал, быстро глянул по сторонам и наклонился, прижимаясь губами к тонкой линии шрама. — До встречи, — шепнул он и быстро взлетел по лестнице. *** Утром Санада проснулся от разрывающегося телефона, не подозревая, что конец света уже наступил. Он протер глаза, всмотрелся в незнакомый номер на экране и поднял трубку. — Скажи мне, что это неправда! — заорала Шуко. — Господи, Шун-чан, пожалуйста, это ведь все ерунда такая. Вечно придумывают что-нибудь, лишь бы людям насолить. В том месяце знаешь, что писали, шуму было. А потом их засудили даже за дезинформацию. Санада приподнялся на кровати, убирая трубку подальше от уха. — Шуко, останови поток сознания, я не понимаю, о чем ты. И откуда ты звонишь? С тобой что-то случилось? — С тобой случилось, Шун-чан! — выдохнула она. — С тобой. У Санады неприятно скрутило живот, сердце подпрыгнуло в груди и быстро заколотилось. Сознание еще притормаживало после сна. — Ты можешь говорить нормально? — прохрипел он. Шуко шумно выдохнула. — Я взяла телефон у одноклассницы, потому что мой сел, забыла зарядить ночью. Со мной все в порядке. — Отлично, едем дальше. — Фото тебя и Тодороки Райчи ползет по Интернету. Санаду оглушило, будто ударило чем-то тяжелым по голове. Чем-то не легче огромной бетонной плиты. Шуко сделала паузу и продолжила. — Думала, ты рассмеешься. Почему молчишь? Санада сглотнул, его потряхивало и тошнило. — И что там пишут? — Не могу об этом вслух, зайди в Интернет и посмотри, — ее голос едва заметно дрогнул, и Санаде стало еще паршивее. — Ты не обидишься, если я объяснюсь потом? — спросил Санада осторожно. — Не переживай только, ладно? — Не обижусь, — пробурчала она. — Не дай боже до родителей дойдет. Пожелать тебе удачи? — Ага. — Ну, удачи тогда. Санада повесил трубку первым и тут же набрал номер Райчи, но тот оказался вне зоны действия. Не одеваясь, он прошел на кухню, включил чайник и ноутбук, загуглил новости по запросу «Тодороки Райчи Хоукс» и тут же встретился с той самой фотографией. Вчера, у станции, вот блядь. Под фото была короткая статья, за каждое слово которой анонимного автора хотелось забить битой до смерти. Санаду колотило, как от высокой температуры, внутри собиралась ноющая тупая боль и раздражение. Через час, как он проснулся, хлынула новая серия звонков с номера Райзо. Санада не стал брать, ему было стыдно и страшно. На месте Райзо он бы себя закопал живьем и поплясал на сырой земле. Райчи появился в сети только к обеду, когда Санада уже весь извелся и даже попытался задремать, надеясь, что проснувшись, обнаружит, что это был сон. Он быстро набрал номер, прослушал несколько длинных гудков, представляя, как Райчи собирается с силами. А когда тот наконец ответил, смог выдавить из себя только «привет». Повисла неуютная тишина, от которой выворачивало все внутренности. Райчи тяжело дышал в трубку, а Санада кусал палец и бешено пялился в открытую на ноутбуке страничку. — Ты как? — с трудом начал он. — Плохо. Санада зажмурился и укусил себя за палец еще больнее. — Прости меня, Райчи, мне не стоило. Я тупица. Райчи на том конце провода зашуршал. — Да что уж теперь. Санада захлопнул экран ноутбука, рискуя разломать его вхлам. — Одно фото — это еще ничего не доказывает. Можно выкрутиться. — Да, можно попробовать, — ответил Райчи неуверенно. — Я еще не говорил с менеджером, жду, когда он освободится. Они оба снова замолчали, а потом Райчи сказал: — Я к тебе хочу, знаешь как! Но пока нельзя. И я не могу больше говорить об этом, пока. И повесил трубку. Санада остался наедине с разрывающими его на кусочки эмоциями. Пошел на кухню, налил три кружки какао и не выпил ни одной. *** Он стоял перед