kiss n' tell

and you smelled of smoke we don't know where heaven is and i'm feeling cold but i guess we're different *

Чимина трудно отнести к религиозному типу людей, но во что он верит без сомнений, так это в то, что их встреча с Тэхеном была предначертана судьбой. Ну не могут два пазла сойтись так идеально, если в этом не замешаны какие-то высшие силы. Их матери были лучшими подругами со студенческих лет. Именно эта ниточка стала лишь первой из множества прочих, которая связала их так туго и крепко, что, пережив неловкий пубертат и первые склеенные страницы порножурналов под кроватью, они все еще держались друг за дружку крепко-накрепко, порой жертвуя самым личным, дабы не скрывать от другого даже один единственный секрет. Так или иначе, но именно с маленького и довольно безобидного секрета и пошла первая стрелка по их безупречной семнадцатилетней дружбе. Где-то лет с тринадцати Чимин стал замечать в себе некоторые непохожести на других ребят из класса. Его нисколько не интересовала возможность приударить за Джинни — самой красивой девочкой в их средней школе или, к примеру, подергать Тиффани за лямку ее первого лифчика. Он не заглядывал одноклассницам под юбки их платьиц и не мечтал отдавить ноги одной из них на зимних танцах. Вместе с тем, Чимин стал гораздо чаще засматриваться на жилистые руки тренера их школьной футбольной команды, и к своему лютому ужасу, краснеть и млеть перед грубыми и сильными старшеклассниками. Тэхен, как его лучший друг и родственная душа, обязан был рано или поздно узнать правду, что он и сделал, когда им обоим стукнуло по пятнадцать. К счастью, это нисколько не повлияло на их отношения, но к небольшому списку условий, которые ни в коем случае нельзя было нарушать, дабы сохранить дружбу, прибавился всего один пункт: «не западать на родственников своего бро». И все бы ничего, если бы у Тэхена не было несправедливо горячего старшего брата, который владел всей их школой, благодаря своему природному обаянию, широким плечам, точеному прессу, оливковому загару и дебильной привычке повсюду разъезжать на своем крутом железном байке и беспорядочно вступать во все местные драки. Чон Чонгук был здоровенным бельмом на глазу у всех, кто имел мало-мальски приличное зрение. Чистейший прототип «плохого мальчика», от мыслей про которого по ночам простыня увлажнялась, а белье наутро выбрасывалось в корзину для стирки. Чимин ничего не мог поделать с тем, как его тело неумолимо отзывалось стадом мурашек и крапинками пота на лопатках при виде полуобнаженного выпускника каждый раз, когда он отдыхал у Тэхена дома, купаясь в бассейне или просто загорая на шезлонге в последние деньки лета. Положение еще сильнее усугублял тот факт, что Чонгук не имел предпочтений в своей бурной сексуальной жизни. Его еженедельно видели как с глуповатыми чирлидершами, так и с милыми, но слишком доступными парнишками из школьного драматического кружка. Так что Чимин страдал вдвойне, наблюдая за тем, как объект его многолетней влюбленности готов флиртовать даже с табуреткой, но на него никогда не посмотрит иначе, как на младшего братишку. Но, может, это и к лучшему, раз уже Чимин все равно никогда бы не посмел нарушить их с Тэхеном уговор. Никаких интрижек с членами семьи. Даже если они выглядели, как гребаные рок-звезды и занимали не особенно приличные мысли 24/7. — Чувак, ты снова залип, — Тэхен хлопает ладонью по светло-голубой поверхности бассейна, расплескивая воду по аппликационным бермудам приятеля, который сидит на бортике и уже полчаса зачем-то мочит ноги, не решаясь наконец нырнуть. Чимин машет золотистыми волосами, скорее возвращаясь в реальность. Шутливо пихает носком Тэхена в плечо, разводя следом небольшие волны по мирной глади воды. Это последний день лета. Завтра первый день старших классов и ежедневная рутина, от которой уже на вторую неделю захочется удавиться шнурком фирменного галстука. Кроме этого, они с Тэхеном состоят в школьном совете, и им уже дали заочное домашнее задание для будущей ярмарки, о котором мальчишка не мог перестать думать вот уже двое суток.  — Тэхен, какого черта?! Конечно же это не единственное, о чем Чимин не мог перестать думать. Чонгук, только что влетевший на задний дворик, не покидал мальчиковых снов с того самого дня, как Чимин впервые увидел его в этих неприлично низких шортах Calvin Klein. Юноша сигналит младшему брату какими-то белыми проводами, обвиняя в том, что тот снова взял их без разрешения, а Чимин открыто залипает на его влажные тазовые кости и шесть кубиков пресса между ними. Смущенно опускает лицо вниз, намертво цепляясь ногтями за гладкую плитку бортика, а Тэхен тем временем скоро перебирает ногами под водой, пытаясь одновременно с этим переспорить старшего.  — Какой же говнюк, — рычит приятель, когда выговорившийся Чонгук разворачивается и ступает обратно в дом. Но Тэхен никогда не умел выбрать правильный момент, так что реплика явно доходит до того, кому она адресована, и вскоре парнишке в затылок прилетает наполовину сдутый волейбольный мяч. Чимин не сдерживается и прыскает от смеха себе в ладонь, замечая чуть погодя, что Чонгук остановился на пороге и теперь глядит прямо на него с победной ухмылкой. Отвлекает его очередной всплеск воды, попавший ему прямо на лицо. Тэхен обиженно бурчит себе под нос о предательстве лучшего друга, а Чимин все-таки съезжает попой с бортика, чтобы присоединиться к Тэхену в бассейне.

***

Чимин думает, что в новом учебном году его ждут большие трудности, когда перед самым завтраком ему удается разорвать прямо на заднице новенькие школьные брюки. На их замену получается вытащить из нижней полки гардероба те, что он носил еще два года назад. И не так, чтобы мальчишка набрал много веса, но в четырнадцать его пятая точка все же была гораздо компактнее. Чимин пробегает по гостиной, натягивая лямку рюкзака на плечо, обещая матери позавтракать в школьной столовой перед первым уроком. Его ноги нещадно натирает душная, синтетическая ткань брюк, которые очевидно малы, но тот ловко перепрыгивает через ступеньки, рискуя разорвать какой-нибудь особенно тугой шов между ног, желая заткнуть сигналку тэхеновой тачки хотя бы на секунду.  — Чувак, — присвистывает лучший друг, поднимая брови, — это леггинсы?!  — Заткнись, — шикает на него мальчишка, прихватывая с правой стороны ремень безопасности, — я порвал свои брюки.  — Печально, — подытоживает Тэхен, слишком гадко ухмыляясь, — но в этом прикиде ты точно надолго не останешься одиноким. Он получает от приятеля несильный удар в плечо прежде, чем заводит ключ в замке зажигания и, смеясь, двигается с нагретого местечка у велосипедной дорожки. Они слушают по радио какой-то заезженный, но чертовски приставучий летний хит, напевая на никудышном английском, и чем ближе подъезжают к школьному двору, тем сильнее Чимин ощущает неуверенность в том, что он готов к этому предвыпускному году. И вроде бы, бояться нечего: с ним лучший друг, он в школе не последняя личность, да и с успеваемостью никогда не возникало проблем. Но все-таки Чимин уверен, что уже этой осенью его ждет нечто гораздо большее, нежели работа над школьной газетой и предстоящая благотворительная ярмарка для сбора средств. У него пока нет идей, что это может быть, но сомнений нет: что бы это ни было — оно изменит все. Тэхен прикрывает рот тыльной стороной ладони, когда они шагают к парадному входу главного корпуса, чтобы не засмеяться в голос. Им вслед то и дело кидают многозначительные взгляды, направленные не куда-то, а конкретно в одну точку. Чимин розовеет от стыда за полминуты, как-то слишком жалко пытаясь прикрыть заднее место короткими пальцами.  — У меня есть предчувствие, что в этом году ты станешь еще популярнее, Чим, — рассуждает Тэхен, резко останавливаясь перед нижней ступенькой, когда по всему двору раздается смачный шлепок. Юноша оборачивается, хмурясь от растерянности на лице лучшего друга. Прямо за Чимином стоит высоченный старшеклассник, видимо, из футбольной команды, потому как вместо пиджака на нем светло-голубая джерси с принтом школьного талисмана. Его ладонь болтается на уровне мальчиковой попы, которую только что и ударили прямо на виду большей части школы. — Кто же знал, Пак Чимин, что под своими мешковатыми свитерами ты хранишь такую прелесть, — бесстыдно комментирует Джексон, закусывая от сладкого вида нижнюю губу. Чимин раскрывает рот и закрывает его обратно, теряясь одновременно от жуткого стыда и нежелательного внимания. Между ним и выпускником вдруг становится рассвирепевший Тэхен, который смело пихает парня в грудь, отталкивая прочь от своего лучшего и беззащитного друга.  — Сейчас же извинись, кретин, — угрожает, распрямляя плечи, но все равно получаясь в сравнении со старшим куда менее мощным.  — Как ты меня назвал?! У Чимина от страха за Тэхена начинает кружиться голова, а вокруг немедленно собирается толпа зевак, которая скорее достает телефоны и щелкает вспышками, загораясь от возможности в первый же день учебы наблюдать драку двух популярных учеников. Мальчишка цепляется за рукав рубашки приятеля, пытаясь вразумить простой мольбой:  — Тэ, не надо, пожалуйста. Тэхен же упрямо продолжает задирать голову вверх, пытаясь дать понять ублюдку, что без крови отсюда не уйдет, если тот не сделает, как он требует. Но они с Чимином оба понимают, что ему ни за что не выйти из драки победителем. От того Чимину еще страшнее допустить ее начало. Но первый удар неожиданно приходит ни от того, ни от другого. Крепкий кулак, с острыми костяшками и набухшими сухожилиями под загаром, приходит со стороны, разбивая старшекласснику нос, а, если судить по хрусту, то скорее всего даже его и ломая. Тэхен автоматически шагает назад, не сразу понимая, что произошло. Чимин широко раскрывает глаза и наблюдает в какой-то дурацкой замедленной съемке, как Чонгук валит всем своим весом выпускника на землю, продолжая безжалостно наносить удары по его лицу один за другим без остановки. Отовсюду слышатся крики и даже ободряющие речевки. Сошедшие с ума школьники, будто оголодавшие, приветствуют этот больной праздник насилия в то время, как его виновники стоят в стороне и больше не знают, как все исправить. Когда Чимину удается набраться смелости подойти чуть ближе, чтобы попытаться вмешаться, Тэхен хватает его за пояс и оттаскивает назад, говоря что-то на ухо о том, что Чонгука в подобном состоянии не остановит даже футбольная команда в полном составе. Тем не менее, его удается остановить директору, который очень удачно заезжал на стоянку на своем мерседесе. Используя силу сразу четырех волейболистов, Чонгука получается оттащить и сдержать до тех пор, пока к нему не вернется рассудок. Спустя какое-то время, пока директор и парочка других неравнодушных свидетелей осматривают пострадавшего, придавленного к асфальту, Чонгук поднимает свои черные глаза на крошечного Чимина и глядит, не отрываясь. Мальчишка не выдерживает этот острый взгляд и отворачивается в другую сторону. Тэхен, стоящий позади, успокаивающе поглаживает по лопатке, не делая этим всю эту кошмарную ситуацию даже чуточку лучше. — Вы трое, — директор строго указывает на пришедшего в себя провокатора с разбитой в кровь носовой перегородкой, затем на Чонгука и Чимина по очереди, — ко мне в кабинет немедленно. И пропадает за дверью главного входа через минуту, оставляя на крыльце толпу перевозбужденных подростков. Чонгук уходит первым, ничего не сказав про случившееся. Тэхен фыркает, глядя ему в спину, закатывая глаза от обиды:  — Ему лишь бы покрасоваться, конченный псих. Чимин в свою очередь молчит и, игнорируя взгляды одноклассников, так же поднимается по лестнице наверх, навстречу к своему наказанию, каким бы строгим оно не оказалось по итогу. — Тебе одежду до сих пор покупает мамочка? — тишину в приемной перед директорским кабинетом решает нарушить Чонгук, отвлекаясь от скучного пролистывания ленты новостей в своем телефоне. Чимин удивленно разворачивается к нему лицом, нервно ерзая на неудобном деревянном стуле. Пальцы на коленках отбивают какой-то беспорядочный собачий вальс, а в груди сердце громыхает так, что ребра ноют от его тяжести. Мальчишка сглатывает прежде, чем ответить, и даже дает себе пятнадцать секунд на то, чтобы проиграть фразу в голове перед тем, как озвучить:  — Нет, — от собственной глупости прикусывает себе в наказание щеку, а старший глядит на него с какой-то невнятной расслабленностью. Как будто вовсе не он только что устроил бои без правил прямо на школьном дворе.  — Считаешь со штанами все в порядке? — иронично изгибает одну бровь Чонгук, предвкушая еще один односложный ответ.  — Я порвал другие, ясно? — повышает голос мальчишка, даже привставая от возмущения со стула. — И какого черта ты вообще вмешался? Чимин замечает, как старший сжимает свободный кулак, заляпанный в присохшей к рваной ране на костяшках грязи. У него даже не было времени промыть ранки. Мальчишке становится до тошноты плохо от осознания, что из-за него пострадал тот, мысли о котором в его голове сутки напролет, но и сдаваться его подначкам так просто не хочется.  — Он бы разорвал Тэ на части, — наконец комментирует Чонгук и быстро прячет разбитый кулак за бедро, замечая, что Чимин не сводит с него глаз, — к тому же, никому не позволено так обращаться с тобой. Чимин резко поднимает взгляд, встречаясь с восхитительно очерченным профилем старшего, поначалу решая, что ослышался: — Со мной? Чонгук глядит на него в ответ, и краешком сухих губ улыбается.  — Ты мне — как младший брат. Это просто неправильно. Мальчишка переваривает услышанное, походя скорее всего со стороны на замороженную рыбу, глупо хлопающую большими розовыми губами. В уме крутятся сто и одна причина, почему это утверждение так неуместно и совершенно не сходится с его собственными взглядами, но вслух он говорит лишь:  — Неправильно то, что я могу кому-то понравиться? Старший хмыкает, и Чимин уверен, что это не сулит для него ничего доброго.  — Скорее уж твоя задница. Давясь воздухом, мальчишка забывает, что собирался ответить на подобный выпад мгновением ранее, потому что дверь директорского кабинета открывается и к ним в приемной присоединяется подпухший квотербек, а за ним и верхняя часть туловища самого директора.  — Пак Чимин, — зовет он, вынуждая того вскочить на ноги раньше времени, — ты следующий.

