Третья особенность

- Нет, - говорит Q, и в его голосе слышится гул железного листа, поднятого в качестве щита от дальнейших споров. Ответ выливается только в пренебрежительное фырканье на том конце незримого, спутникового провода, с трудом различимое под оглушительным треском чьих-то метафорических костей. - Это не очень хорошая идея, - запыхавшееся «и почему же?» разбивает всю прелесть сложившегося монолога. С Бондом всегда так; иногда Джеффри сравнивает светловолосого агента с до сих пор, на протяжении почти сотни лет, не определившимся радиоактивным веществом, а благополучие бюджета Англии и спокойный сон по ночам для ее Серых Кардиналов с небезыствестным котом. И хотя жизнь по течению счетчика Гейгера внутри наглухо закрытого бокса болезненно соударяется с превратностью судьбы, сравнение все же весьма точное. Только не от неисповедимости путей господних зависит, распадется ли тот самый, роковой для кошачьей шкуры атом, так как этот человек сам себе Господь Бог. - Потому что как минимум Вы отказались в свое время от курса по управлению вагоном метрополитена… - У меня есть ты и твой координирующий мои действия глас. Справлюсь, - предложения точно должны быть расставлены в обратном порядке, по степени важности для их отправителя в мир; хочется ответить, что если бы последовательность была бы именно такой, латать дыры, будь то дыры в легких, бюджете или нервной системе, приходилось бы куда реже. - …и потому что это правительственное транспортное средство, под завязку забитое мирным населением. - Когда это мешало? Действительно, вздыхает Q, когда бы. 007 с легкостью уводит Airbus A380 с взлетной полосы аэропорта Мальпенса в Милане, точно так же кишащий пассажирским составом, чей поголовный счет переваливает за восемь сотен; врезается своим внезапным появлением в президентский кортеж в Ливии, с легким «Вы позволите?» забирая один из бронированных черных седанов; его однажды потянуло даже на стартовый комплекс Байконура – благо, хоть тогда все обошлось. «Если бы Титаник не погубил айсберг, его бы погубил Джеймс Бонд», - думает квартирмейстер, но вслух отзывается куда более лаконичным: - У нас натянутые отношения с Румынией. - Не припомню такого, - вторая из особенностей Бонда, кроме страсти к всепоглощающему разрушению, это, несомненно, четкая уверенность в том, что то, о чем он не знает, не существует и не имеет права на существование в принципе. Наверное, он полагает, что если глаза закрыть ладонями, то и мир играючи сотрется, подстраиваясь под очередную партию. - 007. - Q. «Как Вы меня достали», - продолжить полемику хочется именно в таком ключе. В самом деле, это уже крайности, обрывы над задушенным штилем океаном терпения гения технической мысли. Их роли вполне четко расписаны в комедийных сценариях – удачливый бунтарь, любимчик Смерти (ей-богу, леди с косой точно не зря за шкирку выталкивает Джеймса из своих покоев; видимо, каждое его очередное стояние на пороге доставляет ей воистину эстетическое удовольствие) и рассудительный мальчик тихоня, сыплющий спокойными улыбками в ответ на пену у рта начальства, после очередного отчета, конечно. - Не спать. Первые азы для машиниста? - На педаль нажмите, - огрызается в ответ Джеффри и устало трет виски; тихая ругань дает какой-то точный укол по совести, поэтому собственное молчание гаснет под непроизвольно тихими, последующими словами. – В Бухаресте четыре линии, куда Вы собрались добираться по самой прямой M2? - Поиск конечного пункта сейчас всецело твоя задача. - Вы меня раздражаете. - Да брось. - Отличная идея, пойду налью себе чай, - Q давится раздраженным смешком и все же добавляет, тихим, вкрадчивым шепотом, чтобы уход со сцены возымел куда больший эффект. – Не спешите на пересечение линий, а то столкновения не избежать: шесть минут, не