открытым окном и все никак не мог надышаться. Алкоголь словно разом покинул тело. Голова была ясная, но болела от этого не меньше. Санада теперь без труда вспоминал, что было дальше. Все-все. К вечеру следующего дня статью о них напечатали в газете с еще несколькими фотографиями их прогулки. Шуко написала Санаде, что на его месте она бы бежала из страны и добавила, что все равно его любит. Он не знал, в курсе ли уже отец и мать, и знать, пожалуй, не хотел. С Райчи они не виделись и даже не говорили по телефону. Санада утешал себя тем, что так надо, но легче ему не становилось. Спустя неделю стало только хуже. Фанаты реального бейсбола отличались от фанатов спортивной манги тем, что новость о том, что один из героев гей, не приводила никого в восторг. Таблоиды смаковали тему любви со школьной скамьи и облизывали Райчи, выдумывая все более и более нереальные и тупые подробности. Когда Райчи не вывели на очередной матч, Санада осознал, насколько все плохо. Нетрадиционная ориентация — это не повод, чтобы убрать игрока, но выделяться таким не захочет ни один уважаемый клуб. Он обрывал телефон Райчи два дня, а когда сдался, тот позвонил ему сам. — Все не так ужасно, — сказал он. — Ну, смотрят косо и шутят за спиной, да на матч вот не выпустили. Объяснили, что я сейчас не в состоянии. А я, знаешь, всегда в состоянии! Сейчас особенно. Я так мяч могу отбить, что он до того анонимного автора долетит, даже если он на другом конце города будет. Санада хотел улыбнуться, но не смог. Райчи, как обычно, бодрился, но голос выдавал его — чужой, охрипший голос. Санада чувствовал, каких трудов стоило каждое слово. Прошел почти месяц, когда они рискнули встретиться. Санада узнал Райчи даже, замаскированного огромным вязаным шарфом, когда он трусцой пересекал темный двор. В этом районе находилась бывшая квартира Тодороки, место было тихое и безлюдное, а еще насквозь темное. Фонари тут едва светили через один. Райчи забрался к Санаде в домик на старой детской площадке и схватил его руку холодными ладонями. У Санады комок подступил к горлу. Лицо Райчи выглядело похудевшим, под глазами обосновались такие мешки, что в них можно было спрятать человека. И это все из-за дурости и легкомысленности Санады. Он облажался, как никогда в жизни, расслабился, поехал крышей и, как тот садовник из легенды, собственноручно сжег свои сады. — Мне, наверное, придется взять отпуск на некоторое время, — начал Райчи. — Так сказали. Санада сглотнул, растирая замерзшие пальцы Райчи. Отпуск на некоторое время звучало так хуево, что Санада даже не счел себя вправе ответить «мне жаль». — Райчи, может, еще… Райчи слабо улыбнулся и приблизился, поцеловал Санаду сухими обветренными губами. — Ничего мы с этим сделать не можем. Ничего. Они просидели там, пока вконец не замерзли. Болтали обо всем, обходя больную тему. — Желтый шарф, — сказал Райчи, когда пришло время прощаться. — Ты обещал мне его подарить. Санада рассмеялся, смотал свой шарф, потом шарф Райчи и поменял их местами. В груди стало горячо и тесно, а еще очень больно. — Это же не прощание навсегда, не делай такое лицо, — затараторил Райчи. Санада кивнул, пообещал: — Не навсегда. Хотя уже ни в чем не был уверен. Санада дождался, пока силуэт Райчи исчезнет за поворотом, и зло пнул землю. В воздух взлетело что-то странное и шлепнулось в метре от него. Он подошел, наклонился, посветил телефоном и обнаружил дощечку из храма, всю в грязи, но пустую, без иероглифа и желания. И кто потерял здесь пустую дощечку, зачем вообще притащил ее на детскую площадку. Санада взял находку в руки и покрутил. Мысль была тупее всех тупых мыслей — только на такие он