Летний зной, душный город. Я остался один в своём доме, скучая по жене и детям. Возможно, я бы и послал эту работу к чертям, но я держусь за неё слишком сильно. Ведь только и мог мечтать о чём-то подобном в детстве, лёжа на продрогшей земле под протекающей крышей.
Я практически не спал целую неделю, я устал, мои мысли были в нехарактерном для них беспорядке.
Очередной вечер. Небо разразилось грозой, проливая на разгорячённую землю остужающую прохладу. Я сделал перерыв, спустился в гостиную и налил немного коньяка в стакан. Я не пью, когда работаю, но тот день был редким случаем исключения. Сняв очки, потёр переносицу и долго смотрел через стекло на черный купол неба.
В дверь постучали.
Я удивился, не ожидая никого увидеть на своём пороге в такой час. Немного подождал, может почудилось, но стук повторился.
Отставив пустой стакан на столике, я поднялся и проследовал к двери. За ней оказалась женщина — промокшая до нитки, смотрящая в пол и сжимающая пальцами юбку ярко-красного платья.
— Сэр, — произнесла она практически шёпотом, а потом её глаза — тёмно-карие, будто расплавленный горький шоколад — посмотрели на меня с какой-то необъяснимо отчаянной надеждой. — Простите, что пришла к вам. Но вы известны как человек чести…
Я не понимал, к чему она клонит, я хотел спросить, ведь она замолчала, но внезапно по её лицу начали стекать слёзы.
— Мисс, проходите, расскажите, что с вами случилось. — Я отошёл, освобождая ей путь в дом, и она, немного помешкав, прошла внутрь. Женщина присела в кресло и вытянула дрожащие руки к догорающим дровам камина. — Я сделаю чай.
Она улыбнулась совсем немного, и я ненадолго застыл, засматриваясь, как языки слабого пламени отражались в её темных глазах и отблёскивали в волосах.
— Как ваше имя? — спросил я, передавая ей горячую кружку. Её длинные пальцы прильнули к фарфору, и она сделала маленький глоток.
— Мария Рейнольдс, сэр. Я… — и она замялась, ставя чашку на стол. Её голос был глубокий, вязкий, будто растопленная карамель.
— Говорите, Мария, — я старался подбодрить её. — Кроме меня вас никто не услышит.
— Сэр, — взгляд её глаз устремился в мои — и меня всего будто с головой накрыло от передаваемого ими чувства беспомощности и горькой обиды. — Мой муж плохо со мной обращается. Он бьёт меня, постоянно унижает. А сейчас исчез, не оставив ни гроша на существование, — её голос дрогнул. — Я не знаю, что мне делать. — Мария закрыла лицо руками и отвернулась.
— Пейте чай, я что-нибудь придумаю. — Моя рука легла на её, слегка сжимая. Она повернулась ко мне и измученно улыбнулась.
Я поднялся в кабинет, нашел тридцать баксов в заначке и спустился вниз. Мария сидела согнувшись и, будто сильно нервничая, перебирала пальцами.
— Вам нужно возвращаться домой. Вот, возьмите. — Я протянул ей деньги, и она не замешкавшись взяла их, встала и поклонилась.
— Вы так добры, сэр, — её голос проникал в мой разум, и казалось, что он может опьянить любого мужчину лучше, чем самый крепкий алкоголь.
— Я провожу вас, пойдёмте. — Я взял из стойки зонт и пригласил её движением руки покинуть дом.
Дождь утих, раскаты грома слышались издалека. На улице стемнело, и дорога освещалась лишь из окон домов. Фонарей было мало, и встретить их на своём пути нам не довелось.
Мария шла рядом, постоянно разглядывая моё лицо. Я ощущал её тепло: она была слишком близко.
Её дом оказался всего в квартале от моего. Мы уже попрощались, но её пальцы внезапно вцепились в мой рукав.
— Сэр, у меня сильно кружится голова, — произнесла Мария, глядя на меня исподлобья.
Я придержал её за талию и помог пройти внутрь, проследовав в комнату, где она смогла сесть на кровать.
— Что ж, я пойду. Берегите себя, Мария, — посмотрел я на неё напоследок и направился к двери.
— Останьтесь, — произнесла она томно. Я обернулся: она сидела на кровати, раздвинув ноги и задирая юбку. — Останьтесь, сэр.
Я удивился и замер. Как она может предлагать подобное?
Но больше меня поразила своя реакция: тело готово было двинуться к ней в тот же момент, и лишь остатки здравого смысла сдерживали его.
— Сэр. — Она встала и подошла ко мне. Её пальцы провели подушечками по моей щеке и замерли на губах. Я убрал их и сделал шаг назад.
