Нежность и чувственность для чистых и неиспорченных тел и умов, что способны думать светло, похотливо разглядывать, сохранять огонек в глазах, пока не видят, как какой-нибудь ребёнок, что хочет утащить часть сладости, которую получит только на обед. Грязь и распутность… Преодолевать любую мерзость лишь бы достичь оргазма, который порой доведён до автоматизма. В дальнейшей игре превращается в сухое, противное послевкусие, что настигает после волны крови в теле и бешено колотящегося сердца.
Тебе сегодня исполнилось восемнадцать, и ты решил отпраздновать, попробовать что-то новое. Ты такой чистенький, властный, получаешь всё, что захочешь. Занимаешься сексом ради развлечения, чтобы как-то побороть свои тёмные мысли. Ты упырь, жаждущий крови и глушащий один голод другим, тебе нужна власть над своим телом и телами других. Я буду грубой, я буду жестокой, ты будешь давиться слюной, твоё тело будет осаждать раны, кровоподтёки, синяки. Я сломаю тебе парочку костей. Садизм, издевательства… Чтобы получить что-то, нужно хорошо попросить. — У меня это впервые, — говоришь ты, когда я подхожу к тебе с плёткой в красном костюме из латекса, который был сплошным: ноги и руки скрывались под красным облегающим латексом; я была в образе красного латексного зайчика из плейбоя. — Ты искал что-то новое, и ты нашёл, — отвечаю я, обнажая ровные белые зубки, искажая глаза в хищном прищуре. Ты немного жмёшься, чувствуя себя некомфортно, потому что я владею ситуацией, а ты как птичка с поломанным крылом около кошки. Тогда я обхожу тебя по кругу, оценивая со всех сторон. Ты стоишь и улыбаешься, когда я делаю второй обход вокруг тебя, как Земля вокруг Солнца, изучая то, с чем мне придётся иметь дело. Ты начинаешь улыбаться ещё шире, не замечая, что моя плеть завязывается у тебя на ногах, и стоит мне потянуть, как ты упадёшь на колени. — Что смешного, раб? — задаю вопрос, а ты лишь ухмыляешься ещё сильнее. — Я не раб, меня зовут Роман Готфри. — Ты здесь, а значит, у тебя нет ни имени, ни фамилии, ты никто и ничто, ты раб, — мой неторопливый, даже можно сказать, лениво тихий голос чем-то напоминает довольное мурчание леопарда. Я делаю третий обход, проводя рукой по твоей груди в белой рубашке, жилету, что расстёгнут настежь. Затем делаю четвёртый и пятый круг, и ты поддаёшься мне, откликаешься на эту непримечательную ласку моей руки, что скользит по твоему телу. Ты начинаешь пытаться отслеживать моё лицо и действия. И вот ты хватаешь меня за плечо, пытаясь остановить это. — Может, начнём, и ты подаришь мне удовольствие? — уверенно и властно произносишь ты своими пухлыми губками, думая, что получишь всё и сейчас, наивный гордый мальчик. Мои кружения около тебя напоминают акул, что собрались есть. В ту же минуту там, где ты меня останавливаешь, я отступаю, и ты падаешь на четвереньки. Пока ты пытаешься понять, что за чёрт, я так же быстро фиксирую, чтобы тебе было сложно шевелиться. Твои ноги связаны моей плетью, как лианой, что сковывает движения, и так же быстро скручены и руки. Я хватаю тебя за прилизанную шевелюру, сжимая в руке и держа, причиняя боль. Ты морщишься и стонешь, когда моя хватка усиливается, а затем я дёргаю тебя к себе. — Чтобы получить удовольствие, ты должен его заслужить. Ты понял, раб? Ты непонимающе шокирован тем, что тебе указали на твоё место. — Если что-то не нравится, то можешь уйти прямо сейчас и не возвращаться. Обратного пути не будет, — я