***

«Не пойму, за что тебя-то наказали?» Чимин мельком проверяет, занят ли их надзиратель изучением спортивного журнала, и кладет на колени под партой мобильник, печатая поскорее: «За штаны. Директор Ли сказал, что они нарушают предусмотренный для школьной формы порядок» В кабинете всего восемь неудачников, среди которых и Чон Чонгук, сидящий за самым крайним столом в последнем ряду, забавляющийся сейчас от тоски с простым карандашом. «Бред. Я подожду тебя на улице. Сегодня же выброси эти дебильные лосины» Мальчишка закатывает глаза и прячет гаджет в карман пиджака, отвлекаясь на легкое постукивание по плечу. Он разворачивается и с любопытством смотрит на едва знакомого ровесника, протягивающего ему сложенный в конверт листок бумаги. Чимин неторопливо забирает передачу и случайно встречается взглядом с Джексоном, лицо которого выглядит слишком хорошо для того, кому совсем недавно набили морду. В записке только два слова: «прости меня». Чимин рассматривает подведенные синей ручкой буквы и все-таки решается снова повернуться, чтобы взглянуть на выпускника еще разок. Тот неловко улыбается и шепотом повторяет те же самые слова побитыми губами. С другого же угла кабинета Чонгук наблюдает за происходящим с тяжело нахмуренным лбом, поджимая губы, словно не получивший конфету ребенок. Чимин комкает записку в ладони и откладывает подальше, решая, что прощать не будет. Хотя бы не так скоро. Но вскоре ему передают следующую: «я редкостный кретин» и затем: «я не знал, как по-другому заставить тебя меня заметить». Мальчишка вздыхает и сдается, срывая с блокнота последний лист, чтобы настрочить ответ. Джексон улыбается гораздо шире, когда его получает и решает, что это его единственный шанс, чтобы попытаться спросить. «Сходи со мной поужинать. Я все исправлю» — читает про себя младший, и почему-то не хочет искать в предложении подвох. Передавая ему последнюю на сегодня записку, Чимин нечаянно глядит на Чонгука и застывает на месте от того, каким рассерженным и в какой-то степени преданным тот сейчас выглядит. Но не придает этому значения и досиживает наказание до последней секунды, решая, что второго шанса заслуживают все. Тем более, когда все это так сильно бесит его неизменную головную боль.

***

— Думаешь, я поступаю правильно? — волнуется Чимин слишком поздно, уже на полпути к назначенному с дерзким старшеклассником свиданию. Его рубашка свободно болтается с плеча, то и дело норовя открыть как можно больше голой кожи. Мальчишка ее напрасно дергает, поправляя, а Тэхен тем временем выруливает на парковку вполне презентабельного вечернего ресторана.  — Я думаю, тебе давным-давно пора перестать быть неловким девственником, — парирует приятель, паркуясь, — и если что-нибудь пойдет не так…  — Я позвоню тебе, — обещает Чимин, вспоминая их раннюю договоренность, — но все-таки… ты уверен, что это хорошая идея? Он выпускник.  — А еще не особенно умный, но у него офигенный пресс, а теперь еще и боевые шрамы, — вспоминает Тэхен, подмигивая, — с таким и не стыдно…  — Все, заткнись, — мальчишка открывает дверь тэхеновой тачки и выбирается наружу, не собираясь дослушивать очередной пошлый комментарий, — как я выгляжу? — волнительно перебирает концы рубашки, топорщащиеся из-под ремня, а лучший друг гордо поднимает два больших пальца, улыбаясь во все тридцать два.  — Не будь я натуралом… Чимину этого достаточно, чтобы снова не дать юноше закончить фразу и шумно развернуться, уверенно направляясь по подсвеченной мандариновыми фонариками дорожке из щебня. Паренек у входа в строгом костюме и круглом козырьке желает ему хорошего вечера. Со стойки администратора его провожают к свободному столику, и все складывается просто замечательно. Чимин даже на какое-то время перестает себя уговаривать в том, что это одна жирная ошибка. До тех пор, пока не проходит пятнадцать минут, а затем еще двадцать. Джексон так и не появляется. От третьего по счету стакана воды начинает побаливать живот. Мальчишка ловит на себе жалостливые взгляды персонала и начинает верить в то, что не заслуживает простого и несложного счастья. Иначе к семнадцати годам его бы звали на свидания немного чаще, нежели раз в четыре года. Чимин спотыкается на обратном пути, а тот самый паренек в козырьке в этот раз желает безопасной дороги. Смотреть на него страшно, ведь от всеобщей жалости сводит желудок и хочется куда-то выблевать сегодняшний завтрак. Тэхен его ждет там, откуда уезжал пятьдесят минут назад с наилучшими пожеланиями. Больше не шутит и не улыбается, а только открывает дверцу пассажирского места и предлагает заехать в любимый игровой уголок с автоматами и ужасно вредной жареной картошкой. Чимину терять больше нечего, так что он молча соглашается и крутит колесико радио до упора, желая раствориться без остатка в саундтреке к испорченному вечеру и разбитой гордости. — Тупой неудачник, — ругается Тэхен без остановки уже восьмую минуту. Зажимает кий локтем и ударяет притупленным концом в белый шарик, раскидывая остальные пятнадцать по всему столу. Чимин поднимает с уголка любимый коктейль с кокосовой водой и мятой, надеясь, что у лучшего друга словарный запас закончится раньше, чем его напиток.  — Серьезно, он что слепой?! — юноша от эмоций так яростно замахивается палкой, что та задевает мимо проходящего мужчину в гавайской рубашке в живот, заставляя его согнуться от боли пополам. Наверное, от количества пережитого всего за один день стресса, но Чимин перестает себя сдерживать и прыскает от смеха себе в рукав, зная, как это неправильно и некрасиво, но все равно не в силах остановиться. Тэхен же усердно извиняется перед жертвой своей неуклюжести, провожая бедного незнакомца аж до самого выхода, до последнего уточняя, все ли с ним в порядке. Пока его нет, Чимин пользуется моментом и забрасывает в ближайшую к себе воронку парочку разноцветных шаров, но только потому, что терпеть не может эту игру и хочет, чтобы она закончилась как можно скорее. Тэхен ничего не замечает и вдруг выплевывает набранный в рот только что собственный коктейль, не сводя потрясенного взгляда с одной точки за мальчиковой спиной. Чимин, по правде, ожидает увидеть там даже белого медведя на одноколесном велосипеде и с укулеле в лапах, но никак не Джексона, спокойно переступающего порог забегаловки и рыскающего глазами по залу. Он останавливается на хрупкой и до чудесного яркой фигуре мальчишки, и виновато складывает брови по серединке лба, не решаясь еще пока подойти ближе.  — Я ему сейчас снова врежу, — Тэхен выбрасывает кий на стол и несется на знакомого, готовясь закатать рукава повыше. Чимин перекрывает ему дорогу, упираясь ладонью в грудную клетку. Заглядывает в лицо и просит мягко. Так, как умеет только он:  — Не нужно. Я с ним поговорю.  — Но он же…  — Тэ, хватит меня уже от всего на свете защищать, серьезно. Я не фарфоровый. Не сломаюсь. Тэхен как будто бы не верит в это убедительное утверждение, но все же отступает, делая глубокий вдох. Грозится старшему пальцем, обещая:  — Только попробуй обидеть его еще больше. Джексон с пониманием кивает, а затем шагает навстречу мальчишке, неловко перебирая противно хрустящие пальцы.  — Ты немного опоздал, — начинает с неудачной шутки Чимин, боясь оставаться в этой ситуации слишком серьезным.  — Да уж, — соглашается собеседник и замолкает, выбрасывая на них обоих нестерпимо душную дымку неловкости, — слушай, я… я хотел прийти. Клянусь тебе. Не собирался динамить или как-то пытаться подшутить над тобой.  — Тогда почему просто не пришел? — набирается смелости задать главный вопрос младший, в ожидании ответа немножко теряя почву под ногами.  — Чонгук… Знакомое имя оставляет мальчишку без слов растерянно хлопать густыми ресницами, как поломанная куколка очень редкой и исключительной красоты.  — Он запретил мне приходить. — Как… что? — Чимин в шоке оглядывается назад на такого же потрясенного Тэхена, но больше сказать ничего и не может, а у Джексона наконец-то развязывается язык.  — Я не шучу. Это правда! Не только мне. Он запретил каждому старшекласснику в школе звать тебя на свидания. Чимину хочется как следует рассмеяться от того, в какой бред его хотят заставить поверить, но, если задуматься, ведь его и правда никто никогда не звал на свидания. Ни разу за…  — Как долго?  — Что? — Джексон сбрасывает с верхней губы капли пота, нервничая куда сильнее, чем до раскрытия правды.  — Как долго он вам это запрещает?  — Ам-мм… уже как три года. Точно не меньше. Чимин сжимает мелкие кулаки, болтающиеся у него по бокам, но на Джексона срываться не имеет смысла. Он прикрывает веки, чтобы дать себе всего несколько секунд перевести дух и не наделать глупостей. А когда открывает, то только тихонько и, скрипя челюстью, проговаривает себе под нос, обещая ни за что не оставить это просто так:  — Сукин сын.

