***
Сытый и довольный после «развлечения» Ларин хочет чего-то нежного, и для этого отлично подходит Ксюша. Она еще сонная, заваривает кофе на их кухне, отмахиваясь от тяжелых спадающих прядей. Он ласково помогает ей в этом деле, и целует за ухом, мягко вжимаясь губами. Недовольная Ушакова бурчит про то что знает, чем он с утра занимался, и что лучше бы ему умыться для начала, а не прикасаться к ней этими руками. Дима не обижается, лишь уверяет, что ему в голову не придет целовать нечто вроде Хованского, максимум выебать в рот. И продолжает прижиматься со спины, уложив подбородок на остром плече, слегка трется губами о ткань, когда Ксюша возится с чашкой. Наконец под его напором девушка сдается, и переплетая пальцы зовет его на диван, прихватывая кофе с собой. Ксюша устраивается на подушке, листает что-то в телефоне, иногда отпивая, а Дима устраивается у нее на груди, скорее лежа чем сидя. Длинные пальцы зарылись в его волосы, словно к девушке пришел большой и ленивый кот, Ларин расслаблен настолько, что находится в полудреме, руки удобно ложатся на тонкую талию лишь слегка давят на мягкий живот. Посматривающая иногда на него сверху вниз Ксюша дивится, как в одном человеке уживаются такие разные желания. Она и представить не может, чтобы Дима Ларин поднял на нее руку. Спустя пару месяцев отношений он признался ей, каким образом выпускает пар. Сказал что она успела что-то сделать с его сердцем, и он не может не предупредить, кем на самом деле является. Долго и искренне объяснял ей, что с ней такого не случится никогда, что у него совсем другое к ней отношение. Что-то помимо похоти. Помолчав она тогда ответила, что ей нужно время на подумать. Надо было видеть, какой страх блеснул у него в глазах. «Конечно…» — и голос совсем безжизненный, словно она отправила его куда подальше и пообещала купить газовый баллончик, а не попросила ночь поспать в другой комнате. Он так удивился когда утром Ксюша обняла его и с улыбкой сказала что дает шанс… Ушакова знала всех его жертв, если не в лицо, то по именам. Всегда знала, когда он идет удовлетворять свою жажду чужих страданий и болезненных стонов, а когда снимает «Ларин шагает». Порой выборы которые он делает ее удивляли. Оплывший жиром алкаш с визгливым шепелявящим голосом. Совсем не тянет на сексуальную фантазию, правда? Наверное, все дело в его таком выбешивающем Диму самодовольстве. Иногда Ксюша думает, как это происходит, с чего все начинается, куда Ларин бьет, что говорит при этом? Заводит ли его сопротивления и крики, или он предпочитает, когда люди под ним затыкаются, и давятся своей болью в тишине? А что после этого? Просто подняться и отправиться за аптечкой? Как-то раз ей пришлось лицезреть кусочек такого представления: Они собирались куда-то вылетать. Ксюше позарез нужно было заполнить документы в последний момент. Дима в это время был на квартире у Хованского, по середине процесса. Перелет для них важен, по-деловому важен, и Дима не может позволить себе вылететь нервным и не «отдохнувшим» как следует. Поэтому она и приехала с пачкой бумаг в сумке к чужой незнакомой квартире и звонит в дверь. Открывает Ларин. Ксюша торопливо входит внутрь, и мужчина по-хозяйски проводит ее в гостиную. Видно что он здесь почти как дома. Даже сам Хованский выглядит в своей квартире менее как дома. Сидит где-то в углу комнаты на жестком барном стуле, опущенном максимально вниз. Выглядит он совсем по другому. Голова опущена вниз, вся фигура как-то сгорблена. Он смотрит вниз на свои руки лежащие на нелепо плотно сдвинутых коленках. Как дама в короткой юбке. Юра бледнее чем на видео, и такой неестественно для своего образа тихий. Ларин раскладывает документы по столу и вчитывается в мелкий шрифт. Дойдя до места подписи он оборачивается в сторону, и как-то совсем не в своем стиле резко бросает: — Ты. Принеси мне ручку. Хованский тут же подскакивает с места и быстрым шагом направляется в коридор смотря под ноги. Возвращается с канцелярской принадлежностью в руках и кладет на стол, будто боясь прикоснуться к Ларину даже пальцем. Тот быстро ставит закорючку, собирает бумаги в стопку и протягивает Ксюше. Хованский начавший отходить куда-то в сторону внезапно оказывается грубо притянут назад. Кулак крепко сжимает ворот рубашки, Хованский вынужден изогнуться. Ушакова вздрогнула, а Юра издал первый звук за все это время — шумный вздох. — Жди меня в спальне. — пальцы разжимают ткань, а Юра так и остается с перекошенными плечами. Ларин разворачивается обратно к Ксюше — Идем, провожу. — с ней он говорит совсем по-другому… Они идут к двери, последнее что замечает Ксюша — застывший Хованский со странно подрагивающими зажмуренными глазами. Глубоко в груди шевельнулась жалость***
