***
Сакура — символ чистоты и непорочности, но при этом всего лишь древо, что является недолговечным. Невольно задаешься вопросом: почему чистота? Почему непорочность? Почему не скорый конец? Скорая погибель истинной красоты. Красота недолговечна. А что насчёт скал — безвольных каменных глыб? Что они из себя представляют? Серые одинокие груды, готовые забрать не одну жизнь. Они вечны. Но уродливы ли? Да. А что если, все люди в этом огромном мире без конца и края, разделены именно так: скала и сакура, уродство и красота, вечность и скорый конец?***
— Тц! Какое уродство! — нечасто встретишь человека способного высказаться лишь так и никак иначе о нежных лепестках поистине волшебного дерева — сакуры, устлавшего собой каждый миллиметр выложенной из белого булыжника дорожки. — Шу! Не говори так! — тихий женский голос, прозвучавший, как чистейшие партии на арфе, приятной музыкой надолго врезался в уши. — Нельзя считать уродливым все то, что ждёт конец. Пусть красота недолговечна, без нее этот мир не был бы таким, каким мы видим его сейчас. Нужно наслаждаться каждым моментом проведенным в ее окружении. — на пару секунд в воздухе огромной серой тучей повисло молчание, но улетучилось так же быстро, как и появилось. — Всё-таки в этом мире все когда-то находит свой конец — рано или поздно. Даже жизнь, таких как вы, будет подведена к логическому завершению. Парень медленно приподнял тяжёлые веки, поворачиваясь к ней, смотря несколько отрешенно, безразлично. — Говоришь, все найдет свой конец… Даже я? — ветер метал копну пшеничных волос в его лицо, скрывая под собой пронзительную голубизну глаз, похожих на летнее небо в ясный день. — Верно. Но кто станет решать, когда и как заканчивать жизнь такому уроду, как я? Не ты ли хочешь стать тем, кто закончит мою жизнь? Не ты ли хочешь стать тем, кто докажет мне что уродство точно так же имеет право на свой скоропостижный конец? И если все-таки решишься, помни: я всегда буду стремиться доказать обратное — скоропостижно умирает лишь красота. Убей меня, если сможешь. В его руках засверкал серебряный кинжал. Чистое гладкое лезвие переливалось в лучах ласкового солнышка, в то время как по рукояти извивались десятки выгравированных змей. Это могло означать лишь одно — пути назад нет. — Да начнется игра. — уверенно и четко проговорил Шу, вкладывая в дрожащую ладонь девушки оружие, способное на многое, способное отобрать многие жизни. — Да начнется игра. — губы ели-ели шевелились в то время как страх пронизывал собой тело, протекал кровью по венам, заполнял каждую клеточку разума, не позволяя мыслить здраво. Две пары таких разных глаз встретились в одной лишь точке за тем, чтобы разделить друг с другом душу, открыться в последний раз. Одни — выражали страх, недоумение, печаль, неготовность сделать шаг, в то время как другие горели азартом и не отражали в себе ни капли настоящих эмоций, ведь их просто нет, просто не существует. Поистине ценный момент, ведь вскоре одни из этих глаз закроются, уже навсегда. Время застыло, давая им насладиться этим мгновением, давая им закрепить его в памяти навечно. Сейчас плевать на то, как красив мир, сейчас плевать на все — есть лишь глаза, что смотрят друг на друга не отрываясь, боясь даже моргнуть. Шу стал медленно приближаться, сокращая расстояние между ними, пока их не разделили несколько жалких миллиметров. Парень тихо, монотонно произнес строчки которые врезались в сердце остриями сотен клинков, опаляя жаром своего дыхания чувствительную шею девушки: — Ничто не вечно под луной. Но жизнь Бессмертна эстафетой поколений. Коль этим даром, друг мой, дорожишь, Оставь свой след, отбросив яд сомнений*. — Он взял ее бледную дрожащую руку, что сжимала вековое оружие и направил прямо в сердце. В свое сердце. — Давай! Докажи мне, что уродство не вечно. Его клыки пронзили тонкую девичью шею, а губы мгновенно окрасились душистой кровью. Багровая струя засочилась по шее пачкая собой миленькое белое платьице. А она не может… Не может этого сделать! Не может закончить его жизнь! Он слишком дорог! Дороже тысяч сокровищ! Серебряный клинок беззвучно упал на землю. Слишком поздно. Это конец. Шу аккуратно уложил безжизненное тело на землю, что окрасилась кровью. Пусть он убил ее так легко, впервые его сердце билось в таком бешеном ритме. — Я ведь говорил, лишь красота не имеет права на долгую жизнь, а ты была поистине красива. — он опустил ее веки, навечно скрывая под ними голубизну глаз что глядели с такой нежностью. Шу долго смотрел на нее. Отказывался уходить. Он просто сидел все так же, под тем же деревом, в том же месте, на той же земле. Так шли часы. Шу поднял с земли одинокую ветку сакуры и поднес к лицу, вглядываясь в ее нежные цветки. — А ведь всё-таки сакура красива. Ветвь, усыпанная розовыми бутонами цветков, легла на девичью грудь, окрасившуюся кровью. — Она ведь нравится тебе, да? После этих слов он ушел, поклявшись себе в том, что больше никогда не заставит себя вспомнить ее глаза.***
Ветер срывал с деревьев лепестки и разметал их по земле, заносил на искрящуюся в лунном свете воду. Он снова пришел сюда, чтобы посмотреть на прелестные лепестки сакуры, чтобы вспомнить ту самую голубизну ее глаз…