девять-один

У каждого же из нас бывает точка кипения, да? Когда ваш фильм вдруг неправильно перевели в прокате или когда кто-то неправильно поставил ударение в вашем любимом слове? Кого-то способен вывести из себя даже гневный комментарий о том, что Зак Эфрон — не самый лучший на этом свете певец. Но когда именно всё это происходит? Когда именно возникает эта самая точка кипения? Точка на отрезке вашей жизни, когда приходится остановиться и посмотреть на все свои прошлые решения, но не чтобы проанализировать их, а чтобы понять, где именно вы совершили ошибку. Может, пять лет назад, когда ударили школьного хулигана, не подумав о том, что это, может, стало его собственной точкой кипения? Или когда проигнорировали мамино «я тебя люблю, сынок», думая, что сможете услышать эти слова ещё миллиарды раз. А ведь ситуацию могли исправить простые объятия. Момент, когда хочется ударить стену, чтобы причинить себе физическую боль, в надежде, что она перекроет ту, что сидит и пожирает вас изнутри. Хотя, а где гарантия, что каждый из нас переживает эту точку кипения одинаково? Мы читаем книги, смотрим фильмы и соотносим себя с героями, которыми никогда не сможем быть. Мы уничтожаем себя, так и не доходя до отметки невозврата. Двадцать шесть лет — явно не лучший возраст, чтобы анализировать свою жизнь. Это явно не лучший возраст, чтобы рассыпаться на мелкие детали, словно ты не человек, а всего лишь конструктор лего. Больше всего на свете мне хочется просто посидеть в тишине и темноте, чтобы наконец-то прийти в себя. Где-нибудь в углу комнаты, как будто это клип Тейлор Свифт, где в конце всё обязательно будет хорошо. Мне хочется просто заснуть и проснуться только тогда, когда всё в жизни снова придёт в норму. Питлик, наверное, ударил бы меня, если бы, конечно, мог, а потом бы сказал, что я не имею права вести себя так с каждым из них. У всех на планете же бывают трагедии, тогда почему я так эгоистично превозношу свою личную? Жаль Радулов сейчас не гостит у меня. Немного его русского акцента, и я бы, вероятно, перестал ненавидеть всё вокруг хотя бы на миллисекунду. Может, просто набрать русского и попросить его рассказывать мне сказки на ночь? Боюсь только, что он совсем не будет в восторге от этой идеи. Кто-то сходит с ума от потери четвероногого друга, а кто-то — из-за разбитого сердца. Причина моего сумасшествия? Мне кажется, всего понемножку. Ненависть к окружающим, бесконечные пьянки и девушки, которых, казалось бы, вообще не заботило, что я не помнил их имён на следующее же утро. Если вообще когда-нибудь эти имена знал. Голова кружится, словно я только что слез с американских горок, а не предпринял попытку встать с кровати. Кто вообще придумал подъёмы в шесть утра, если тренировка начинается вечером? Иногда мне даже казалось, что Джейми установил в моём доме скрытые камеры. Специально для того, чтобы звонить мне в одну минуту седьмого с лекцией собственного сочинения «здоровый сон и здоровое тело». В такие моменты мне хотелось послать команду куда подальше, перевернувшись на другой бок. Что требуется человеку для того, чтобы снова начать жить? Пинты пива и дурацкие телешоу по кабельному телевидению? Зависимость от работы? Или, может, открытые встречи с друзьями? Говорят, что общение лечит раны, а значит, и сами люди могут как-то помочь. Мама первой заметила, что мне была нужна помощь. Игры перестали приносить мне удовольствие, постоянные наставления тренера, как правило, игнорировались, а потом, конечно, влекли за собой вереницу конфликтов. Меня тошнило и от формы, и ото льда, кажется, я впервые хотел, чтобы этот долбанный лёд растаял, а я мог спокойно сесть и сделать вдох. Шутки в раздевалке