День сурка

Утро началось с похмелья. Голова болела нещадно, будто она болталась вместо языка колокола, звонившего по утру в церкви. И никакие епископы и папы римские мне не помогут так, как вода и аспирин. Мозги плавно перетекали в горло, и, по видимому, именно поэтому резко подкатила тошнота. Стремясь избавиться наконец-таки от страданий физических, тем не менее перерастающих в душевные, я кое-как разлепил веки, медленно поднимаясь с кровати. И всё бы ничего, я даже успел встать, по инерции схватиться за голову и воровато оглянуться. И тут случился когнитивный диссонанс. То ли я словил галюны, при чём запоздало, то ли обстановка одной из комнат очень, невероятно детально повторяет мою квартиру. В Нью Йорке… А я в Ньюарке, в доме у Марка, праздновал день рождения… Постепенно становилось не до смеха, хотя приступ нервной истерии так и подкатывал, с каждым разом всё больше грозя завладеть моим сознанием. Оглядываясь теперь уже ошарашено, пришел к выводу, что мне это снится. Определённо снится. Вот только головная боль от похмелья ощущалась вполне себе реалистично, я бы даже сказал слишком. Паника накатила новой волной. Все было точь-в-точь: пошарпаные обои, старая мебель, окно на кухне… Даже чёртов вид на соседнюю многоэтажку! Нет, это явно перебор. Вдох — выдох. Спокойно, Николас! Ты взрослый, уже двадцативосьмилетний мужчина, к тому же полицейский! Жалкие попытки упорядочить сознание не возымели успеха. Медленно, очень медленно, я дотронулся до стены, вздрогнул, как только коснулся неровной поверхности обоев. Ну точно галлюцинации. Что ж, можно предположить, что я мог каким-то образом (по приколу друзей ли, по собственной степени опьянения ли — не важно) умудриться доехать до дома и благополучно уснуть. Тогда всё становится не так уж удручающе ужасно. В попытке найти более вещественное доказательство обоснованности собственного местонахождения, я с неким отчаянием попытался отыскать мобильный телефон. Получилось не сразу. Сознание никак не желало воспринимать действительность за таковую, а мозги, забытые опохмелом и прочими благами человечества, лишь посылали сигналы «SOS». Минуты ушли на поиски, которые всё же увенчались успехом. С немалой надеждой я посмотрел на число и месяц, ярко высвеченные на экране блокировки. Разочарованный вздох поневоле вырвался из груди. Пресловутое десятое июля. Как бы не хотелось заорать, я упорно старался держать себя в руках. Что же, вероятность того, что я смог, чисто физически, ночью выехать из одного штата и с пересадками добраться до другого, не особо-то и близлижайшего, равна нулю. Нет, она уходит в минус. Определённо, я либо словил самый жесткий и реалистичных галюн в своей жизни, либо мир сошёл с ума и выкинул меня через пространственно-временной… то есть просто пространственный континуум в мою квартиру. Вдруг из уборной донёсся звук смыва. Резко дёргаюсь, за что плачусь теми крохами физического здоровья, что ещё держали меня на плаву. Кто-то сейчас находится в туалете. И этот кто-то сейчас выйдет… — Ну и гадюшник, ей богу! Замираю, шокировано уставившись на неожиданного гостя. Точнее говоря, гостью. С того света гостью… — О! Внучёк! — морщинистое лицо подёрнулось широкой, беззубой улыбкой. Я сдавленно пискнул. Господь милостивый. — Чего это ты так таращишься, будто приведение увидел? — бабуля снова улыбнулась, делая этим только хуже. Моя психика не выдержала: из груди вырвался крик ужаса. Помните ту всемирно известную картину Мунка? Так вот, перед моими глазами краски поплыли точно так же, как и на полотне. Как бы банально это не звучало, я действительно упал в обморок. От шока, от последствий попойки и наркоты. Очнулся уже на диване, заботливо укрытый пледом. В голове вместо звуков раздавалось противное шипение, как во время сбоя сигнала со спутника. Всю эту какофонию дополнял звон посуды и звук льющейся из-под крана воды. Чертыхаясь, замираю, чтобы не выдать своего пробуждения. Я сошёл с ума. Я сошёл с чёртового ума и у меня визуальные и слуховые галлюцинации. А ещё провалы в памяти. Да, всё предельно просто — я рехнулся. — Никки, раз очнулся, так вставай и помоги мне с посудой. Совсем от рук отбился! А какая грязища у тебя тут, ты только посмотри! В холодильнике вообще съестного ничего нет! Как так? Я же растила тебя аккуратным и ответственным мальчиком! Это всё Варштайнер; как в воду глядела, предупреждая: этот британец своей педантичностью и у самого жизнерадостного человека отобъёт желание жить! Бедный мой мальчик! Столько натерпелся за эти годы, Боже правый! Вздрагиваю от внезапно прозвучавшего голоса. Резанув по ушам своей старческой скрипучестью, он пульсирующей болью перешёл в голову. Да что же это такое?! — Ба, у меня сейчас мозг распадётся на атомы. Давай ты после меня поругаешь, а потом и пожалеешь? Сейчас мне нужно не это, а вода, аспирин и, желательно, какой-нибудь антидепрессант. Хотя, можно и просто валерианки.- это была моя самая длинная и, пожалуй, единственная реплика за сегодня. Даже не открывая глаз, я могу представить, какое выражение лица у неё сейчас. Я скучал. — Дорогой, тебе надо было сразу об этом сказать! — зашуршали какими-то пакетами, снова звякнула посуда, послышалось шипение воды.- Вот, милый, держи! Приоткрываю веки, осторожно медленно, пытаясь тем самым подготовить себя к предстоящей картине. Одновременно страшно и радостно. Бабушка Мария. Помню, мне тогда было всего лишь одиннадцать. Это был первый раз, когда я так плакал. После смерти деда также скоропостижно скончалась и бабушка. И тогда я плакал уже во второй раз. И больше никогда. Это было неким обетом, данным самому себе. Не то чтобы я считал слёзы уделом слабаков. Как раз-таки наоборот, но это не имело никакого отношения к моей установке. Дело было в том, что таким образом я мог сохранить своеобразную священность произошедших событий. Так я связывал самую большую потерю с самым большим духовным подъёмом. Но не подумайте, я не считаю себя великомучеником, или что-то подобное. Я просто трепетно отношусь к этому, только и всего. Принимаю лекарства, жадно запивая их водой. Бабуля лишь улыбается, стоя рядом и наблюдая за мной. — Спасибо.- говорю хрипло, хотя до этого голос был нормальным.- Что происходит? Почему ты тут? — задаю те вопросы, ответы на которые волнуют больше всего. — Ох, дорогой! Тебе наконец исполнилось двадцать восемь, поэтому я здесь, чтобы ознакомить тебя с некоторыми моментами твоей родословной. Ну и, конечно, чтобы рассказать о наследстве. — Какое ещё наследство? — спрашиваю после минутной паузы, понадобившейся для того, чтобы переварить услышанное. — Такое, внучёк, такое. Не совсем привычное, не совсем простое! И она залилась громким, скрипучим смехом. Юмористка.