сейчас был способен. В рюкзаке, который он не успел занести домой после вечерних занятий, нашелся черный маркер. Санада стер рукавом грязь с дощечки и вывел: «Пусть все наладится». — И как, интересно, оно должно наладиться? — раздалось из-за спины. Санада вздрогнул, резко обернулся и увидел Нарумию Мэя, свесившего ноги с ржавой горки. — Нарумия? — Как тебе угодно, — тот сморщил нос и скатился вниз, приближаясь к Санаде. — Так что, напортачил ты, а исправлять богам? Хоть бы дощечку до храма донес. Санада перевел взгляд с Нарумии на дощечку и обратно. Наверное, он замерз настолько, что у него начались галлюцинации. А может, весь вечер был галлюцинацией, и Райчи не приходил, не целовал его. — А боги могут что-то исправить? — Могут, — Нарумия криво улыбнулся, такая улыбка не предвещала ничего хорошего. — Но за желания такой сложности нужно платить цену. — Типа подношение к алтарю? — Дурак, таким ты разве что зеленый свет на светофоре вымолишь. Санада сунул руки вместе с табличкой в карманы, холод пробирал до костей, а на Нарумии была один только белый спортивный костюм. Происходящее выходило за рамки нормальности. Вот и поехал ты головой, Санада Шунпей, с грустью подумал он. И решил, что ехать — так до конца. — И как мне отплатить? — спросил он. — Платить я буду тебе? Нарумия покачал головой. — Не мне, а мирозданию. Только ты правда хочешь? — Хочу, — уверенно ответил Санада. — Тогда слушай. На данный момент ничего уже не исправишь. Все сломано, ты, Тодороки, его бейсбол и ваши отношения — чтобы починить это, мне не хватит сил, а тебе целой жизни в уплату. Но я бы мог откатить время назад. Санада выдохнул в воздух облачко пара и сжал дощечку в кармане еще крепче. — В тот день, чтобы я не повторил ошибки. Нарумия расхохотался, сбивая с Санады все воодушевление. — Как же все просто у тебя, ну что за дурак. Если я отмотаю твою жизнь, ты останешься без памяти о том, что произойдет и, вероятно, повторишь свою ошибку, не тогда, так позже. Я вижу все альтернативные ветки развития событий. Вы с Тодороки любыми путями придете к сегодняшнему дню. Ваша точка невозврата давно пройдена. По спине побежали неприятные мурашки. — И где была эта точка? — спросил Санада, стараясь контролировать дрожащий голос. — На первом году старшей школы, когда ты решил не уходить из бейсбольного клуба, — Нарумия посерьезнел, сдвинул красивые брови и выпятил нижнюю губу. — Я отмотаю твою жизнь до того дня. И платой будет твое незнакомство с Тодороки Райчи. Ты никогда не сыграешь с ним в бейсбол, не влюбишься в него, его не случится у тебя, а тебя — у него. Он сделает блестящую карьеру, а у тебя будет своя неплохая жизнь. Санада попытался представить, какой будет его жизнь без Райчи, но ничего не вышло. Нарумия словно прочитал его мысли, а может, правда прочитал. — Ну, мое дело предложить, — пожал он плечами и развернулся на пятках, уходя с площадки. — Подожди, — окрикнул Санада. Фигура в белом замерла, как ледяная глыба, посреди черного двора. — Я загадаю это желание. Нарумия медленно обернулся. В его руках откуда-то взялись перчатка, мяч и бита. — Только сначала докажи, что твое желание истинно. У Санады вырвался смешок. Божественные капризы во всей своей красе. Или Санада все же отлично галлюцинирует. — Мы что будем играть в бейсбол? — Я сделаю три броска, тебе нужно отбить хотя бы один. Он подошел снова, вручил Санаде биту и принялся отсчитывать шаги, пока не оказался на расстоянии, как от горки до дома. — Мы начинаем, — сказал он, вскинул ногу, размахнулся и выпустил мяч. Пожалуйста, взмолился Санада, мазнув битой мимо первого мяча, пожалуйста, пусть будет так. Он никогда не узнает