У меня есть любимая женщина. Та, к которой я питаю самые нежные чувства, та, которой я так трепетно дорожу. Элайза… Мне должна претить сама мысль о близости с другой. Но Мария вновь оказалась рядом, на носочках потянулась к моим губам и прикоснулась к ним своими. Горячими, страстными и требующими намного большего. Я вдохнул её запах — насыщенный аромат с нотками резкого парфюма — полной грудью. И в тот момент животное, неконтролируемое, стирающее остатки здравого смысла в мелкую пыль желание помутнило мой рассудок. Руки сами оказались на её тонкой талии, крепче прижимая к себе.
— Мария… — прошептали губы — и поцелуй стал глубже.
Её платье упало к ногам, пальцы быстро начали развязывать туго затянутый корсет. Моя одежда не без её помощи покидала тело.
Она манила меня своим глубоким дыханием, нетерпеливыми движениями, пышными формами. Её красивое тело в действительности было обезображено следами от побоев, и мои пальцы нежно проводили по ним, будто жалея, будто пытаясь забрать эту боль. Она смотрела на меня мутными, словно опьяневшими глазами. Тело было податливо, разгорячённое желанием. Мысли покинули мою голову, она предательски опустела. А комната была заполнена её совсем не скромными стонами.
***
Каждый раз я клялся себе, что он последний. Но она не выходила у меня из головы. Это уже не было просто развлечением. Эта женщина стала подобно сильному наркотику, подобно зависимости, от которой было лишь одно спасение, одно лекарство. И когда я приходил к ней посреди ночи, она принимала меня — уставшего и безвольного. Она давала испить мне это лекарство. И в страсти я забывал обо многом. Я наслаждался её телом, я забывал о мучениях совести.
Но в один день я получил послание от мистера Джеймса Рейнольдса.
«Надеюсь это письмо найдёт вас в добром здравии и процветающем положении, чтобы подкинуть денег человеку, которого покинула удача. Ведь именно моя жена спит с вами. Я не идиот, так что воспользуюсь этой ситуацией. Расплатитесь за расстегнутые штаны.
Кстати, можете и дальше развлекаться с моей женой-шлюхой, если сойдёмся в цене. Если нет — ваша супруга обо всём узнает».
Моя семья, моя репутация… Над всем нависла угроза.
Я был зол, я чувствовал, что Мария обманывала меня с самого начала. Я примчался к ней домой. Она встретила меня полураздетой, потянулась ко мне руками, но я грубо схватил её за плечи.
— Как ты могла? — зло произнёс я слова и смотрел прямо в её глаза. Она выглядела испуганной и готова была разрыдаться. — Твой муж прислал мне письмо. — Я отпустил её и гневно начал измерять прихожую шагами. — Вы ведь всё подстроили! Всё! Абсолютно! С самого начала!
— Нет, сэр! Я не знаю ни о каком письме, — рыдала она, упав на колени.
Я не верил ей. Ни одному её слову. Они все были пропитаны ложью с самого начала. Я стоял, опустив руки, сжав кулаки, смотря на неё сверху.
— Я больше не желаю тебя видеть, Мария, — выделяя каждое слово, жёстко произнёс я. — Я ухожу.
— Я не знала, как мне поступить! Я беспомощна перед ним! Не оставляй меня! — Она вцепилась в мои ноги, крепко прижимаясь к ним всем телом.
— Это я беспомощен в этой ситуации! Как я вообще мог сделать подобное…
Как и зачем, чёрт возьми? Какое затянувшейся заблуждение, какое нелепое помутнение.
— Дай ему, что он хочет, и ты сможешь быть со мной, — умоляла она.
— Я больше не желаю тебя! — кричал я в злости. Кричал, убеждая себя. Ложью оглушая тишину.
Она поднялась, цепляясь пальцами за моё тело, сильно прижалась ко мне и смотрела в мои глаза — долго, со стекающими слезами по щекам. С такой искренней беспомощностью. Я пытался её оттолкнуть, но когда взял её тонкие запястья в свои руки, сам крепко прижал к себе.
— Останьтесь, сэр, — шептала она на ухо, и её голос нагонял туман во вновь помутневший рассудок. Я не мог так просто разорвать все связи с этой женщиной. Она сводила меня с ума. И вся злость угасла в мгновение.
Я целовал её похотливое тело последний раз той ночью. Последний раз мы сливались воедино, последний раз я наслаждался её запахом, шептал её имя, слышал сладкие стоны.
***
— Итак. — Мистер Рейнольдс стоял на пороге моего дома, протягивая руку. Мария стояла рядом с ним: опустив глаза в пол, как при первой нашей встрече, зажмурившись от сильной хватки мужа на левом плече. Там явно появятся синяки.
— Никто не должен знать. — Я протянул ему конверт, он довольно улыбнулся, и они направились прочь. Мария бросила на меня прощальный, полный отчаяния взгляд. Больше эти глаза — цвета растопленного горького шоколада — мне видеть не довелось.
