Однажды кончится лето...

...Мы стояли безмолвным кругом, потерянно глядя на холм земли и надгробие, у основания которого, между венков, стоял портрет в рамке, сделанный из фотографии. Саша Гордеев, узнав, что фотография, сделанная им далёким теперь летом восемьдесят пятого на плацу в Баграме, нужна для траурной рамки, лишился дара речи. Да и остальные, узнав о случившемся, были потрясены. И поэтому сейчас молча стояли, не стесняясь и не скрывая своих слёз. Потому что не могли поверить в случившееся. Старший лейтенант Василинова. София, Соня, Сонечка... Её хоронили в закрытом гробу. По просьбе матери. И я в конечном итоге согласился с тем, что это было правильное решение. Соню запомнят именно такой, какой её запечатлел на том фото Саша. Она останется в нашей памяти улыбающейся и вечно молодой. Прошедшая войну девушка, рано повзрослевшая... Кровь прилила к лицу, когда я вспомнил увиденное в госпитальном морге. От сильной и крепкой Сони осталась только половина. Она в буквальном смысле сгорела. Ежеминутно помогая всем, кто был рядом. И не оставив даже минуты для себя самой. Почему ты никому ничего не сказала про свою боль, Соня? Ты настолько привыкла к тому, что всегда нужно быть сильной и стойкой? Боялась того, что кто-то увидит твою слабость? Этого уже никто и никогда не узнает. Я молча наклонил голову и смахнул слёзы. А потом развернулся и пошёл в обратную сторону, не прощаясь с ребятами. Очнулся уже дома, сидя на стуле перед кухонным столом. Невидящим взглядом оглядел пространство вокруг и вздрогнул, когда часы на стене передвинули стрелки на полдень. Их тикание показалось мне неожиданно громким. Посреди наступившей всеобъемлющей тишины и пустоты. Посреди пустоты, в которой теперь предстояло прожить оставшиеся годы. Отныне и навсегда...