внимательно смотрела на тебя, ты же с минуту помялся, а после согласился. Ты стоишь на коленях, я провожу по твоей груди прутиком из латекса, у которого на конце толстый слой кончика латексной ткани, похожей на ту, что на мне, медленно провожу им, давая тебе ощутить твёрдость прута, и бью тебя; от неожиданности ты издаёшь сдавленный крик. Я ухмыляюсь, надавливаю ногой на твой вставший член под брюками и то усиливаю давление, то послабляю. Это действует безотказно, ты стонешь. Ты готов кончить; я доводила тебя до точки. Ты тянешься поцеловать меня в губы и получаешь лишь пощёчину. — Никаких поцелуев, раб! Твои глаза становятся мутными от грядущего оргазма, который берёт верх. Я откидываю тебя в сторону, а после ты переворачиваешься на спину. Отдышавшись, ты говоришь: — Ни разу со мной такого не было, и ведь ты всего лишь сделала мне слегка больно, — с негодованием ты пытаешься понять, что вообще произошло и почему это вызвало такое наслаждение. — Всё бывает впервые, дорогой, — сжимая рукой его горло, я вглядывалась в его глаза и улыбалась. — Твоё время вышло, мальчик, возвращайся к своей мамочке. Похлопав на прощание тебя по щеке, оставляя со своими мыслями, в твоих глазах я прочитала что, всё, что было до меня, стало ничем.Неправильно! Неправильно! Химически что-то со мной не так, И я не вру — это на самом деле Неправильный генетический код. Я кончал плохо, преследуя не те цели, Неправильный план был не в тех руках, в которых нужно, Неправильная теория для неправильного человека, Неправильная ложь проходит не так, как нужно, Не те вопросы, не те ответы…
***
Я уже хотела думать, что милый упырёныш не появится, но нет, пришёл мальчик с комплексом бога, избалованный и страстно любимый своей мамочкой. Что общего у полувампира и у суккуба? Похоть в поиске новых ощущений, что сковывают твоё тело и заставляют мыслить трезво, чтобы оценить чистоту экстаза. Ты напрашиваешься на ещё одно рандеву. Я не соглашаюсь, и ты бесишься, ругаешься, забываешься в алкоголе и наркотиках, ища очередную, в чьих объятьях попытаешься забыться. Не помогает; ты скулишь, умоляешь, требуешь, угрожаешь, но твои связи и деньги тебе не помогут — у меня власти больше, чем у тебя, жалкий полукровный упырёныш. Ты встретил меня только потому, что я захотела, мне нравится смотреть на твои страдания. Ты пытаешься найти меня. И всё же мне было любопытно снова видеть тебя на одном из мероприятий, где были все самые известные и богатые, одним словом «бомонд». Я была расслаблена и умиротворена, чувствуя себя в своей стезе притворных глупцов и зазнаек. Они все были для меня одним источником, который я могла пить безвозмездно. Я стояла, попивая шампанское из узкого бокала, на верхнем этаже, откуда был лучший вид на этот праздник задавак. И откуда ни возьмись появился ты, весь чуть ли не дрожащий, словно мелкая собачонка, которая то ли умирает, то ли радуется. Ты налетаешь на меня, словно наконец-то обрёл то, что хотел. Из-за тебя проливается содержимое моего бокала. Я смотрю на лужицу, а затем на тебя, осознавшего свою вину и отступившего на шаг. — Тебе было мало? Ты меняешь позицию, чтобы стоять ко мне ни далеко и ни близко, но твоё лицо так и норовит быть ближе. Смотрю на тебя из-под полуопущенных светлых ресниц, ты так близок, буквально дышишь мне в лицо. Волнение и радость видны в твоих глазах, слишком явные. Ты не победил, лишь увидел финиш. — Я думаю, что это любовь, — говоришь