***

Отпуская все свои претензии в одном недружелюбном телефонном разговоре, Чимин замечает, что говорит много и без остановки, пока на другом конце связи не доносится ни единого звука. Он откладывает мобильник от уха, чтобы проверить продолжается ли еще вызов, и определив продолжительность в двенадцатую минуту, топает ногой и повторяет далеко не в первый раз:  — У тебя нет никаких прав вмешиваться в мою жизнь! Зная Чонгука, тот давно мог уже опустить трубку экраном вниз и пойти заниматься куда более важными делами, нежели выслушивать разобиженного подростка. И Чимин почти верит в то, что так оно есть, когда из динамиков вдруг едва слышно доносится утробный смех, пробуждающий у мальчишки внизу живота нездоровые перевороты.  — Ну почему ты это сделал?! — уже едва ли не плачет от досады младший, падая на постель и сразу же откидываясь спиной на подушки. Ему хочется с глупой инфантильностью начать клянчить у юноши правду, используя все возможные уловки, но начни он сейчас себя вести еще менее взросло и тот ему вообще жизни не даст. Чонгук же на той стороне устало выдыхает и произносит свою первую фразу за вечер:  — Потому что старшеклассники в нашей школе — озабоченные козлы. А тебя легко обвести вокруг пальца. И это правда. Самая настоящая и, пожалуй, единственная. Чимин знает, что доверчив. Знает, что щедр на вторые шансы и падок на никудышные комплименты, но Чонгук все равно мог хотя бы отчасти соврать. Потому что мальчишку правда вынуждает свернуться в клубок из кожи и костей поверх стеганого одеяла и поверить в то, что ему никогда не удастся встретить достойного человека. — Ты тоже старшеклассник, — напоминает мальчишка, больше не обижаясь, но все еще не желая класть трубку. Чонгук снова смеется — недолго, но так знакомо и восхитительно, что у Чимина на миг замирает глупенькое, влюбленное долгие годы сердце.  — Я тоже озабоченный козел, — подытоживает старший, а Чимин впервые за весь этот ужасно спланированный вечер улыбается тоже, пряча косую улыбку в хвостик подушки. Ему хочется продолжить общение, произнести в ответ какую-нибудь колкость, но тогда Чонгук снова выиграет, а мальчишка не для этого копил эту злость по крупице. Готовясь к тому, что старшему это не понравится, он облизывает пересохшие губы и не просит, не умоляет, а говорит на полном серьезе:  — С этой минуты я буду встречаться с кем хочу, когда захочу и где захочу. И ты не посмеешь у меня это отнять, ясно? Что-то хрустит в динамике, и Чимин предполагает, что это может быть карандаш, не то специально, не то нечаянно разломанный на две половинки в чонгуковых сильных пальцах.  — Ясно, Чонгук? — нетерпеливо повторяет и поднимается с подушки, чтобы усесться, скрестив колени.  — Доброй ночи, малыш. Прежде, чем Чимин успевает среагировать или хотя бы вернуть отвалившуюся челюсть на место, Чонгук сбрасывает звонок, скорее всего, будучи полностью довольным собой и произведенным эффектом.

***

— Как насчет футболки с Черной Вдовой? — предлагает Тэхен уже которую бесполезную идею за вечер, растягивая зубами лакричную палочку, пока она не разламывается, хлопая его по губам, — все любят Скарлетт Йохансон. Чимин в этот раз даже не говорит строгое «нет», как делал все предыдущие разы, а просто молча помешивает десертной ложечкой свой тыквенный латте, полностью увлеченный собственными мыслями. Тэхен продолжает нести какую-то чушь, сидя прямо напротив, но мальчишка заглядывает ему за плечо, где позади стеклянной витрины сладкая парочка трогательно держится за руки у проезжей части. Парень смело приближается к ней вплотную, наклоняясь чуть ниже, чтобы прошептать что-то, не подходящее для прохожих, на ушко. Симпатичная девушка с солнечными веснушками на щеках начинает игриво смеяться себе в ладонь, а сам Чимин, наблюдающий украдкой за ними, прикусывает от зависти нижнюю губу, полностью забывая о кофе.  — За что избалованные подростки готовы отдать все свои карманные деньги? — размышляет вслух лучший друг. Когда парнишка решается, предварительно оглянувшись по сторонам, поцеловать возлюбленную в уголок ее губ, Чимин роняет ложку на стол и почти что кричит от потрясности возникшей идеи.  — Будка поцелуев! Тэхен складывает обе руки перед собой, переспрашивая:  — Будка поцелуев? — Кто не любит целоваться? — спрашивает мальчик, прекрасно зная ответ на собственный вопрос, — это будет бомба.  — Да, — делая паузу, все же соглашается Тэхен, — скорее всего, но кого мы поставим в эту будку? Чимин не теряет времени и достает мобильник, начиная яростно пролистывать список контактов.  — Есть парочка идей. Подготовка к ярмарке оказывается куда затруднительнее, чем Чимин предполагал изначально. Оказывается, никому не улыбается идея целоваться с совершенно незнакомыми людьми за деньги. Но Чимину удается заполучить не слишком сообразительных старшеклассниц из группы поддержки, пообещав на свою голову, что в затее будет также участвовать и самая популярная фигура в их школе. К сожалению, этой фигуре до лампочки, что Чимин и кому пообещал, ведь от щедрого предложения отказывается, не став слушать и половины.  — Чувак, если ты не уговоришь моего неуравновешенного брата на всю эту хрень с будкой, нас потом эти куклы Барби живьем сожрут, — сообщает с тревогой Тэхен между естествознанием и уроком физкультуры в пасмурную среду. Чимин устало заедает свою неудачу сэндвичем с курицей и косится на столик футболистов, за которым восседает его самая прекрасная болячка из всех, до ужаса кайфово выглядящая в спортивном бомбере команды и с тоненькой зубочисткой в зубах. Чонгук замечает его никудышные подглядывания и мастерски подмигивает, не собираясь скрывать жирное удовлетворение от мальчиковой реакции. Тэхен протягивает ему через стол бумажную салфетку, когда лучший друг не удерживает во рту кусок томата и, к счастью, не замечает, из-за чего тот такой потерянный.  — Я что-нибудь придумаю, — обещает мальчишка, надеясь, что хотя бы Тэхен ему поверит.  — Осталось всего два дня.  — Я что-нибудь придумаю! — повторяет громче и зло давится хлебом. В этот же момент, Чонгук с другого конца столовой запрокидывает голову назад и смеется от видимо очень смешной шутки одного из своих друзей. Чимин ненавидит то, как его нездорово колошматит только от его долбаного смеха. И поделать ничего не может, ведь влюблен до беспамятства. И ведь самое противное, что никому не расскажешь. Никому не поплачешься. Особенно Тэхену, который, как самый лучший друг, нужен больше всего именно в такие вот минуты. Но лучше уж Чимин будет и дальше давиться молчанием, чем рискнет потерять самое дорогое.