больше не казались мне такими смешными, а интервью от TSN не были столь увлекательными как раньше. В этой жизни словно кто-то выключил свет, не дав мне даже костыль, на который я бы смог опереться. Дом превратился в настоящую свалку. Ребята из менеджмента команды даже не смогли снять новый выпуск «В гостях у хоккеиста» с моим участием. Наверное, им здорово из-за этого влетело. В хоккее даже пресса работала по нашему графику. Удивительно, что никто из соседей ещё не пожаловался на ужасный запах, исходящий из моего дома. Хотя, вполне вероятно, вонь просто не была ещё настолько сильной. Я уволил Лиз — девчонку из местного университета, которая приходила ко мне на выходных, чтобы превратить беспорядок во что-то похожее на прежний мой дом — потому что она убиралась слишком долго. И, кажется, лишил её хорошего заработка. Обязательно нужно будет попросить прощения, если я вообще когда-нибудь смогу увидеть её. По телевизору идёт комедия с сёстрами Олсен. Интересно, есть ли более успешный дуэт, который до сих пор способен собрать у экранов миллионы зрителей? Не помню, когда я выключал телевизор, а значит, большая удача, что дом до сих пор не взлетел на воздух. Хотя, может, горящий дом смог бы стать мои железным оправданием пострадать немного подольше. Согласно Элизабет Кюблер-Росс, я находился на стадии под названием «депрессия». Только в моем случае я не болел никаким смертельным заболеванием. Я просто был парнем, который потерял родных для него людей. Сложнее всего было справляться с гневом. Словно в том, что произошло, вообще можно было кого-то винить. Разве лишь только жизнь, которая так резко оборвалась, не дав мне даже возможности попрощаться по-человечески. Гнев разъедает ваши отношения с самим собой. Вы словно становитесь токсичным, как будто в системе происходит сбой. Наверное, было бы проще объясниться, если бы я был андроидом. Можно было обвинить во всём того, кто собирал и выпускал мою модель. В гневе вы наблюдаете за всем словно со стороны, а потом хотите провалиться сквозь землю, вырывая волосы и убеждая всех вокруг, что вы не хотели и ничего такого не имели в виду. Не помню, когда в последний раз у кого-нибудь получалось меня рассмешить. Если, конечно, не считать тех наигранных и натянутых улыбок, которые мне приходилось демонстрировать для медиа или друзей. К сожалению, всё ещё приходится разделять личную жизнь и работу, даже если ты известный спортсмен. Люди не делают тебе скидки, думая, что у тебя достаточно сил прожить и без них. Не думаю, что в этой ситуации был другой логичный выход, ведь я всегда терпеть не мог частных психологов, которые слушают тебя, по той лишь причине, что ты снабжаешь их кошелёк парочкой новых чеков. Я не мог рассказать об этом и семье, в конце концов, они, так или иначе, несли этот груз вместе со мной. Не только я потерял бабушку и дедушку. Мои сёстры тоже их потеряли. Мои родители лишились своих родителей. Мне даже думать об этом до сих пор страшно. Помню, как ходил к такому специалисту в шестнадцать. Мне казалось, что все в мире настроены против меня и не слышат великой мысли, которую я так сильно пытаюсь до них донести. Кажется, та женщина меня даже не слушала, кивала головой, где надо, или тяжело вздыхала, словно слушать меня ей было больно физически, а стоило только прозвучать таймеру, она бросала быстрое «До встречи, Тайлер» и вела меня до двери. Кажется, мои родители никогда ещё так напрасно не тратили деньги. Может ли мир рухнуть от одного телефонного звонка? Вы нажимаете «принять вызов», ожидая услышать обычный, радостный голос матери. Думаете, что она звонит, чтобы сообщить об успехах вашей сестры или о том, что отец решил завести ещё