ты тихо, но я слышу и смеюсь тебе в лицо, заливаясь смехом и отталкивая тебя. Ты поддаёшься, хоть на вид можно сказать, вряд ли мне удалось сдвинуть тебя с места, но ты покорный и сохраняешь мой интерес. Минута, и ты снова подходишь, всматриваясь мне в лицо, ища в нём что-то. А я беру новый бокал шампанского и делаю глоток. Ты же становишься так, чтобы закрыть мой обзор местной иерархии, чтобы я смотрела только на тебя. Отчаянно желая привлечь моё внимание, говоришь мне в плечо так пылко: — Это странная любовь, я знаю, но это она. Я лукаво заглядываю в твои глаза, в которых так и бушует страсть, которую я могу осушить, но что-то мне подсказывает, что ты отличный неиссушимый донор этой энергии. Я провожу пальцами по твоему подбородку и щеке, а ты нервно сглатываешь, облизывая нижнюю губу. — Ну, давай поиграем.Странная любовь, Странные взлёты и странные падения, Странная любовь, И это моя любовь, Странная любовь. Если мне подаришь её, Если примешь боль, Я подарю её тебе Вновь и вновь. Ответишь ли ты тем же? Наступят дни, Когда я собьюсь с пути. Я схожу с ума, Ведь я согрешил, Но лишь потому, Что живу, как хочу. Я не пытаюсь сказать, Что всё получится так, как хочу, И всегда готов учиться, Если у тебя есть, чему меня научить, И я сделаю мир прекрасней, Я заставлю твоё сердце улыбнуться.
Я надела на тебя ошейник с креплениями для рук, что сковывал запястья. Позволяя целовать свои пальцы, я сжимаю твой подбородок, оставляя во рту свой указательный палец, который ты сосёшь. Эти раскрасневшиеся губки… Отнимаю свои пальцы от твоих губ, но ты строишь гримасу протеста. Моя рука скользит по твоему телу подобно змее. Ты наслаждаешься, пока я провожу своими ногтями, оставляя следы тонких красных линий на твоём торсе. Сегодня — фиолетовое латексное платье, к которому ты прикасаешься языком, губами, но не рукой ровно настолько, сколько я позволю. Трёшься, жаждешь, чтобы я села на тебя сверху. Сладковато-горькие сжатые зубы, пальцы, что стараются вцепиться в последней попытке спасения от того, что запредельно для тебя, и ты теряешь себя прежнего, обретая нового. Скулишь, просишь ещё и не останавливаться. Не важно, чего хочешь ты, важно, что я сделаю с тобой. Я буду делать только то, что посчитаю нужным. Твои мягкие губы такие красные от твоих же укусов ожидания, когда я прикоснусь к ним. Тебе повезло — я была в хорошем расположении духа. Немного проголодавшись, впиваюсь в твои закрытые губы, целуя и кусая сильнее, чем заставляю кровоточить их, слизываю кровь. Ты ахаешь, открываешь рот; больно и приятно мой язык проводит по твоим губам. В твой приоткрытый рот я запускаю большой палец руки, прикасаясь к внутренней стенке щеки. Слюна начинает капать из твоего рта. Я не позволяю закрыть его и начинаю кусать дальше твою шею, грудь. Оставляя твой рот в покое, вцепляюсь руками тебе в голову и целую тебя. Ты стонешь; мой поцелуй углубляется, требовательно, без перерывов черпая из тебя всю страсть и желание. Всё твоё тело начинает бить мелкая дрожь, всё вокруг тебя пульсирует. Я беру даже больше, чем хотела, заставляя твоё тело становиться слабее. Отпускаю, ты без сил. Смотришь на меня, уставши, с трудом шевелишь рукой и ногой. Эта приятная усталость тебе нравится, как и большинству; ты расплываешься в улыбке. Твои сладкие губки кажутся ещё более пухлыми из-за их покусывания и моего финального штриха: доведения до кровотечения. Кроваво-алые губы, что требуют ещё…