***

Спустя четырнадцать часов беспрерывных попыток построить что-то большее, чем какой-нибудь перекошенный скворечник с папой в далеком детстве, Чимин едва соображает и никак не может содрать с пальцев корки пурпурной краски. Но вместе с тем, он бесконечно горд результатом их с Тэхеном упорного труда, теперь наблюдая, как ребята из младших классов помогают подвесить к баннеру симпатичные бантики из глянцевых лент. До начала всего ничего, а на нем изношенный комбинезон, насквозь пропахший потом, клеем и страданиями. Мальчишка присматривается к запястью и, удостоверившись, что то чистое, вытирает лоб от блестящей влаги. Откуда-то издалека играет что-то из Бейонсе, а повсюду загораются уличные фонари и праздничные гирлянды на зеленых кустарниках. Праздник слышится и чувствуется из каждой щели, а Чимину хочется больше всего на свете сейчас переодеться в свою здоровенную пижаму c тремя иксами на этикетке и проспать до конца учебного года. И чтобы без экзаменов, нужды общаться с теми, кто противен, а главное — без Чон Чонгука, которого в последнее время слишком много. Настолько, что порой от его присутствия поблизости становится нечем дышать.  — Мило, — выдыхают ему в затылок, почти что сбивая с ног приглушенным шепотом, — в твоем стиле. Чимин разворачивается так резко, что запутывается в ногах, и не валится носом на землю только от того, что его без труда придерживают за пояс, помогая удержать равновесие.  — Спасибо, — фыркает мальчишка без грамма благодарности, скорее пихая Чонгука в живот, чтобы отойти как можно дальше. Выпускник ничего не говорит, а отчего-то молча, с выразительной и едва заметной улыбкой разглядывает мальчиковое личико. В уголках его век постепенно появляются очаровательные гармошки морщин, а Чимин паникует и не знает, куда себя, сходящего с ума от этой сумасшедшей близости, деть. — Пришел позлорадствовать? — наконец выдает младший, не скрывая в голосе острую обиду. Чонгук прекращает бегать взглядом по светлой коже, останавливаясь вдруг на кончике его пуговичного носа. Чимин спешит накрыть его одной ладонью, но юноша его опережает и ласково царапает ногтем по самому краешку, стряхивая на пухлые губы кусочки краски. Сначала краснеют только уши. Чимин в буквальном смысле ощущает, как они пекут под светлыми волосами, даже как-то по-особенному болезненно. Затем розовеет шея, подрагивают уголки рта, а во рту пересыхает в ноль. Чонгука неожиданно слишком много, а мальчишка еще не умеет справляться с таким количеством его внимания всего за полторы минуты. Дрожащие с лилейным трепетом ресницы опускаются вниз, нависая над веками бархатистой тенью. Ему и неизвестно, как самые сильные сердца страдают от подобной ему красоты. Как они надламываются, словно скорлупа. Как обливаются кровью. Как разбиваются и погибают.  — Ты вроде бы хотел, чтобы я пришел, — просыпается от видения Чонгук, даже встряхивая головой, чтобы снова не потонуть в этой фантазии. Чимин вспоминает их последний разговор и то, как не стали слушать. Хмурится и поднимет обиду из самых недр, делая акцент на том, что:  — Я хотел, чтобы ты участвовал. Это другое. И, по правде, ты бы уже мог пожертвовать гордостью хотя бы раз и сделать что-нибудь для людей, которые в любое время сделали бы то же самое для тебя. Впервые за очень долгое время, именно Чимину удается оставить старшего без слов, а не наоборот. И он не может этому не радоваться.  — Извини, — продолжает, чувствуя прилив непривычной уверенности в себе, — мне еще нужно закончить подготовку к началу. Уходит от Чонгука с долгожданной победой в кармане, и хочется верить, что эта станет отныне первой из многих. — Пока все идет замечательно, — делится наблюдениями Тэхен, пока купоны на возможность поцеловать красивых девчонок в коротких юбках расходятся гораздо круче уродливых футболок с принтами различных поп-бэндов у тех, кто не сумел придумать ничего оригинальнее, — но что-то мне подсказывает, что они скоро догадаются, что ты их обманул. Чимину все это время каким-то чудом удавалось без устали избегать Джинни с Лисой, которым все не терпелось дождаться фееричного появления Чон Чонгука в его пахучей сигаретным дымом кожанке с готовностью пожертвовать своими знаменитыми губами на благотворительность. И когда более бегать от старшеклассниц больше не кажется вариантом, Чимину приходится рассказать всю правду.  — Но кто будет стоять в будке? — пытается он вразумить обиженную толпу однокласниц, понимая, что это ни к чему не приведет. Одна из них протягивает ему повязку для глаз, гадко ухмыляясь. Мальчишка собирается выйти на сцену и объявить окончание праздника, но Тэхен останавливает его сразу перед выходом, умоляя:  — Осталось всего минут тридцать. Сделай это для бедных сироток.  — Какие сиротки, Тэ? Ты вообще в курсе, ради чего мы собираем деньги?  — Слушай, — лучший друг отворачивает шторку, выглядывая на толпу перед сценой, где почти что одни девчонки с жаждой засосать его старшего брата по самые гланды, — это всего лишь поцелуй. Тебе даже не надо на них смотреть. — Почему бы тогда тебе этого не сделать?  — Не я попытался обвести вокруг пальца всю группу поддержки разом, — аргументирует приятель, утешающе похлопывая мальчишку по плечу. Чимин достаточно умный для того, чтобы уяснить одну простую истину — у него нет другого выбора. Он просит Тэхена помочь завязать ему глаза повязкой и надеется только на то, что его не закидают его же купонами из-за того, что он не Чон, мать его, Чонгук. Тэхен провожает его до будки, крепко придерживая за пояс, чтобы нигде не споткнуться и не опозориться еще пуще перед подростками, которым только дай повод навести шум и распустить сплетни.  — О черт, — восклицает лучший друг, когда Чимин уверенно стоит на ногах и нащупывает перед собой подиум.  — Что? Что такое?  — Это Хесон, — отвечает Тэхен, что-то печатая на своем телефоне, — я обещал помочь ей с ее лотком сладкой кукурузы. Чимин знает, что девочка, о которой идет речь, нравится Тэхену вот уже второй год. И у того не было с ней ни единого шанса до этой осени, ведь она встречалась и рассталась совсем недавно с симпатичным пловцом из соседней школы. И пусть сейчас Чимину нужна поддержка, как никогда прежде, он отпускает тэхеново предплечье и командует:  — Иди.  — Ты уверен? Чимин фальшиво улыбается, поправляя на веках мягкую повязку. От страха не сразу отвечает, но все же находит правильные слова:  — Да. Иди к ней, тигр. Пользуясь беззащитностью приятеля, Тэхен на радостях чмокает мальчишку в щеку, слыша, как кто-то из зрителей упрекает его в том, что он мало того, что не заплатил, так еще и пролез без очереди. Видимо сегодняшним вечером им все равно, кого целовать, ведь на местах остались почти что все. Когда Чимин остается один наедине с непроглядной тьмой перед собой и скудными переговорами за сценой, то начинает по-настоящему оценивать свое положение и весь ужас происходящего. Ему шестнадцать лет, и он еще ни разу ни с кем не целовался. А теперь его первым поцелуем станет кто-то безымянный, о ком он ничего не знает и к которому ни черта не испытывает. Может быть, это и несправедливо, но значит такова расплата за вранье. И Чимин ее примет, лишь бы это было не так сильно плохо, как бывает у некоторых. Мальчишка растерянно мотает головой, когда слышит, что в толпе начинается какое-то копошение. Кто-то шумно вдыхает, еще кто-то ударяет другого по голой коже. А затем шаги по деревянной лестнице, которую для Чимина смастерил его отец. Они глухие и тяжелые, и мальчик теряется в представлении, какой должна быть девушка с такими любопытными шагами. Недлинные пальцы цепляются жадно за трибуну от пугающей неизвестности и совершенной беспомощностью перед кем-то, кто по каким-то своим собственным причинам решает сократить между ними дистанцию с молчаливой неторопливостью. Чимин царапает ногтями деревяшку, выколупливая из покрытия щепки. Под пластинами едва не застревают занозы от усердия. Под повязкой вдруг становится невыносимо жарко, и создается впечатление, что вокруг него кто-то очень жадный отобрал весь кислород. Чимин испуганно отшатывается назад, чувствуя прямо перед собой чье-то присутствие. Странно, но фигура кажется гораздо мощнее его по габаритам. Тень за повязкой обволакивает его, будто огромным, пушистым одеялом. Чимин шевелит ноздрями и втягивает в себя горький запах табака и мятного лосьона. Ароматы не просто знакомы. Они в мальчишке отзываются с такой сладкой тоской, что не будь ему так страшно, он бы сам бросился к этому человеку в объятия и уткнулся бы носом ему в шею. — Я… аа-а, — Чимин выключает все посторонние звуки и прислушивается к тем, что доносятся в пятнадцати сантиметрах от его лица, — знаю, это глупо, но я никогда раньше не целовался. Смешок. Мальчишка абсолютно уверен, что слышит один, но хриплый и короткий. Явно не девчачий. Кажется, что его первый поцелуй все-таки случится с парнем и, наверное, это вовсе не плохо, ведь именно они Чимину и нравятся. Это объясняет мятный запах, скорее всего лосьона после бритья. И сигареты. А еще древесный и терпкий, как будто от кожи — дорогой, качественной, сверкающей от лоска. Чимин невольно вспоминает Чонгука и представляет совершено безумную картинку в своей голове, где потрясающе красивый футболист стоит перед ним, нежно приподнимает его подбородок, смотрит в глаза и… Фантазия прекращается, когда незнакомец движется вперед, едва не соприкасаясь с чуть расслабленным мальчишкой носами. Сердцебиение Чимина гудит в ушах и не дает расслышать собственные мысли. Нет сомнений в том, что тот, кто сейчас стоит перед ним тоже его слышит. Настолько оно громкое.  — Ладно, — случайно проговаривается Чимин вслух, желая после этого хлопнуть себя по губам и заткнуться до конца своих дней, — прости… я готов. Еще один смешок уже поселяется горячим дыханием на мальчиковой щеке. Чимин зачем-то крепко зажмуривается и поскорее вспоминает все романтичные комедии, когда главные герои наконец-то, спустя восемьдесят минут предсказуемого сюжета, целуются. Оттопыривает нижнюю губу и ждет, когда что-нибудь произойдет. Вдруг, чьи-то ледяные пальцы убирают прядку светло-русой челки за его ушко, оставляя их бродить по кусочку шеи, вырисовывая непонятные знаки мягкими подушечками. Чимину странно постепенное осознание, что от них не хочется избавиться, а напротив — слепо доверяя, попросить задержаться подольше. Влажные и теплые губы накрывают его с маленьким, безобидным разгоном. Прижимаются так тесно, что, кажется, отдалившись обратно, они заберут часть мальчишки с собой. Сначала подушечки губ. Только они. Исследуют поступательно, с невинным любопытством. И когда Чимин привыкает чувствовать это давление и разноцветные фейерверки под ребрами, он нащупывает внутри своего рта горячий язык. Ему больше нет дела до повязки или того, что это все ради зрелищ. Его первый поцелуй восхитителен, и Чимину необходимо узнать, кто виновник этой сумасшедшей гаммы чувств в его организме. Терпкие запахи, горячие пальцы в волосах и скрип кожанки, когда обоим хочется в друг дружке поселиться и исключить расстояние между грудными клетками вовсе. Понимание стреляет в чиминову голову больнее мигрени. Он вскидывает одну руку наверх и стягивает с себя повязку, моргая сначала часто-часто. На ресницах слезы, в голове каша мыслей, а на губах кровоподтеки и разбухшая от поцелуев кайма.  — Чонгук… Старший брат Тэхена глядит на него не менее растерянно. В голове вопросов куда больше, чем ответов, а дыхание все еще на лице другого: сбито, прервано на выдохе и требует куда большего. Чимину становятся не важны люди вокруг, а еще различные мелочи, вроде данных когда-то давно обещаний. Чонгук притягивает его за шею и целует снова. И теперь нет повязки, под которой мальчишка позволит себе спрятаться. А Чимин и не хочет. Им зачем-то аплодируют. Кто-то даже выкрикивает имена, рвет от обиды купоны, а кто-то все еще надеется, что его очередь настанет тоже. Чимин останавливается первым, чтобы набрать в легкие воздух. Трезвеет после каждого хлопка в ладоши толпы. Прикидывает объемы катастрофы и опускается с носков, на которых, оказывается, все это время стоял. Чонгук заводит ладонь себе за голову и чешет затылок, никак не комментируя происходящее. В его кулаке зажат скомканный купон на поцелуй. А еще, где-то между пальцев, скорее всего и чиминово сердце: помятое, едва шевелящееся и находящееся в здоровенном смятении. Мальчишка издает какой-то непонятный звук, всеми силами пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь из слов, но шахматные фигурки из людей, по левую сторону от них с Чонгуком, отбивают всякое желание сейчас обсуждать этот странный, но желанный до боли поцелуй.  — Они же все видели, — шепчет он, зная, что уже ни за что это все не исправит. И Тэхен, — о Господи… Тэхен! Чонгук оглядывается вокруг них и выдает с заминкой:  — Его здесь нет. Чимин бросает повязку себе под ноги и сходит с трибуны, все еще едва справляясь с дрожащими коленками.  — Я должен его найти, — сообщает мальчишка, боясь больше всего сейчас поднять голову и посмотреть старшему в глаза. Чонгук к нему не подходит и стоит на месте, спрятав руки в карманах джинсов. Пожимает плечами, так же, наверное, устав находиться постоянно под пристальным вниманием.  — Мне тоже нужно еще кое-кого встретить, — говорит, давая повод Чимину выдумать сотни имен, среди которых окажется этот «кое-кто». Это нормально для Чонгука: в одно мгновение целоваться с лучшим другом своего младшего брата, а затем спешить на свидание с тем, кого можно всенепременно уложить в постель. Чимин это знает. Не новость. Так почему все равно болит аж до слез? Мальчишка прикусывает язык с каким-то неприятным комментарием и слабо кивает. Уходит первым и сосредотачивается только на том, что сказать Тэхену и как не позволить этой потрясающей ошибке разрушить их дружбу. Приятель оказывается у ларька со сладкой ватой. Хесон громко смеется над последней сказанной им фразой, вымазывая кончик подбородка розовым облаком лакомства. Чимину неловко их отвлекать, но, если подождать даже пару минут, у него не хватит храбрости рассказать ему правду. Он извиняется перед девушкой и отводит лучшего друга в сторону, даже не представляя, с чего начать. А затем вспоминает до мельчайших деталей проклятый поцелуй и то, как кружилась голова от того, насколько было тогда хорошо. Разбито выдыхает и проговаривается:  — Мы с Чонгуком поцеловались. Улыбка Тэхена какое-то время еще держится на его ясном лице, и тот заторможено спрашивает:  — Что?  — Чонгук меня поцеловал, — повторяет мальчишка, вырывая из рукавов своего свитера торчащие нити, — я не знал, что это он. У меня были завязаны глаза, а он ничего не сказал. Я… я не мог его остановить. То есть, конечно же мог, но… — Чимин понимает, что начинает нести какой-то бред, так что делает паузу и приводит мозги в порядок перед тем, как продолжить, — это ничего не значило, Тэ. Это было ради забавы. Он зачем-то купил купон, а я стоял там и…  — Если это и правда ничего не значило, чего ты так завелся? — перебивает Тэхен, присматриваясь к реакции лучшего друга гораздо внимательнее. — Потому что… наш с тобой уговор, — мямлит тот, опуская взгляд в ноги, — я не хочу, чтобы ты узнал это с фотки в истории инстаграмма какой-нибудь Лисы и сделал неправильные выводы. Тэхен молчит, сводя этим Чимина с ума. Принимает какое-то важное решение в своей голове и уточняет, чтобы исключить любые сомнения:  — Это точно ничего не значило? Мальчишка в этот раз не медлит с ответом, почти что его выкрикивая:  — Я тебе клянусь, — и сам себе не верит ни на секунду, но пока что главное заверить в этом одного единственного человека, и не потерять его за глупость своего сердца.  — Ладно, — соглашается Тэхен немного погодя, — ты бы почистил сегодня зубы перед сном несколько раз. Он, наверное, до тебя перецеловался еще как минимум с тремя несчастными. Чимин фальшиво посмеивается, а внутри весь скукоживается и становится крошечным и незначительным. Тэхеновы слова легко могут оказаться правдой, и от этого больно настолько же, насколько от того, что он только что впервые соврал своему лучшему другу.