одного пса, потому что в доме как раз достаточно места. Но вы слышите всхлипы, переходящие в рыдания и только потом осознаёте, что ничего уже нельзя изменить. Узнав, что бабушки больше нет, я взял перерыв от игр, чтобы быть рядом с теми, кого люблю больше всего на свете. Отключил телефон, чтобы никто не доставал меня своими дебильными звонками, сопровождающимися бесцветными «Тайлер, нам очень жаль». Обычно в интонации таких людей читается что-то вроде «мы так рады, что на твоём месте не мы», «мы так рады, что наши близкие в порядке, Тайлер!». Уверен, что дедушка что-то чувствовал. Кажется, эта неделя без бабушки была для него самой одинокой и самой ужасной в жизни несмотря на то, что мы полностью окружили его вниманием. Кажется, тогда мы ещё не понимали, что он потерял намного больше нашего. Он потерял человека, которого любил больше всего на свете. Дедушки не стало через неделю. Интересно, бабушка скучала по нему там, наверху, так же сильно, как он скучал по ней здесь? Или желала, чтобы он прожил с нами ещё несколько прекрасных моментов? Господи, как бы я хотел, чтобы моё тело перестало болеть. Понятия не имею, какая из смертей окончательно раздробила мою способность мыслить рационально. В конце концов, я не имел право сравнивать эти две смерти, выбирая более важную. И бабушка, и дедушка были моей семьёй. Частью меня, которая уже никогда-никогда не вернётся. Кажется, моя точка кипения стоит на том дне, когда я перестал двигаться дальше. Нас никогда не трогают события, охватывающие большое количество людей, верно? Но стоит вырвать одну единственную историю, и мы можем заставить переживать даже самого чёрствого человека на свете. Не помню, почему мне вообще пришла в голову идея пойти в группу поддержки. Наверное, хотелось, чтобы кто-то взял меня за руки, попросил рассказать о том, что меня беспокоит. Джейми назвал эту идею сумасшедшей. Особенно тут, в Далласе, месте, где каждый второй человек знает меня в лицо. Интересно, болельщики посещают анонимные собрания с целью найти там своего любимого игрока? Питлик посоветовал мне зайти в бар и найти там новую девушку, словно я уже не испробовал этот способ тысячу раз. Почему тысяча первый вдруг тоже будет не мимо? Удивительно, что «Три вишни» до сих пор не выдали мне карту постоянного клиента. Кажется, я единственный делал им выручку дня. Объявление Аарона было лишь на третьей страницы гугла. Похоже, что группа, которая понравилась мне больше всего, была совсем безнадёжной, если уже не успела закрыться. Был единственный способ проверить — всё-таки туда прийти. Аарон выглядит чуть старше меня, хотя я никогда не умел точно определять возраст. И наверняка всё ещё живёт вместе с мамой, которая собирает ему на встречу группы поддержки пакеты с едой. Радует, что Аарон не узнаёт меня, а значит, возможно, тут никто никогда не узнает о том, что меня зовут Тайлер Сегин. — Ты можешь выбрать себе псевдоним, — говорит Аарон, ставя пакет с едой на стул у пианино, — все тут так делают. Не помню, когда сюда приходил последний человек, называвший своё настоящее имя, — он пожимает плечами, окидывая меня взглядом, словно пытаясь понять, что именно я тут забыл. — Почему ты вообще этим занимаешься? — вопрос вырывается сам по себе, я даже не успеваю просто подумать о том, чтобы прикусить язык. — Людям-то помогаю? — Аарон смеётся, словно я только что рассказал ему смешную историю. — Ты делаешь это бесплатно, а значит… — осекаюсь, пытаясь подобрать слова. Что-то в его взгляде меняется, словно мой вопрос заставляет его промотать всю его жизнь перед глазами. — Я потерял маму, когда был совсем маленьким, — Аарон вздыхает, — знаешь, я помню, что мне было трудно, а у