вновь отпечатки чьей-то ладони на промерзшем насквозь стекле. искрящийся иней на летнем балконе… бессонница снова шепчет забыть о сне. тени давно не стоят на месте, искажаясь, спутываясь, они снуют туда и сюда. каждая ночь как в популярной пьесе: начало известно, концовка — ясна. не привыкать к включенному свету: его не страшится ползущая ко мне тьма. не помогает ни разу следование совету ткнуть выключатель и идти, наконец, спать. черные силуэты тянутся на руках вдоль крашенных стен, поверх комодов, шкафов все ближе ко мне, они — на моих глазах, пробираются даже в дерби крепких феназепамовых снов. существо норовит оставить очередной синяк, хватает за ноги, сдавливает холодной ладонью крик. остаюсь в живых нАутро, мать говорит — пустяк, возьмешь крем, и пройдет, это же не твой сдвиг… каждую ночь я не сплю, не могу терпеть удушья, удары, боль и сплошную ночь: три ночника — и ни намека на свет. уже ничто не отгонит существо прочь. и я знаю, оно вновь придет. оно вновь придет, мама, прошу, еще час; я не хочу в кровать. будет холодно и темно. оно снова меня заберет! мама!.. «дорогая, вернись-ка домой. уже два часа как тебе пора спать». мама, прошу, обернись! оно там! за спиной! вижу такую улыбку у него в первый раз… мама смеется. «спокойной ночи и сладких снов». это не улыбка. это злобный оскал его красных горящих глаз. мама закрыла дверь. существо слилось с мраком трех ламп. это, я чувствую, знаю, последняя ночь. скоро чудище выпустит меня из своих лап. наконец, все пройдет. наконец, спокойная ночь.
напоследок... знай: я люблю тебя, мам.