***

Перед понедельником Чимин весь изводит себя от мыслей, как теперь изменятся их отношения с Чонгуком, и что вообще от старшего ждать после того, что он вытворил в будке поцелуев. Ему с трудом удается поспать даже три часа, так что к первому уроку он приезжает на велике едва нажимая на педали к концу пути. Веки закрываются, а по спине стекает к пояснице липкий пот. Тэхен ждет его у главного входа, играясь с ключами от тачки. По его лицу сразу определяется приподнятое настроение и, видимо, удачное вчерашнее свидание с Хесон. Чимин привязывает велик замком к специальной решетке и подтягивает лямку портфеля на одно плечо, готовясь к тому, что в течение дня ему придется выслушивать все подробности любовных похождений лучшего друга. Сокращая между ними расстояние, мальчишка смотрит по сторонам, но нигде не замечает железный байк Чонгука. Сначала думает, что старший как всегда не заморачивается насчет опозданий, но тот не приезжает даже к обеду. У Тэхена мальчишка конечно же ничего не спрашивает, а на вопрос: «почему такой кислый?», невнятно бормочет про сложный тест по алгебре, но не признается в том, что попросту соскучился по смазливому лицу его дурацкого старшего брата. Ближе к вечеру они с Тэхеном устраиваются у второго дома, чтобы оценить последний фильм от Марвел, что буквально на днях появился в отличном качестве на просторах интернета. Выбрав для посадки гостиную и обложив себя различными закусками и напитками, Чимин успевает проглотить первые полтора часа фильма, пока идиллию не нарушает вернувшийся откуда-то Чонгук. Старшему плевать, что его не звали на посиделки, и что от него чертовски сильно несет сигаретным дымом, которым мигом пропитываются подушки дивана, на котором все это время мирно сидел Чимин и никого не трогал. Тэхен же всегда предпочитает сидеть на полу, поэтому его эти неудобства не слишком задевают, и он продолжает забрасывать в рот чипсы и комментировать тупость поступков некоторых персонажей на большущем экране. Чимин в свою очередь вжимается всем скелетом в ручку дивана, желая провалиться куда-нибудь внутрь, ведь Чонгук стягивает с себя куртку и остается в тесной, облегающей его торс футболке. К мальчишке он тянется под предлогом забрать жменю попкорна из миски на его коленках, но почему-то остается под боком даже прожевав три таких. Еще через пять минут он уже удобно кладет руку на спинку дивана, задевая волосы на затылке младшего. Их бедра соприкасаются, и Чимину мерещатся электрические заряды, которые лишают его нормальной дееспособности. Все съеденные снеки просятся обратно, а чонгукова ладонь добивает тем, что остается лежать поверх мальчикового бедра, прожигая ткань брюк насквозь жаром кожи. До фильма больше нет никакого дела. Чимин перестает понимать, что происходит на экране и кто кого оплакивает ближе к финалу. Все его нутро зависимо от густого запаха табака и тяжелых, жилистых ладоней. Благо Тэхен сидит к ним спиной и ни черта не видит. Особенно ярко-розового лица приятеля. Не дотерпев совсем немного до титров, Тэхену на телефон попадает входящий от новоиспеченной подружки. Он извиняется и, даже не удосужившись глянуть в сторону парочки на диване, выбегает в коридор, а затем и на крыльцо, чтобы влюбленно похихикать в трубку и рассказать о том, как прошел его день. Чимин убирает с колен опустошенную миску и переваливается через ручку, чтобы достать до пола и оставить ее там. Когда возвращается в обратное положение, Чонгук больше не притворяется, что вся его тактильность лишь результат случайности. Он намеренно придавливает мальчишку к вертикальной поверхности, чтобы застать врасплох и не дать сбежать. Ведет носом по пшеничным волосам на висках, не скрывая:  — Ты пахнешь сыром и клубничным бальзамом для губ, — мальчишка задерживает дыхание и смыкает губы в одну полоску, съедая с ним остатки липкой помады от простуды, — мне нравится. Чонгук останавливается в миллиметре от мальчикового рта, метая взгляд сверху вниз, боясь совершить глупость и понять неправильно. Делает финишный рывок перед долгожданным призом, но Чимин размыкает губы и выдыхаем ему прямо в зубы испуганное:  — Я не… — Чонгук хмурится и движется назад, неотрывно следя за тем, как расширяются от страха глаза младшего, — я не хочу быть еще одним именем в списке.  — В каком списке? — недоумевает футболист, не скрывая расстройства ни в выражении своего лица, ни в голосе. Чимин собирает в груди весь свой дух и всю храбрость, чтобы не сдаться в самый ответственный момент и не спасовать. Краем глаза видит, как чонгукова ладонь скользит с его бедра, опускаясь на поверхность дивана. Становится чуточку легче, произнеся это наконец-таки вслух:  — Твоих побед. У Чонгука во взгляде что-то как будто бы потухает. И без того черный взгляд становится до пугающего пустым и стеклянным. Он напрягается и окончательно перебирается на другую половинку дивана, только теперь понимая, насколько все сложнее, чем он предполагал вначале.  — Так ты думаешь обо мне? — задает всего один вопрос, сжимая попавшуюся под руки подушку, чтобы хотя бы отчасти избавиться от придавившей кости обиды. Чимин теряется, ведь до этой секунды не думал, что это какая-то новость для старшего. От того и не понимает, почему такая живая реакция.  — Так все о тебе думают, — никудышно оправдывается, вновь возвращаясь к пожевыванию нижней губы, которая и так ноет уже неистово от изобилия внимания.  — Мне плевать на других, — громко заявляет старший, — плевать, что они обо мне думают или говорят. Они меня не знают, в отличие от тебя. «А я знаю?» — невольно думает мальчишка, решая пока что промолчать.  — Ты не такой, как они. Ты… ты не кидаешься мне на шею, как все остальные. Ты заставляешь меня испытывать странные эмоции. Ты меня… пугаешь. Совершенно разбитый от услышанного Чимин собирается обязательно узнать, что тот имеет в виду, но Тэхен возвращается в гостиную, как следует наговорившись с Хесон, и весь раздражающе светится от счастья. Чимин проглатывает громадным комом все, что собирался спросить, и вскакивает на ноги, собирая с кофейного столика все свои вещи.  — Мне нужно идти, — упрямо не смотрит на лучшего друга, застывшего у огромного телика с пультом в руке, — расскажешь потом, чем фильм закончился. — Но тут осталось десять минут, — мямлит Тэхен, с подозрением косясь на застывшего в неудобной позе на диване старшего брата, — что этот мудак тебе сделал?  — Эй! — Чонгук поднимается следом, уже ни на шутку распаляясь от происходящего.  — Успокойся, — Чимин, не думая, кладет ладонь поверх сердца старшего, дабы тот не совершил еще одну глупость, — Тэ, он тут не при чем. Я… я кое-что забыл доделать из домашней работы. Позвоню тебе позже, ладно? Тэхен долго глядит на мальчиковую ладошку на вздымающейся груди своего родственника, и на этот раз даже не пытается сделать вид, что верит Чимину на слово. Но спрашивать сейчас не имеет никакого смысла. Чимин расскажет сам, когда будет готов.  — Тебя подвезти? — только уточняет, заранее зная ответ. Чимин качает головой и пытается улыбнуться. На Чонгука он сегодня больше не смотрит, а ладонь после сжимает в кулак и пытается уговорить себя, что она дрожит вовсе не из-за того, что на ней до сих пор эхом отдается сердцебиение старшего, а просто потому, что на улице чуть похолодало. Только и всего.