меньше. Самое главное, успеть снять наушник до того времени, как на собственную голову посыплются нелестные комментарии. Кипяток заливает края фарфоровой кружки с тихим потрескиванием, наверное, однажды эмаль все же не выдержит и разойдется сетчатым узором. Стрекотание техники в отделе заглушает тихое дыхание каждого из десятка, или сколько их здесь, этих коллег. Любому другому координатору давно плеснули бы кипяток за шиворот: своевольность никогда не была в цене, а умение бросать своего подопечного один на один с невыученной панелью приборов и приятно пахнущим тоннелем тем более. Но, видимо, безнаказанность Бонда заразительна; влезает под кожу маленьким, неприметным датчиком, захватывающим все каналы нервной системы. Это не безответственность, просто уверенность в том, что заставить состав свернуть с рельс и протаранить стену – нет, таких талантов у Бонда пока не замечалось. Джеффри вспоминает запах в Лондонском метрополитене и досадливо морщится, пока заварка методично окрашивает заходящуюся паром воду в приятный, бархатный цвет. Повезло 007, линии в Бухаресте не так глубоко и не имеют закрытых платформ, что дает право дышать полной грудью, лаская собственные пристрастия. В принципе, Эрл Грей – бергамот – в кружке пахнет не хуже, даже куда более размеренно. - Как вагон, все еще не зашелся багровыми реками? – противный свист в наушнике спустя две с половиной минуты доказывает принадлежность Бонда к подземным катакомбам; право же, у них есть даже контактные линзы с термодатчиками, а способа убрать помехи всего лишь на глубине в средние двенадцать метров нет. - Ты слишком много себе позволяешь, - голос светловолосого агента напоминает скрежет ручной пилы по бетонному сваю, однако, то, что обращение все еще остается неформальным, без приукрашенного угрозами «Вы», дает право на беспечный жест в виде пожима плечами. - У меня есть, у кого поучиться. Скидывайте груз новой профессии на «Piata Unirri», это переход на следующей станции, и двигайтесь по направлению к «Dristor-1», ветка M1. И в качестве пассажира, сэр. Очередное нечленораздельное хмыканье и визг тормозов: Q едва не давится глотком так и не остывшего чая, потому что уши закладывает не хуже, чем при скоростном спуске на тройку десятков метров по отношению к уровню моря. К слову о море… - Вы ведь не страдаете недугом морской болезни? Можно было бы организовать отход прямо из Бухареста, ну, или другого города на окраине Румынии. Но тонкий, начисто проигнорированный Бондом намек о том, что неплохо бы заскочить на Украину, приходится брать под свое крыло. Серьезно, потом будет перебором пожать плечами перед Меллори и добавить, что на 007 навалилась ленная усталость, поэтому пошлите, пожалуйста, за чем-то там, что вам очень нужно, 011. Тишина, а, точнее, просто гул толпы в динамике дает право на жизнь мысли о том, что, похоже, Бонд все же решил не выстеливать себе алую, кровавую дорожку по станции, вспомнив, наконец-то, о слове «секретный» в обозначении собственной профессии агента. Есть время выбрать подходящий порт, а лучше сразу портовый город. Дробета-Турну-Северин вполне подойдет, осталось не сломать язык в паре мест, пока это название будет сообщаться в микрофон. Молчание затягивается, но зато разбавляется свистящим звуком пришедшего в движение состава. - Организуешь мне яхту? – слова получаются неразборчивыми, но вряд ли из-за помех, просто слишком растянутые гласные, что свидетельствует о том, что мужчина потягивается. Скорее всего, расслабленно, значит, вопросы о контроле над ситуацией и чистоте выполнения очередного «Совершенно секретно» тают на кончике языка, разбавляясь наконец-то поостывшим кипятком. - Вам не хватает роскоши в виде часов от Patek Philippe на правом запястье? - Левом. - Простите, - извинение выходит