Райчи и не испортит им обоим жизнь. Ничего не будет, мама не узнает из таблоидов, что ее сын гей, Шуко не разочаруется в брате, Райзо не возненавидит его, Райчи не вляпается во все это дерьмо из-за него и будет дальше играть в свой бейсбол. Сам Санада не вылетит из универа из-за вечных прогулов и сможет спокойно ходить по улице. Пожалуйста, попросил он, промахиваясь по второму мячу, пусть не будет так погано, будто выпотрошили, а потом залатали кое-как. И так хорошо, как было с Райчи, пусть не будет, Санада будет обычным Санадой. Пожалуйста, все хочу забыть, попросил он и отбил. Нарумия вернулся к нему и попросил бумажку и маркер. — Что это? — спросил Санада, глядя на размашистую подпись. — Автограф от Нарумии Мэя, хотя я не он, если ты еще не понял. Санада взял бумажку и усмехнулся. — А похож ведь. — Я принимаю такой вид, в котором конкретному человеку меня проще воспринимать. А это, — он ткнул пальцем в бумажку, — моя гарантия. Если что пойдет не так, мы снова встретимся. Если нет, у тебя просто будет автограф на память от великолепного про-игрока. Санада аккуратно сложил бумажку во внутренний карман куртки. — И что теперь делать? Отнести табличку в храм? Нарумия впервые за вечер поежился, будто замерз, и то ли посоветовал, то ли скомандовал: — Иди домой и ложись спать. Санада моргнул, Нарумии уже не было, а с неба вдруг посыпало белым крупным снегом. Электрички уже не ходили, до съемной квартиры пришлось бы добираться несколько часов, а до дома минут двадцать быстрым бегом. Снег падал и превращался в противное сырое месиво. Санада бежал, стараясь не спотыкаться. Надеялся, что все давно спят, он тихонько откроет дверь собственным ключом, а утром уйдет через окно. Дом и правда спал. Санада осторожно прикрыл дверь и прокрался по лестнице. Заглянул в комнату Шуко, не выдержал и вошел, чтобы поцеловать ее. — Ты спишь? — шепнул он. Шуко сначала приоткрыла один глаз, потом проморгалась и чуть не закричала, но Санада прикрыл ей рот ладонью. Заметил на стене плакат с Нарумией и вспомнил про автограф. Гарантия. Пусть лучше лежит у нее, чтобы не было соблазна ей воспользоваться прямо вот сейчас. — Смотри, что есть, — улыбнулся он, доставая из кармана листок. Они прошептались о всяком почти час, пока у Санады не начали слипаться глаза. Он подоткнул под Шуко одеяло, пожелал спокойной ночи, зашел в свою комнату, разделся, лег в постель и уснул. *** Дальше была пустота. Санада проснулся на первом году старшей школы, не помня ничего, и решил не идти на утреннюю тренировку, потому что неважно себя чувствовал. Тело ломило, как от температуры, свербило в горле, хотя все последние дни стояло тепло, и простудиться ему было негде. Из-за странного полуболезненного состояния он пропустил так много тренировок подряд, что решил не возвращаться к ним вообще. Ушел из клуба и не узнал Тодороки Райчи. Все грани кубика Рубика наконец сошлись, но никакого удовлетворения от этого Санада не почувствовал. Никто не отбирал у него его настоящую жизнь с Райчи и бейсболом, он сам ее проебал и сам от нее отказался. Из окна веяло сквозняком, за домами уже наклевывались первые лучи света, а он все ворочался на постели и думал, почему же он начал вспоминать. Выходило, что божок Нарумия Мэй облажался, но возмутиться по этому поводу Санада не мог, потому что потерял гарантию. А если бы не потерял, что бы он сделал? Попросил стереть ему память снова? Когда до будильника осталось всего два часа, Санада встал и направился в душ, а вернувшись, вытянул из кармана джинс конверт и глянул на билеты. Захотелось не то рассмеяться, не то побиться головой о стену. «Хоукс» играли против «Маринс» завтра