***

Соглашаться на предложение Тэхена присоединиться к нему на пляжной вечеринке у костра по случаю Дня Рождения едва знакомого им обоим выпускника — было плохим решением с самого начала. И дело было даже не в том, что после случая в будке поцелуев на Чимина глазели в три раза чаще, чем прежде. И не в том, что успехи лучшего друга на любовном фронте лишний раз напоминали мальчишке о том, какой он сам законченный неудачник. Просто Чонгук заявился тоже. Просто он был не один. Чимину приходится несколько часов глазеть на то, как на Чонгука с жалкой настойчивостью вешаются и открыто, не стесняясь, предлагают свое тело ради заветных пяти минут наедине с тем, кто стал известен в первую очередь за свои навыки в постели. И слова старшего о том, что Чимин — единственный, кому до одного места его популярность и размер достоинства в штанах, начинают казаться не такой уж и глупостью. Но мальчишке больно за всем этим наблюдать. А когда людям больно, они привыкли глушить неприятные ощущения алкоголем. Чимин не разбирает, где пиво, а где что-то покрепче. Первый стакан уходит под биты Дрейка, и вот уже на его талии чьи-то грязные, вонючие дешевым одеколоном руки, а на ухо шепчут про удобный салон джипа и пачку презервативов в бардачке. Мальчик трезвеет сразу, как на его запястье смыкается жесткие пальцы, пытаясь куда-то утащить. Он упирается ногами в рыжий песок и категорично отказывается потерять девственность в чьем-то занюханном джипе. Но этот «кто-то» оказывается слишком настойчив, а Чимин начинает всерьез бояться, что у него даже не станут спрашивать разрешение. Он повышает голос и всеми силами шагает назад, давая ясно понять, что против всей этой затеи. В его фразе уже проскальзывает тонюсенькое и едва слышное «пожалуйста», когда со спины за пояс его обнимают другие ладони, а воротник распахнутой на груди рубашки тычется мальчишке в шею. — Все хорошо, — слышит Чимин, и не обязательно поворачиваться, чтобы узнать своего героя, — постой здесь. Чонгук убеждается, что мальчишка в его руках не упадет, и только затем обходит его сбоку, чтобы наброситься на озабоченного ублюдка с грязной руганью и подготовленными кулаками.  — Ты слышал, что он просил его не трогать?! — Чонгук полностью закрывает собой другого старшеклассника и стирает кожицу с костяшек о его точеные скулы, не жалея ни себя, и уж точно не жалея эту самую сволочь, которой плевать на то, с кем и при каких условиях трахаться. Вокруг ожидаемо снова собираются зеваки и Чимин знает, чем все закончится, если вовремя не остановить Чонгука. Мальчишка безобидно цепляется за его рубашку на спине и обещает, что с ним все в порядке и он не хочет крови. Но Чонгук продолжает наносить удары один за другим, как будто бы вообще не собираясь останавливаться, пока оппонент не перестанет дышать. Это настолько сильно пугает младшего, что слезы появляются сами по себе, и вот уже щеки влажные и розовые, и выбраться с пляжа — это главная цель, чтобы дожить до утра. Чимин отталкивает прочь жестоких подростков и забирается вверх по склону, чтобы выбраться на парковку, а потом бежать до тех пор, пока не почувствует себя вновь в безопасности. Наверху мигают уличные фонари и камушки остро царапают голые ступни. Чимин не знает, куда идти, но останавливаться не хочет и не собирается. Во всяком случае, пока за ним не слышатся беспокойные шаги и крик, звоном отдающий в ушах: — Чимин! Тот не реагирует и делает новый шаг, наступая на выгоревшие на солнце окурки и прочий мусор, что местный народ ленится донести до пустых железных контейнеров. В горле сжимается и подбирается к самому выходу смесь выпитого пива и съеденный несколько часов назад фруктовый салат. Мальчишка хватается за живот и наивно полагает, что это ему, чуть что, поможет удержать внутри потребность молодого организма среагировать на перенесенный стресс.  — Чимин, вернись сейчас же! — Чонгук остается по какой-то причине все еще у своего припаркованного вдалеке байка, и у младшего еще есть шанс от него уйти, пока еще остались силы, — я сказал вернись! Мощный удар по корпусу мотоцикла вгоняет Чимина в ступор, заставляя оцепенеть на месте. Он не раз видел Чонгука в своем самом худшем свете: разъяренным, вызывающем мурашки на теле вовсе не от идиотской влюбленности, а от ледяного ужаса. Но Чимин никогда не думал, что однажды это состояние одолеет Чонгука именно из-за него. Мальчик никак не может пошевелиться. Он ненавидит всей душой, когда кричат на других. У него не получается за такими вещами молча наблюдать со стороны и ждать, пока все как-нибудь разрулится само по себе. Но когда так же кричат на него — сдают все аварийные выходы. Хочется только прикрыть ладонями уши и верить, что это не навсегда, и что все всенепременно перетерпится, переживется и забудется. — Чимин… пожалуйста, — понимает свою ошибку Чонгук и уже чуть ли не молит, только разве что на колени пока еще не падает перед младшим. Если сейчас Чимин уйдет — все закончится. Они так или иначе будут снова и снова возвращаться в эту минуту и корить себя и друг друга за ошибки, которые допустили, и которые даже не потрудились исправить, пока еще было не слишком поздно. Чимину тошно представлять такой расклад, а значит он ему не подходит. Мальчишка разворачивается и, прячась между фонарями, успевает стереть с лица жидкие разводы на щеках. Идет к Чонгуку медленно, растягивая их общую агонию до высшей отметки. Перебирает в уме тысячи вариантов того, что можно сказать, чтобы сделать еще больнее, но в конце концов выбирает тот один единственный, который может сделать легче:  — Ты тогда сказал, что я тебя пугаю, — вспоминает дословно, даже не напрягаясь, — что это значит? Почему я тебя пугаю? Чонгуку надо немного больше времени, чтобы напомнить себе тот диалог. Но, кроме этого, ему еще необходимо принять трезвое решение, что он хочет его наконец-то закончить.  — Потому что ты — это ты. Потому что тебе нет дела до ярлыков и того, что люди думают о других. Потому что ты добрый, честный и заботишься о моем младшем брате так, как я никогда бы не смог. Потому что ты — то единственное, что я никогда не смогу получить, но вместе с тем — все, что мне так необходимо. Под конец признания они оба, кажется, задыхаются. Чонгук не знает, что еще добавить, ведь только что впервые выложил все, как есть, ничего не скрывая. А Чимин с этой минуты учится для них обоих быть чуточку храбрее, проговаривая тихонько свою часть правды:  — А если я скажу, что можешь? Чонгук отвечает осторожно, чтобы не пораниться самому и тем более не поранить словами мальчишку:  — Тогда я не уверен, что смогу когда-нибудь тебя отпустить. С опозданием, но личико младшего проясняется живым осознанием. Он проговаривает в своей голове каждое произнесенное Чонгуком словечко, боясь расплескать из ладошки и дать ему исчезнуть из памяти. Больше не ощущает страха, а только жгучее желание почувствовать кожей, что все не сон. Мальчишка тянется за красивой, мужской рукой и продевает пальчики через чонгуковы, сжимая до хруста костей. Поднимает взгляд и сочиняет на ходу важное: — Если… если мы попробуем, я хочу, чтобы ты пообещал мне несколько вещей. Чонгук перехватывает его вторую руку и поднимает уже обе до своей шеи, чтобы обняли вокруг и подарили часть своей будоражащей теплоты.  — Что угодно.  — Ты перестанешь беспорядочно влезать в драки, — начинает Чимин, где-то в коротких чонгуковых волосках на затылке, загибая пальчики, — прекратишь контролировать мою жизнь и то, с кем я решаю общаться, — от второго условия Чонгук приоткрывает рот и собирается что-то вставить, но младший глядит на него достаточно красноречиво, чтобы тот обратно прикрыл варежку и дослушал до конца, — и главное… мы не скажем ничего об этом Тэхену. Я сделаю это сам, когда смогу. Выпускник не реагирует, и мальчишка по привычке делает поспешные выводы, но Чонгук вдруг резко подается вниз, кривя позвоночник, чтобы врезаться лбом в мальчиковый и на все сразу ответить:  — Обещаю. Целует в губы с такой чувственностью и голодом, что Чимин сначала не успевает подстроиться под его настроение. Но стоит Чонгуку опустить руки на его пояс, а затем обнять кольцом и подтянуть чуть наверх, чтобы от близости стучались зубами, ритм находится сам по себе и утягивает крышесносной волной. Чимин больше не хочет верить, что это ошибка. Такие чувства не могут ею оказаться. И даже если все-таки одна из, когда, если не в шестнадцать их совершать? Нельзя размениваться на мелочи, когда стрелка часов неумолимо движется лишь в одном направлении. Нельзя запрещать себе испытывать простое человеческое счастье. Непростительно.