Хованский сидит в полутемной комнате и роняет слезы себе же в стакан. Его буквально тошнит, выворачивает от того насколько же все хуево. Блевать тянет также из-за алкоголя, что он почти насильно в себя вливает. Он все же перебрался за барную стойку и теперь намертво затянут в унылый непрекращающийся цикл: «стакан-бутылка-стакан-бутылка-стакан-другая бутылка?..» Бухать в одиночку — не самая лучшая привычка для человека с больной печенью. Ему бы стоило записывать видос, но шутки просто не лезут в голову. Да и лицо опухло сильнее обычного, красные глаза и хлюпающий нос не так просто скрыть за освещением, и холодной водой из-под крана. Некому даже поджать губы и напомнить ему о проблемах со здоровьем. Он тут один. Пытается вытянуть себя из апатичной депрессии и тупого надиралова, которое даже не помогает. Тащится в кабинет с бутылкой вместе, забив болт на стакан. Врубает колонки, шарит в Контакте в поисках музыки что может его растормошить. Тыкает на что-то быстрое и рокенрольное. Закрывает глаза, слушая гитарные соло. Когда-то он тоже играл на гитаре… Как и ожидалось, ему не помогло. Даже стало еще паршивее. Ставит паузу, оставаясь в гнетущей тишине. Думает о том, каковы у него шансы со своими то связями раздобыть антидепрессанты. Высокие конечно. Но смысл, если его это просто убьет. Юра удивляется как печень еще не отмерла и не превратилась в кусок гнили от алкоголя, на ограничение которого он окончательно забил. Наверно стоит ему принять хоть одну таблетку, это произойдет мгновенно, и измученный орган прекратит работать навсегда. В моменты таких размышлений Хованский понимает, что как ни парадоксально, он все еще хочет жить. Почему, интересно.? Что его вообще держит? Задизлайканный канал и комментарии про то, что он «Петуханский»? Ушедшая любовь? Друзья, с которыми он ведет себя как мудак, и поэтому не видится? Или может насильник который натягивает его каждые пару дней в собственной квартире? На самом деле просто гормоны. И зачем природе понадобилось создавать эти ебучие инстинкты?! Чтобы он продолжал страдать и мучиться вместо того чтобы спокойно передознуться и избавиться наконец от этой вечной паники.? Юра и не заметил как начал плакать. Плечи дрожат от того как из груди вырываются всхлипы, он бы сейчас мог направить все силы чтобы застыть, но несмотря на это продолжил бы трястись. Почему его жизнь, такую многообещающую, просто выкинули нахуй, и в замен началось это? Ни почему. Просто. От осознания несправедливости бессильные слезы льются в два раза сильней. Из трясущихся рук выскальзывает бутылка. «Блять!» — футболка в пизду. Надо менять. Стягивает через голову и видит свое тело. Из-под ремня вверх тянуться фиолетовые синяки. Если приглядеться то можно рассмотреть следы от пальцев. Ларин вообще любил схватить его покрепче. Чтобы чувствовалось. Чтобы смотреть сверху и таскать по кровати как куклу, сминая к чертям одеяло и измываться от души словами. Он видит как пугают Хованского эти метаморфозы, как он панически оглядывается на него, терпя боль в тех местах куда Ларин бьет и давит, пытаясь уловить момент когда начнется самый пиздец. Видит и кайфует от этого. От того как просто он вертит его состоянием, дергая по эмоциональной лестнице туда-сюда. Ну и дергая в пространстве. Отдельное удовольствие — это вдавливать рыдающего Юру лицом в подушку, крепко и до боли запустив руку ему в кудряшки. Лишая даже возможности что-либо видеть. Заставляя покорно сдаться и обмякнуть, прогнуться, отдавая всего себя на растерзание Диминой похоти и изощренной фантазии. Торопливо Хованский ищет какую-то толстовку. Находит. Прячется под ткань. Но от боли и воспоминаний не спрячешься. Сколько бы не надирался, все равно помнит все в подробностях. Стоит Ларину протянуть к нему свои руки, и моментально Юра существенно трезвеет от страха. А потом еще и еще. С каждым новым прикосновением, шлепком, и толчком в разьебаный анус. Всегда когда Ларин с ним заканчивает, он почти уже и не пил как будто… Сейчас он правда один. И бухущий в хлам. Плетется на диван. На кровать ему после всего пережитого даже смотреть мерзко.