отца не хватало денег на хорошего частного специалиста. Мне хочется давать людям шанс… Ну, новенький, давай проходи. Наверное, следует ударить себя за мысли о том, что группу поддержки ведёт маменькин сынок. За несколько минут разговора этот парень помог мне намного больше, чем всё, что произошло со мной за последний месяц. Я следую за Аароном в следующую комнату, отмечая, что тут довольно прохладно. Кажется, на сайте нужно обязательно повесить пометку о том, что нужно тащить сюда с собой плед. — Можешь выбрать любое место, — Аарон кивает на стулья, которые выстроены в кружок, — сегодня ожидается около семи человек. Можно сказать, что ты попал на премьеру спектакля. — Можно ещё вопрос? — Правда ли меня зовут Аарон? — комната заполняется его смехом, а я так и остаюсь без ответа на свой вопрос. Девчонка, сидящая напротив меня, выглядит совсем молодой. Интересно, как давно она ходит сюда и почему? Пытаюсь улыбнуться, когда ловлю на себе её изучающий взгляд, но, наверное, пугаю, потому что она тут же смотрит на моего соседа, словно меня тут вообще нет. Аарон говорит что-то обо мне, рассказывает другим, что нужно уметь принимать в компанию новых людей, которые потерялись или ещё не нашли себя. А я начинаю думать, что выбрал неправильную группу поддержки. Я совершенно не знаю, с чего начать, а сердце бешено колотится в груди, надеюсь, что это хотя бы не так очевидно для всех остальных. Не хватало только и здесь ещё опозориться. — Меня зовут… — не уверен, что хочу назвать им своё настоящее имя, теперь я даже не уверен, что получить помощь было хорошей идеей. Мне хочется позвонить Бенну и попросить его приехать ко мне и поиграть в приставку, но я просто делаю вдох, собираясь с мыслями, — Т… — Тайлер почти срывается с губ, но я вовремя делаю паузу, — Джейми. Меня зовут Джейми. Они отвечают хором, наверное, на автопилоте, но это почему-то разряжает напряжение вокруг нас. — Привет, Джейми! — кажется, эти два слова действительно помогут мне отпустить старую жизнь, но вслух я говорю совсем другое. — На самом деле, не думаю, что я вообще должен быть здесь. И только во взгляде девчонки напротив я могу прочитать, что никто из них тут быть не должен. Девчонка представилась Хан-ной. Все понимали, что имя не может быть настоящим, а мне хотелось узнать причину, по которой она вообще решила его придумать. Рядом с ней сидит парень, чьё тело полностью покрывают пирсинг и татуировки, я почти уверен в том, что он узнал меня. Надеюсь, что у него хотя бы хватило ума не рассказывать об этом всем остальным. А уж особенно своей соседке по кругу, Хан-не. Не знаю, когда девчонка по имени Хан-на стала неотъемлемой частью моей жизни. Может, в тот момент, когда Юки не пришёл на встречу, а я занял его место. А может, когда я написал её имя у себя на лбу, не забыв поставить дефис между двумя слогами. Хан-на много говорит о себе, упоминает отца, который, кажется, пытается найти успокоение в бесконечных путешествиях по стране, как будто это поможет ему вернуть жену. Кажется, Хан-на не помнит ничего о своей матери, кроме своей любви к ней. Не понимаю, как можно бросить такую девчонку как Хан-на. Я рассказываю ей о бабушке и дедушке, о том, что, наверное, жизнь — самая несправедливая штука на свете. Показываю фотографии, которые сделал вчера на тренировке, упоминаю хоккей, но так и не раскрываю своего настоящего имени. Думаю, мы оба ещё к этому не готовы. Не помню, сколько времени я провёл в группе поддержки. Не знаю даже, ведёт ли Аарон свою деятельность до сих пор. Я бы порекомендовал его страничку своим друзьям и знакомым, но они наверняка подумают, что платить пять сотен долларов в час намного эффективнее, чем сидеть в