***

— Ладно, рассказывай, — не выдерживает Тэхен и бросает между ним и Чимином на стол раскрытый на статье про какую-то фантастическую диету на лимонной воде, журнал. Мальчишка блокирует экран мобильного телефона в своей руке и кладет его тоже рядом с глянцевыми страницами, уточняя:  — Что рассказывать? Со случая на пляже прошло четыре недели, а Чимин каждый день корит себя за трусость и неспособность рассказать лучшему другу, что до беспамятства влюбился в его старшего брата и, каким-то чудом, тот влюбился в него тоже. Время, проведенное с Чонгуком, похоже на сюжет слишком слащавой, но от этого не менее трогательной молодежной мелодрамы. Мальчишке все еще в новизну каждый поцелуй и каждое признание, так же, как и Чонгуку непривычно отдаваться всего одному человеку без остатка, больше не растрачиваясь по кускам на тех, которые ни черта не значат. Но, наверное, оттого, что они проживают этот новый опыт вместе, он и выходит таким сочным и незабываемым. Чимин впервые за долгое время счастлив без всяких «но» и «если». И лишь одна маленькая деталь не дает ему окунуться в этот круговорот с головой окончательно: Тэхену нужно рассказать правду, но, черт возьми, как же на это трудно решиться.  — Кому ты все время пишешь? — поясняет Тэхен, указывая на потухший экран мобильника, — и с каких пор у тебя установлен пароль? Чимин отвечает только на первый вопрос, и то для этого будто бы случайно переводя взгляд на проезжающий мимо них автобус. — Хосоку. Он просит, чтобы я помог ему с номером для прослушивания. И это не совсем вранье. Хосок ему действительно пишет, но просто не сегодня и вообще не так часто. А вот Чонгук обожает отправлять ему музыку или делиться приколами со своих футбольных тренировок. Но Тэхену об этом знать не нужно.  — Уверен, что ему от тебя нужна помощь только в прослушивании? — с явным подтекстом спрашивает приятель, играя широкими бровями. Чимин делает вид, что не понял, и на следующее входящее сообщение не реагирует, лишь бы Тэхен прекратил задавать вопросы, на которые мальчишке заведомо придется солгать. Сегодня Тэхен решает за обоих, что Чимин ночует у него. Это обычная практика, тем более в начале учебного года, когда обоим приходится штудировать учебники, дабы не тянуться в отстающих. Они ужинают с тэхеновыми родителями за общим столом, а Чонгук, по словам миссис Чон, в гараже разбирает любимую «Нэнси». Чимин знает, что это правда, ведь старший писал ему это задолго до ужина. Мальчишка сухо ковыряет тарелку с тушеными овощами и без интереса слушает историю про то, как Тэхен сегодня утром круто написал тест по чему-то, что сам Чимин так же решил на высший балл. Ему хочется встать из-за стола, прокрасться в гараж за домом и хотя бы мельком понаблюдать за тем, как Чонгук, вымазанный в мазуте и краске, закатав рукава, управляется с инструментами для починки железного монстра. Только от мыслей о подобном зрелище у него рдеют скулы и потеют ладони. — В чем дело, Чимин? — мальчик даже роняет вилку от удивления, когда к нему обращается обеспокоенная женщина с большими, добрыми глазами, — ты не голоден? Чимин глядит на свою тарелку, в которой он только навел беспорядок, но не взял ни кусочка. Берет бумажное полотенце на своих коленях и вытирает совершенно чистый рот, отвечая:  — Я поел в школе, — забывая, что Тэхен был с ним весь день, Чимин не обращает внимание на то, как лучший друг на него смотрит, — можно я поднимусь наверх? Обещал позвонить маме. Его отпускают с одним условием: завтра с утра он обязан слопать весь завтрак целиком. Чимин смеется и гарантирует, что в нем поместится целых два, а выходя из столовой, поворачивает вовсе не к лестнице наверх, а к дверце, ведущей в сад. Видимо он глупеет от всех этих высоких чувств, потому что забывает даже оглядываться по сторонам, чтобы за ним никто не шел следом. Слышит издалека звон механических ключей и продолжительные шорохи. Из гаража виднеется некрасивое, ржавое свечение от одной старой лампы над потолком. Мальчишка подкрадывается и переступает порог, прижимаясь к стене, чтобы подольше оставаться незамеченным. Чонгук, как он и предполагал, возится с запчастями байка, совершенно позабыв о времени. На нем лишь заляпанная черными разводами некогда белая футболка и рваные джинсы с тимберлэндами. Он стоит на одном колене перед пыльными железяками и сосредоточено подкручивает одну из гаек, пока Чимин опирается плечом о дверной косяк, закусывая щеку, чтобы не лыбиться, как влюбленный идиот от такой незатейливой, но чертовски впечатляющей картинки. Стоит и смотрит, уже попросту не желая мешать юноше, ведь он так здорово справляется с инструментами, что Чимину страшно попортить идиллию одним нечаянным словом. Но вскоре Чонгук опускает ключ и тянется в сторону за другим, немного меняя угол обзора. Замечает тень, а затем и мальчишку целиком в полной красе. Мигом забывает о том, что делал и о незаконченных ремонтных работах, ослепляя улыбкой.  — Тебя не хватало за ужином, — нарушает молчание первым Чимин, отталкиваясь от угла, чтобы подойди поближе и разглядеть за мазками грязи на чонгуковых плечах россыпь родинок и ровный, оливковый загар. Старший поднимается с колена и хватает с сидения байка не особенно чистое полотенце. Другого поблизости нет, так что он решает, что и это сойдет. Чимину же плевать на то, что от возлюбленного пахнет бензином, а шапка волос покрыта какой-то древесной шелухой, будто инеем. Он стряхивает ладонью опилки на землю, а другой успевает схватиться за каменно-твердый бицепс футболиста, ведь Чонгук не тратит секунды с Чимином наедине понапрасну, а скорее поднимает его и переносит на захламленный строительными материалами письменный стол. Мальчишка разводит коленки в стороны, давая возможность Чонгуку встать между ними и поцеловать в первый раз за этот день. Пальцы уже привычно находят свое место в его растрепанных волосах, а тело отзывается на каждое прикосновение вагоном мурашек повсюду.  — И тебе привет, — хрипит Чонгук, отрываясь всего на мгновение, а затем припуская двумя пальцами с чиминового плечика свитер, чтобы оценивать по достоинству гладкость тонкой, как пергамент, кожи, и особенно проступающую под ней острую ключицу. Он целует в нее один раз, второй. Посасывает родинку, застывшую на краю, прикусывает не больно плечо, а потом неожиданно тычется в него влажным лбом и признается:  — Ненавижу, когда ты остаешься у нас на ночь. Чимин никак не ожидал услышать в такой момент нечто подобное, так что отводит лицо старшего от своей обнаженной кожи, чтобы тот объяснился.  — Почему? Чонгук берет его лицо в свои ладони и большим пальцем достает до кончика носа, за столько лет так и не привыкнув к его безусловной красоте. Странно видеть перед собой живую фантазию и иметь разрешение ее касаться, любить и восхищаться. Одна мысль, что это однажды прекратится, пробирает холодом до костей и не дает заснуть долгими ночами.  — Потому что ты остаешься в комнате моего младшего брата, а не со мной, — отвечает, все-таки не выдерживая и целуя в этот самый кончик носа. Чимину щекотно и он морщит перегородку, а Чонгук целует в обе щеки и возвращается к губам, которые целовать приятнее всего. Подолгу, помногу, вытягивая из легких другого весь кислород, чтобы отныне дышать одним на двоих.  — Мы скажем ему, — обещает мальчишка, — я скажу ему о нас. Только… дай мне еще немного времени. Чимин облизывает палец и занимает себя тем, чтобы стереть со щеки возлюбленного закоревшее пятнышко. Чонгук смотрит ему прямо в глаза и с сожалением шепчет:  — Мне жаль. Мальчишка удивленно хлопает ресницами, с радостью подмечая, что ему удается справиться с непослушной грязью.  — Почему тебе жаль? — Потому что из-за меня тебе приходится врать лучшему другу.  — Ты не виноват в том, что мы с Тэхеном когда-то давным-давно заключили абсолютно идиотский пакт, — мальчишка успокаивающе перебирает прядки чонгуковых волос на затылке, вспоминая с полуулыбкой то беззаботное время, — кто же знал, что я, как и все, не смогу против тебя устоять? Чонгук останавливает Чимина, резво поддавшись вперед. Тянет зубами его за пухленькую нижнюю губу, отпуская с неохотой, но с огромным наслаждением глядя на то, как она багровеет, вымазываясь в его слюне.  — Я бы еще поспорил, кто и против кого не смог устоять. С улицы, через сбитое дыхание и мокрые звуки поцелуев, до них доходят чьи-то неспешные шаги. Чимин знает только одного человека, который в это время попрется в гараж. Ему удается среагировать раньше Чонгука, так что старший сначала не понимает, с чего тот его пихает назад, а сам ерзает попой по столу, пытаясь опуститься вниз и встать на ноги.  — Чим, что ты здесь забыл? К тэхеновому появлению, они уже расходятся достаточно далеко друг от друга, чтобы не вызвать подозрений. Хотя темнеющие засосы на чиминовых плечах все же могут оказаться проблемой, но Чонгук про них вспоминает за секунду «до» и прикрывает назад растянутым воротом свитера.  — Я… эм-мм, вышел на улицу поговорить с мамой и увидел Чонгука. Решил поздороваться. А ты? — Меня попросили позвать Чонгука к ужину, — Тэхену все равно, что здесь же в гараже стоит и сам Чонгук. Сейчас он обращается к одному лишь Чимину, четко понимая, что упускает здоровенного розового слона в этом, от чего-то невероятно душном, помещении, — ты вроде сказал, что пойдешь наверх.  — Да, — как дурачок соглашается мальчишка, игнорируя недовольную гримасу Чонгука, стоящего слишком далеко, — как раз туда собирался. Старшему надоело играть в эти игры гораздо раньше Чимина, потому каждая дополнительная минута выжигала из него терпение, словно воду из чайника. Казалось, еще немного, и из ушей повалит пар, а правда выстрелит в любой момент, разрушив все, что так долго выстраивал мальчик. Перед уходом, Чимин проверяет, в порядке ли Чонгук и насколько сильно его задел этот диалог между двумя друзьями. Тот же молча возвращается к своим инструментам, громыхая ими слишком сильно и явно. В любом случае, мальчишка в данный момент ничего не может предпринять, чтобы тому полегчало. Ему приходится выйти вслед за Тэхеном и до самого утра ворочаться в гостевой постели, в попытках отыскать такой способ все поправить, который больше никому не причинит даже самого незначительного вреда.

***

За окном распускается почками нежно-розовая весна, когда Чонгук впервые говорит Чимину: «я тебя люблю». Это совершенно обычный воскресный день. Тэхен где-то за городом знакомится с родителями Хесон и потому не в курсе о том, что его лучший друг проводит позднее утро, валяясь в постели с его старшим братом после проведенной вместе ночи. Они оба чуть запыхавшиеся и разморенные после сразу двух оргазмов. В целом доме нет никого, кроме них. Родители Чонгука уехали на выходные на чью-то золотую свадьбу. На мальчишке спортивная джерси старшего с его командным номером, на губах застывший на томном выдохе восторг, а в глазах слезы.  — Я тоже тебя люблю, — говорит, нисколько не лукавя, ведь эта правда так же очевидна, как и то, что на дворе полдень и март месяц, — очень-очень сильно. Чонгук переворачивает их, прижимая Чимина к скомканной простыне, и целует долгих три минуты, не давая даже толком вдохнуть грудью.  — Слава Богу, — говорит через какое-то время, выражая облегчение новыми отметинами на мальчиковой шее, — я не знал, что делать, если бы ты ответил по-другому. Чимин звонко смеется, чувствуя, что к новому раунду так скоро он еще физически не способен, но пропустить завтраки, обеды и ужины ради возможности пролежать с Чонгуком вот так в постели весь день хочется безумно. Впереди у старшего выпускные экзамены и поступление в университет, который, как Чимину уже известно, находится в другом штате, так что в будущем у них будет не так много шансов проснуться вот так вот, жертвуя потребностями ради одной конкретной. Чимин хочет использовать оставшееся время, ни о чем не жалея, и уж тем более не думать о том, как будет дальше, ведь здесь и сейчас Чонгук его любит, а большего и не нужно.  — Прекрати быть таким красивым, — просит Чонгук, с удовольствием зализывая отпечатки его пальцев на чувствительных мальчиковых боках. Оглаживает пальцами подтянутые ягодицы, разводя их пошире. На розоватой коже все еще остатки густого лубриканта, а кольцо мышц удобно растянуто, но слишком чувствительно после слишком резвого утреннего настроения футболиста. Чонгук задиристо подводит к нему один палец и тут же ощущает, как Чимин предупреждает его, хватая за скальп.  — Ты будто машина, — мальчишка закатывает от наслаждения глаза, когда Чонгук присасывается к незащищенному местечку на внутренней стороне его бедра, мешая между собой слюну и смазку, — как в тебе еще остались силы?  — Видел бы ты то же, что я вижу перед собой каждый день, — рычит Чонгук и щипает за левую ягодицу, наказывая за одно его существование, — не имею понятия, как я держался все эти годы. Чимин любит комплименты, о чем Чонгук конечно же в курсе, но иногда их поступает от второго так много, что мальчишка не знает, куда от них деваться. Вот как теперь. Чтобы хоть как-то заткнуть старшего, он требует его подняться к нему, и затем целует, переворачивая на спину. Чонгук успевает сминать его ягодицы, параллельно возбуждаясь и твердея прямо напротив чиминового внутреннего бедра. И когда Чимин решает, что вполне выдержит еще один заход, из раскрытой форточки спальни старшего слышится паркующийся у подъездной дорожки драндулет его младшего брата. Они замирают практически в одну и ту же секунду, прислушиваясь, чтобы не ошибиться. Чимин слезает с возлюбленного, нечаянно отбивая в процессе тому плечо, и мчится, прикрываясь одной несчастной джерси, к окну, выглядывая наружу.  — Это Тэхен, — говорит то, что Чонгук уже и так знает, — что будем делать? — Знаю, что мы это уже не раз обсуждали, — начинает юноша, так же привставая с постели и забирая с пола светло-серые спортивные штаны, — но, может быть, пора рассказать ему правду? Мне осточертело прятаться и делать вид, что ты только лучший друг моего младшего брата. Ты слишком долго решался, малыш. Пора. Чимин знает, что Чонгук прав во всем, но всего при одной мысли о том, как может отреагировать на подобную новость Тэхен, ему хочется сбежать и спрятаться куда-нибудь, где это все можно будет просто переждать, пока не устаканится. На данный момент он не сможет пережить потерю ни одного из братьев, но как сохранить обоих — не имеет понятия.  — Я не думаю, что это хорошая идея…  — Ты постоянно говоришь одно и то же, — перебивает Чонгук, со злостью швыряя в мальчишку его нижнее белье, — в чем твоя проблема на самом деле? Дело во мне? Боишься признаться идеальному Тэхену, что встречаешься вот уже много месяцев с его проблемным старшим братом? Это настолько плохо — любить меня? Ответь. Это так ужасно и непростительно, что ты решил, будто это навсегда разрушит вашу дружбу?  — Нет-нет-нет, — качает головой Чимин, пытаясь подступиться к юноше ближе, — пожалуйста, тише, Гук…  — Нет, я хочу знать сейчас, — любой находящийся в доме легко расслышит ругань доносящуюся со второго этажа, и Чонгук лучше Чимина знает об этом, — я хочу знать, почему я продолжаю быть твоим грязным секретом, если ты говоришь, что тоже меня любишь? Как можно любить и бояться говорить об этом вслух? Чимин делает последнюю попытку остановить Чонгука, пока еще не слишком поздно, но тот отшатывается от его прикосновения, будто от ожога первой степени. Хватается за ручку двери и, вопреки мольбам мальчишки, открывает ее настежь. Прямо за порогом стоит ошарашенный Тэхен с ключами в одной руке и телефоном в другой. Глядит на Чимина и не может выговорить ни одного слова. Прежде, чем мальчишка даже произносит его имя, тот дает задний ход и сбегает вниз по лестнице. На выходе из спальни Чимина хватает за запястье побледневший и совершенно разбитый Чонгук. Младший со всей силы дергает рукой, чтобы высвободить ее из крепкой хватки, предупреждая:  — Не смей ко мне прикасаться. Удивительно то, как столы быстро перевернулись. Чонгук его отпускает, потому что другого выбора у него просто нет. Чимину не удается догнать Тэхена до того, как тот залезает в свою тачку и выезжает на проезжую часть. Но к Чонгуку он не возвращается, зная, что простить не получится. По крайней мере не так скоро.