в шесть часов вечера. Не бывает таких совпадений, с горечью подумал Санада, а потом у него зазвонил телефон. — Ты сейчас не поверишь, — воскликнула Шуко, не размениваясь на приветствия. — Я его нашла! — Кого нашла? — не понял Санада. — Автограф, Шун-чан! Нарумии Мэя! Санада сел на кровать, боясь, что ноги его подведут, посмотрел еще раз на билеты на солнце, встающее за окном, на телефон, из динамика которого слышалось тяжелое дыхание Шуко. Слишком много совпадений, будто по сценарию, как в манге. И ведь так было с самого начала: кто-то или что-то вело его, как ребенок катает паровозик по игрушечным рельсам от станции к станции, из пункта «А» в пункт «Б». — Знаешь, где он был? — спросила Шуко. — В твоем учебнике по физике! — Разве я не выкинул все свои учебники? — попытался вспомнить Санада. — Этот подпирал ножку старого шкафа, который мама вчера решила разобрать и выкинуть. — Санада не удивлялся уже ничему. — Я тебе сейчас фото отправлю. Шуко сбросила звонок и через полминуты Санаде пришло сообщение. На белой ладони лежал клочок бумаги с надписью черным маркером. По спине поползли мурашки, Санада встал, чтобы прикрыть окно и заметил на площадке перед домом фигуру. По лестнице он сбежал, перепрыгивая сразу по две ступеньки, боялся, что не успеет, что никого там не окажется, или это окажется кто-нибудь другой. — У тебя футболка шиворот-навыворот, — фыркнул Нарумия, покачиваясь с пятки на носок. — И ширинку застегни. Привет. Санада приблизился к нему, мечтая встряхнуть за плечи и спросить — почему, обозвать бесполезным и бесталанным недобогом, потребовать обещанных гарантий. Нарумия Санаде слова не дал сказать, остановил его жестом — выставленной вперед рукой. — Не трать силы и не порть мне настроение. Да, ты не должен был вспоминать, но это не моя вина. Это все Тодороки, он тоже загадал желание. Санада сунул руки в карманы джинс, чтобы Нарумия, может быть, не заметил, как они трясутся. — Какое желание? — Желание на день рождения, а какое — я сказать не могу. Не в моей компетенции. Смешок вырвался сам собой. Идиотизм происходящего переходил все границы. — Я просил на день рождения единорога, мир во всем мире и миллион йен, и где это все, м? Нарумия смерил Санаду таким взглядом, будто тот был тараканом под его ногами. — Единорогов не существует. А боги задолжали Тодороки Райчи по-крупному. — Что значит «по-крупному»? — уточнил Санада. Нарумия попинал носком идеально белого кроссовка старую забытую всеми формочку в форме звезды. — Представь, сколько раз в жизни. человек загадывает желание: бросает монетку, смотрит на четыре одинаковые цифры на часах, задувает свечи. Тодороки Райчи много раз просил богов о том, что они ему дать не могли ни за какую цену, — Нарумия вздохнул. — И не спрашивай о чем, я не могу сказать, это личное. А потом Тодороки загадал другое желание… — Меня? — выдавил Санада и тут же пожалел, глядя на противную ухмылку. — Кем ты себя мнишь? Он тебя даже не знает. В общем, формулировка не важна. И сказать я тебе ее не могу, сколько еще раз я должен это повторить? — Нарумия закатил глаза и сложил руки на груди. — Важна суть: вы должны были снова встретиться. — Так значит, тебя уделали? — Не меня, а тебя. Сила не в богах, исполняющих желания, а в тех, кто их загадывает. Если так, у Санады не было никаких шансов. — И что теперь? — спросил он. С лица Нарумии вдруг стерло всю надменность и вредность, он пожевал губу и сунул руки в карманы спортивных брюк. — Я не пообещаю тебе, что вы снова не упретесь в тот день на темной холодной площадке, Санада. Я могу забрать у тебя память по гарантии или оставить, дав тебе право выбора. Желание