непроизвольным, скорее всего, в него закладывается сожаление о собственном незнании. Квартирмейстер учит своего подопечного наизусть, начиная от того, каким узлом Бонд предпочитает заматывать лощеные удавки на шее, и заканчивая предпочтениями в образности сновидений. В последних, кстати, 007, помнится, предпочитает белый шум: и образ имеется, и графика по отдыху не бьет. «Хоть в чем-то у нас вкусы совпадают», - мысль перебивается почти что вербальным ответом в виде пожимания плечами. - Как самочувствие? – нельзя сказать, что в вопросе заложен смысл о количестве порезов на ткани костюма или засевших в сухожильях пуль, скорее, это все же смелость на уточнение идеальной не-сохранности врагов империи. - Скучаю по мягкости дождей в Лондоне. Здесь безбожно прохладно. - Циклон с моря. Разговор начинает принимать слишком явный неформальный оборот. По идее, одному из них давно пора бы нажать на кнопку отбоя, прекратив бессмысленные плевки в колодец; одновременно сбрасывать звонки никогда не получалось, кто-нибудь да грешил на одну сотую секунды. Но, сомнительно, что 007 вдается в такие тонкости. Для него, наверное, все, что не совпадает по масштабности с взрывом турбины самолета, является досадной мелочью. - Черную яхту. - С мартини и женщинами? Простите, такого товара нынче не подвезли. - Прекрати мелочиться. - У Вас четыре часа. - Есть время вытренировать украинский диалект и забежать в сувенирную лавку. Q тихо фыркает и расслабленно кривит губы в улыбке – однозначно, фарс пора заканчивать. Вместо прощания, точнее, предупреждения, идет стандартный обмен названными кличками. Чай стал совсем непривлекательной жидкостью, а на дне кружки образовался пленочный осадок. Самое время полить единственный, никак не желающий дохнуть цветок в кабинете, и выстроить дальнейшую дорогу; если бы Бонд попросил наколдовать девятый вал и убрать с пути все несуществующие рифы, Джеффри, несомненно, согласился бы на подобные авантюры против законов природы. *** У каждого человека есть выверенные привычки. Начиная с диктуемых социальными и человеческими нормами, как, к примеру, закон чистить зубы по утрам, и заканчивая собственными, вплетенными в подсознательное тонкой леской, просто прошитое сквозь призму восприятия. Q считает, что у него в крови аллерген на подобное: все действия диктуются только логической системой необходимостей - собственное внутричерепное изобретение, очень помогает жизни по схеме извечного анализирования. У людей, чей уровень спонтанности в крови превышает уровень гемоглобина в ней же, такие вытренированные действия не являются чем-то фееричным. Только поэтому негромкий, хриплый голос на ухо из, кажется, ниоткуда не заставляет дернуться: - Спасибо за яхту. «Не за что, 007»; «Всегда пожалуйста, сэр»; «Мартини на борту был неплох?». - С возвращением, - пожалуй, это самый лучший вариант развития ситуации разговора. И так, наверное, рабочий интим, эдакое физическое проявление доверия, выносится на всеобщее обозрение слишком провокационно. Дыхание за спиной никуда не исчезает, поэтому брюнет оборачивается через плечо, сталкиваясь с прохладным взглядом. Уголки собственных губ чуть приподнимаются вверх, а они сами вкрадчиво вышептывают, разделяя фразу на слоги: - С воз-вра-ще-ни-ем, - Бонд давится усмешкой, в примирительном жесте выставляя перед собой ладони. Это можно прочитать как «мы держим, держим дистанцию», но, скорее всего, истина пропечатывается банальным «мне лень сейчас с тобой препираться». Косые взгляды можно ловить не от коллег по веянию технической мысли, а те, односторонние, через пару десятков проводов и стекол видеокамер и мониторов. Q хочется только лишь пожать плечами, потому что ничего претящего уставу и соблюдению личной беспристрастности они не делают. Между агентом и координатором должна