***

К концу следующей недели Тэхен продолжает все так же избегать Чимина, не отвечать на его звонки и игнорировать смс-ки. Мальчик пытается подловить его во время занятий или подкараулить в их часто посещаемых местах, но если кто-то ни в какую не желает с тобой разговаривать, как заставить его выслушать тебя всего разок? Ситуацию ничуть не упрощает тот факт, что Чонгук, как оказалось, уехал из города почти на две недели, чтобы, по словам его матери, прочистить голову и подготовиться к скорому переезду в Кембридж. Чонгук пытался сначала достучаться до мальчишки и наладить с ним контакт. Просил прощения, обещал все исправить, но через какое-то время пережевывания на зубах острой обиды Чимин осознал одну простую вещь: никто не виноват в случившемся больше, чем он сам. Именно ему принадлежало решение не рассказывать до поры до времени ничего Тэхену. Его идея заключалась в прятках по темным углам и бесконечном вранье самым близким. А ради чего? В конце, так или иначе, он все равно остался один. В один вечер, Чимин возвращается домой после тренировки с Хосоком и решает зайти в их с Тэхеном любимое местечко с игровыми автоматами и самыми вкусным милк-шейком во всем городе. В понедельник вечером посетителей не особенно много, так что Чимин без труда находит свободное место и достает из рюкзака толстую тетрадь. Учеба дома напоминает ему каждый раз о ссоре с его лучшим другом, так что мальчишка глупо рассчитывает на то, что в людном месте у него будет меньше возможностей вспоминать о том, какой он кретин. Чаще всего они с Тэхеном навещали этот игровой бар исключительно по пятницам, так что у Чимина изначально нет никакого скрытого мотива случайно столкнуться здесь с приятелем. Он записывает на бумажном листке в клетку решение сложного уравнения, когда колокольчик на входе сигналит о новом посетителе, и в зал, отряхиваясь от мелкого грибного дождя, заходит Тэхен. За ним, крепко держась за его ладонь, шагает его любимая девушка, и они выглядят счастливыми. Во всяком случае до тех пор, пока Тэхен не замечает своего лучшего друга за одним из столиков. Чимин, уставший пытаться, опускает голову и как-то совершенно забито вжимает ее в плечи, желая притвориться сейчас частью интерьера, незначительной деталью узора на стене. Хесон поднимается на носки и что-то упрямо шепчет юноше в его отросшие светло-каштановые лохмы. Затем толкает в плечо вперед, а сама уходит в совершенно другую сторону, направляясь к игровым автоматам. Тэхен топчется еще недолго на месте. Кусает губу. Теребит серьгу в ухе в глупом, подростковом страхе сделать долгожданный шаг навстречу, окончательно опоздав. Но все же его делает. И Чимин не верит своим глазам, когда тот опускается на стул напротив, неуклюже хлопая ртом.  — Почему ты мне сразу не рассказал? — задает всего один вопрос, а Чимин только от него застывает на месте, волнуясь за то, что любой его ответ, произнесенный наконец-то вслух, скажется на всей этой ситуации еще разрушительнее.  — Я…  — Сколько это продолжалось? Мальчишка подбирает пальцами салфетку под своим стаканом молочного коктейля, начиная мелко рвать ее на части. Наблюдает за тем, как белые куски размякают и прилипают к подушечкам, признаваясь с неким облегчением:  — Семь месяцев.  — Семь месяцев?! — Тэхен не кричит, но явно шокирован данным известием, — как вообще… то есть, как вам удалось так долго это скрывать? И когда все началось? С той ярмарки в сентябре?  — Нет! — Чимин бросает ошметки салфетки, не представляя даже с чего ему начать, — не знаю… отчасти? Мы не планировали, чтобы так все вышло. Это. это просто случилось.  — Ты просто упал на член моего старшего брата? Чимин откидывается на спинку стула, не веря, что слышит это от своего единственного лучшего друга.  — Я был влюблен в Чонгука задолго до того чертового поцелуя в будке, — говорит мальчишка совершенно спокойно, как если бы он сейчас не использовал последний шанс сохранить их с Тэхеном отношения, — и ты это всегда знал. Но тебе было проще придумать одно идиотское правило, поставив на кон нашу дружбу, чем попытаться понять, что я чувствую и насколько это серьезно. Тэхен молчит долго. Чимин успевает придумать десятки различных вариантов продолжения этого разговора, и ни один из них не кончается безобидным примирением, но, к счастью, ни одно из его предположений не оказывается верным:  — И насколько это серьезно? Мальчишка сжимает ладони в кулаки, прижимая их к себе поближе. Делает вдох, затем выдох. Широко открывает глаза и говорит то, что должен был сказать давным-давно — правду, какая есть:  — Я люблю его, Тэ. И, даже несмотря на то, сколько лет мы с тобой дружим, я не готов его потерять. Я очень сильно его люблю.

***

Чимин возвращает в свою жизнь Тэхена и их привычную рутину, от которой будни снова обретают некий смысл, а обеды в школьной столовой больше не получаются пресными и одинокими. Но, даже вернувшись на то самое место, с которого он начал этот учебный год, мальчишка больше не хочет стоять на нем, боясь заступить за края и пожить как-нибудь по-другому. Всегда круглый отличник, заботливый сын и верный друг, но Чимину больше этого недостаточно. Ему хочется до безобразия сильно сделать пару шагов назад и стать еще всего один раз одному конкретному человеку любимым. И чтобы кусали за плечи, целовали в коленки, обнажали душу честностью и учили храбрости каждый новый день. Но месяц заканчивается, а Чонгук все не возвращается. Тэхен, смирившийся с тем, что у него нет никаких прав указывать даже лучшему другу кого любить, продолжает заверять мальчишку в том, что его хен не покинет штат, не попрощавшись. Чимин почти каждую ночь остается у него дома, чтобы не пропустить рева мотора под окнами и ярко-оранжевых бликов округлых фар знакомого байка. В одну из похожих ночей Тэхен сразу просит за что-то прощения перед Чимином, и только потом просит выйти с ним в гараж, чтобы сообщить новость:  — Он не вернется сюда. Чимин ступает назад на какой-то мусор под ногами, царапая себе подошвы кед.  — Мне очень жаль, Чимин-и, — продолжает приятель, пытаясь протянуть мальчишке ладонь, но тот неуверенно шагает назад, к раскрытой настежь двери, — он позвонил сегодня утром и попросил маму собрать все его вещи. Они завтра перевезут их к дяде, у которого он остановился. Оттуда он сразу на самолет.  — Ясно, — едва слышно отвечает Чимин, хватаясь за сбитый гвоздями, дверной косяк, — я понял…  — Ты в порядке?  — Да, — отвечает скорее, чем Тэхен заканчивает вопрос, что очевидно доказывает неправдивость его согласия, — я… я в порядке. Я обидел его. Я заставлял его долгие месяцы врать тебе, потому что боялся потерять нашу дружбу. Господи, каким же я был эгоистом. Я все испортил. Мальчишка опирается плечом о ближайшую поверхность, чтобы только удержаться на ногах. Ему надо бы присесть, а лучше сразу в постель, под одеяло и никогда ни с кем не разговаривать о Чон Чонгуке. Слишком болит. Пока еще нестерпимо. Тэхен выбирает ничего не говорить, ведь в несчастье друга отчасти тоже чувствует себя виноватым.  — Я знаю, что у него есть полное право на меня злиться. И я ненавижу тот факт, что мог сделать все по-другому, и никому бы в итоге не было больно. Но самое стыдное, что дело было даже не в тебе, Тэ, а в том, что я до чертиков боялся что-то поменять в своей жизни. Я боялся, что если мы однажды вынесем наши с Гуком отношения за пределы его комнаты или этого долбанного гаража, все станет слишком реальным. Люди начнут говорить. Кто-то осуждать, а кто-то завидовать. Я боялся стать объектом для сплетен или, Бог мой, разговоров с мамой о сексе. Но еще больше, я боялся того, что, когда Чонгук поймет, что я нисколько не особенный, и нисколько не забавный, не бесстрашный и не искренний, когда он устанет нянчиться с лучшим другом его младшего брата… я боялся, что…  — … что я тебя брошу? Чимин не понимает, в какой момент Тэхен пропадает из его зоны видимости, и когда его щеки оказываются влажными от слез. Он разворачивается, цепляя локтем торчащую шапочку не прибитого к косяку гвоздя. На свитере остаются распоротые швы и некрасивая дырка, но мальчишке никогда еще не было настолько плевать на такой крошечный пустяк.  — Почему ты здесь? — спрашивает мальчишка, часто-часто моргая, чтобы осознать, что это не сон, — я думал… Тэхен сказал…  — Тэхен соврал, — перебивает старший, стягивая с черных волос капюшон от своей широкой спортивной толстовки. Нигде не видно его байка или другого средства передвижения. Чимин вообще не слышал никаких дорожных шумов, которые могли бы его предупредить о подобном сюрпризе.  — И я надеюсь, что ты сможешь его простить за этот маленький спектакль, — продолжает Чонгук, подступая ближе осторожно и ни в коем случае не делая широких шагов, — он решил, что это хорошая идея — заставить тебя выговориться. Сказать, что ты чувствуешь на самом деле.  — Так ты еще не переехал в Кембридж? Почему-то Чимину совершенно плевать на подлое предательство со стороны близкого друга или на то, что Чонгук слышал каждое слово его неподготовленной тирады. Главное тут совсем не это.  — Я уеду, — выпускник нехотя признает истину, скорее добавляя, — но только осенью. Если ты захочешь, — он становится так близко, что между ними едва удается проскочить клубкам белой пыли, — чего ты хочешь, Чимин? Чего Чимин хочет? Того же, что хотел и в свои скудные тринадцать лет, и в непростые пятнадцать, и в совсем тяжелые шестнадцать. Того же, чего хочет до сих пор: неизменно, упрямо и неизбежно.  — Я хочу быть с тобой. Встречаться и ходить на настоящие свидания. Покупать два мороженых, но съедать в конце концов одно на двоих. Смотреть фильмы, которые мне не нравятся, но которые нравятся тебе. И хочу рассказать родителям, что у меня есть парень, и что он моя мечта. И что я люблю его. И что я люблю тебя. Чимину страшно поднять глаза, так что он оставляет их едва открытыми и разглядывает за пеленой слез принт на чонгуковой толстовке. Запястье, с болтающимися часами на костяшке, поднимается к его подбородку и запрокидывает голову наверх. Чонгук улыбается так, как мало кто знает, что он умеет. И это правильно, ведь он далеко не всем позволит видеть себя беспредельно счастливым.  — Я знаю, — заверяет он, ведь знает, как мальчишке это важно, — и я хочу всего этого ничуть не меньше. Больше никаких секретов? Чимин отвечает ему в самые губы, за мгновение до теплого и исцеляющего, весеннего поцелуя:  — Больше ни одного.

just kiss me hard like you did at the start kiss me hard just like i'm breaking your heart