кружке и держаться за руки, как делают это идиоты из фильмов. Хан-на и я никогда не договаривались о встречах. Каждый из нас выбрал место в Далласе, где чувствовал себя безопасно. Аарон говорил, что мысли о безопасности помогают нам настроиться на нужную волну. Сегодняшней моей волной была сама Хан-на. Я нашёл её возле Старбакса, который, кажется, был единственным местом, которым девушка всё ещё дорожила. Девчонка держала в руках мел, пытаясь нарисовать идеальное по форме сердце вокруг своего имени. Хан-на. Чёрт возьми, как же красиво выглядело это слово написанным на стене. Намного круче, чем если ты произносишь его вслух. — Хан-на? Так и знал, что ты не могла выдумать это сама, — смеюсь я, присаживаясь рядом с ней. Возможно, мои догадки — полная чушь, но кровь, приливающая к её щёкам, свидетельствует об обратном. — Мамина идея, — Хан-на пытается отвернуться, словно я только что поймал её за чем-то постыдным, — но я люблю своё имя, — произносит она чуть твёрже, наверное, чтобы я не успел засмеяться. — Привет, Хан-на, — выдерживаю паузу между слогами, мысленно представляя как красиво смотрится её имя, написанное на бумаге, — меня зовут Тайлер. Сказать своё имя, оказывается, пожалуй, самым лёгким моим решением за последние несколько лет. Тайлер. Наконец-то я не Сегин, не хоккеист, не звезда, подающая надежды. Я Тайлер. Просто Тайлер. Хан-на молчит, заставляя меня волноваться. Её руки дрожат, но дело далеко не в температуре. — Уже скучаешь по Джейми? — смеюсь я, вспоминая Бенна, который с самого начала отнёсся к моей идее со скепсисом. — Ага, знаешь, он же в курсе о почти всех моих секретах, боюсь, как бы он не рассказал их Тайлеру. Я ничего не знаю про этого парня, — мне хочется просто обнять её, не выпуская и не отпуская никуда. Хочется рассказать ей о том, что нашёл её отца, рассказать о том, что ему ужасно жаль и что он ждёт не дождётся встречи с собственной дочерью. Нам всем нужен второй шанс. Когда-нибудь может быть просто поздно. — Тайлер играет в хоккей, любит яичницу, ненавидит вставать по утрам. Тайлер потерял очень дорогих ему людей и решил пойти в группу поддержки, знаешь, в такую, где все сидят в кругу, а потом говорят, что не пьют уже месяц. А ещё он, кажется, влюблён в девушку с самым крутым именем, которое только можно придумать. Вроде бы её зовут Хан-на, — не могу удержаться от ухмылки, — она так сильно любит своё имя, что пишет его абсолютно везде. Хан-на смеётся, шутливо толкая меня в плечо: — Эй, мы не были группой анонимных алкоголиков, я расскажу Аарону, что он зря принял тебя в наши ряды, — я впервые вижу Хан-ну такой весёлой. Впервые я ощущаю таким весёлым и себя. — Как насчёт свидания послезавтра, Хан-на? — произношу я тихо, боясь, что она ответит: «Нет». Или вообще убежит прямо сейчас и никогда-никогда не вернётся на наши «места безопасности». — А что, завтра у тебя свидание с Мел-ли? Или игра? — она смешно тянет имя Мел-ли. Интересно, есть на свете девчонка, которую зовут вот так? — Завтра ты встретишься с отцом, — говорю я быстро, а затем осторожно беру Хан-ну за руку, — знаешь, было довольно легко найти родителя, у которого есть ребёнок по имени Хан-на. Он безумно скучает по тебе, Хан-на. Пожалуйста, дай ему шанс. Она долго молчит и больше не улыбается. Господи, что если она вообще не хочет видеть своего отца? Что если я всё только испортил? — Кажется, завтра я ужинаю с отцом, — тихо говорит она, улыбаясь. Я больше не могу сдерживаться, поэтому быстро целую её. Эта девчонка сводит меня с ума. — Смотри, кажется, Хан-не немного одиноко на этой стене, не против, если Тайлер посидит рядом? Мы снова смеёмся, много целуемся, но главное — не расцепляем наших рук.