быть выглаженная до идеального, как стрелки на брюках очередного пижонского костюма Бонда, связь, понимание с полуслова, которое поспособствует лучшему чертежу маршрутов сердцебиения. Поэтому нет, ничего выходящего за рамки; по крайней мере, сейчас. А потом, спустя несколько часов, Джеффри хочется хрипло рассмеяться тому течению собственных мыслей, потому что чужое горячее, емкое, как окаменелая вата, тело вжимает его в стену очередного глухого коридора. Никаких встреч на купленных обоим трудами МИ-6 квартирах – непрозорливо; никаких встреч в отелях – небезопасно; никаких встреч в парках, кафе, на стадионах, в закрытых, душных театрах и даже вагонах полюбившегося, кажется, обоим метро. Никаких контактов за пределами рабочей территории – кто же знал, что 007 способен вывернуть любой запрет такой неприглядной стороной, что брюнет уже готов каждый вечер выписывать приглашения к вечернему чаю на открытках. То, что они сейчас делают – это не пошло, это стыдно. Бонд почти никогда не дает прикасаться к себе, разве что посредственно, в качестве демонстрации обоюдности данного интереса. У них даже секса нет как такового (единственный раз напротив зеркала в уборной на этаже биологического отдела не в счет; тогда, помнится, был холодный, неудобно врезающийся в живот край раковины, собственная рука, давящая на кусок стекла перед собой так, что тот почти затрещал, и насмешливо, хриплое «тише, что ты» на ухо). Есть только шершавая, как кошачий язык, ладонь под тканью брюк и белья. Светловолосый мужчина даже пальцами не шевелит, не сжимает, не трет, не давит на выученные до мануалов чувствительные точки – у него своя игра. «Наверное, это демонстрация собственного превосходства», - Q прижимается лбом к прохладной стене, неловко переступая с ноги на ногу; мысль подкрепляется мнимой усмешкой за спиной: Бонду, несомненно, приятно знать, что единожды пойманная на крючок – по собственной неосмотрительности, мастерство рыбака здесь ни при чем – рыба уже не соскочит. «Наверное, у него ласки собственного чувства эстетики», - думает Джеффри, резкими, короткими движениями толкаясь в подставленную руку. Если сжать зубы, получается даже не постанывать, а если прикусить собственное запястье, можно получить поощрение к дальнейшему шуму в виде прижатой к лопаткам груди. Счет идет уже не на секунды, на мгновения до загнанного хрипа, который оседает на загривке обладателя сорванных тишиной голосовых связок, приподнимая редкие, темные волоски. То, что они делают, это ненормально. То, что Q позволяет это делать – приторно отдает клиникой. Никакого смысла, никакого удовлетворения. Разве что поджатые пальцы на ногах и приятное, послеоргазменное тепло внизу живота. - В следующий раз будет лайнер с отрядом куртизанок, - Бутройд пытается не глядя, не трогая оценить ущерб: будет ли заметным темное пятно в области ширинки. - Разодетых в стиле кабаре и Мулен Руж? - К чему тратиться на тряпки, если Вы их потом все равно снимите? – оба ритма дыхания выравниваются, а к шее сбоку прижимаются чужие сухие губы; на поцелуй не тянет, но получается достаточно лично. - Мне надо работать, - Джеффри морщится, выворачиваясь из несуществующего захвата и припадая к стене теперь уже спиной; после раскаленной кожи сквозь четыре слоя ткани расползающийся по позвоночнику холод кажется приятным. А Бонд только пожимает плечами, мол, работай, а затем закрепляет невербальное временное прощание таким же прикосновением губ к виску. «Не приведи господь, он делает это только в качестве моральной компенсации за мои вымотанные нервы», - Q старается поправить напрочь помятый кардиган, придать себе хоть отчасти презентабельный вид и думает, что нет, лучше бы Джеймс оказался обычным повернутым педерастом, нежели прожженным альтруистом с манией отдавать долги.