Тодороки будет притягивать тебя, как Земля притягивает все, что на ней находится. — И я смогу оторваться только если пожелаю свое еще сильнее? — А ты сможешь? — улыбнулся Нарумия, покачал головой и исчез, будто никогда тут и не был. *** В этот день и на следующий Санада сходил на все пары, сделал уроки на неделю вперед и провел инвентаризацию в магазине. Шуко пообещала заехать к нему в гости на днях, вернуть автограф, и Санада понял, что Нарумия дал ему немного времени. Когда Ушитаке-сан сказал, что тот может идти, матч, билеты на который лежали у него в сумке, шел уже почти час. В конце концов, если он посмотрит с трибун, ничего не случится. Встретиться с Райчи лицом к лицу получится едва ли. Прихватив банку теплого чая с молоком, Санада выскочил на улицу и быстро пошел к станции, уговаривая себя не срываться на бег. Он собрал все красные светофоры, заклинивший поручень, и, в итоге, нужный поезд уехал без него. Очередная череда случайных неслучайностей, подумал он и побежал на автобусную остановку. Протолкался в тесном салоне минут двадцать и еще десять просидел, пялясь в окно, пока они стояли в пробке. Он не знал, закончился ли уже матч или еще есть шанс взглянуть на Райчи хоть одним глазком. Он даже не знал, чего хотел больше. Только на подходе к стадиону стало ясно, что он опоздал. Народ высыпал из здания, возбужденно болтая и смеясь. Санада выдохнул так длинно, будто не дышал с тех пор, как вышел из магазина Ушитаке-сана. Информационное табло поздравляло «Хоукс» с победой и благодарило всех зрителей за их добрые небезразличные сердца. — Эй, — раздалось за спиной. — Эй, большой фанат и нарушитель дисциплины. Райзо махал ему рукой сквозь толпу, как старому другу. Живот у Санады скрутило. Чертова гравитация, чтоб ее. Он хотел было сделать вид, что не услышал и не заметил, но Райзо уже шагал к нему, растопырив локти. — Добрый вечер, — неохотно поздоровался Санада. — Отличный вечер! Матч был что надо, да? — Ага, супер, — соврал Санада, выдавливая из себя улыбку. — Я ведь тогда все вспоминал, кто ты есть, и вспомнил кое-как. Санада Шунпей, каттеры и шутеры, и заявление об уходе через пару недель. — Точно, — подтвердил Санада. В голове две вселенные все еще немного путались, было страшно лишний раз открыть рот — мало ли что ляпнет. — Оружие при себе имеешь? — спросил Райзо серьезно. Санада прыснул. — Две шариковые ручки, последний выпуск «Джампа» и банку чая — этим можно убить, если постараться. Райзо осмотрел его всего с ног до головы за долгую минуту и, наконец, сказал: — Пойдем, с сыном познакомлю. Я просто представлюсь ему, подумал Санада, я просто посмотрю на него. Хоть немного с ним поговорю. Просто посмотрю. В груди стало тесно, руки и ноги показались тяжелее раз в сто, чем есть. Я просто посмотрю, убеждал себя Санада, пробираясь куда-то вслед за Райзо. Просто представлюсь, без продолжения. Они скользнули в какую-то боковую дверь после того, как охрана внимательно изучила пластиковый пропуск. Прошли по узкому полутемному коридору и оказались у двери. — Да не замирай ты так, — хлопнул его по плечу Райзо. — Райчи кусается только на поле. Он осторожно постучал, позвал по имени. Санаду обожгло ожиданием и какой-то безысходностью в вакууме. Сердце запрыгало, как резиновый мяч под ладонью. Я просто посмотрю, поздороваюсь и представлюсь, читал он себе, как мантру. Райчи показался в проеме, сказал: — Привет, пап. И перевел взгляд на Санаду. Их глаза встретились. Райчи прищурился, склоняя голову набок, как сова, тронул пальцем шрам, приоткрыл рот, коротко вдыхая, и спросил: — А мы знакомы? — Нет, — ответил Санада. — Но я давно хотел с тобой познакомиться.