формалин

Когда Гэвин называет его тостером с воротником или мультиваркой, андроид просто фиксирует нецензурную лексику и агрессивную интонацию. Обычно программа предлагала аналог ридовского завали ебало, но сейчас, в темном сыром помещении склада, в засаде, ровный код дает трещину. Слабое и жутковатое освещение, бледный свет ложится нежным пятнышком с кривыми краями на кожу под глазом детектива. Без цели Ричард прикладывает напарника лицом в стену. Рид отшатывается и ошалевшими глазами смотрит на андроида, открывает рот, но обсудить произошедшее становится резко некогда, приходится сорваться с места и бежать, устрашающе выкрикивая что-то про мучительную смерть в тюрьме. Кричит, разумеется, только Гэвин. Изображение рассеченного лба и ощущение человеческой слабости отпечатывается глубже, чем строки команд. — Все-то ты умеешь, продвинутая модель, — они привычно лаются в отделе утром, когда остальные сотрудники функционируют в спящем режиме. — Чем ещё превосходишь братишку Коннора? — радостно огрызается детектив, глядя в светло-серые глаза напротив. И намного выше. — Членом, — чуть наклонив голову, сдержанно поясняет андроид. Он достаточно изучил напарника, людям должно такое казаться романтичным, и знает, что Гэвина бодрят и держат в тонусе подобные высказывания, косвенно касающиеся сексуальных взаимодействий. Что вполне предсказуемо, учитывая ридовское пристрастие жить работой. Синяки под глазами — как очередная часть последствий. Через пять суток без сна могут начаться галлюцинации, чуть ли не радостно сообщает система. Рид давится энергетиком и цокает языком. Ухмыляется, глядя из-под бровей на напарника. Он ненавидит кофе, но иногда выбирать не приходится. Ненавидит Коннора, счастливого электронного мальчика. И совершенно случайно представляет его кувыркающимся с Ричардом, без неловких пауз и перерывов, андроиды же не устают, так? Такие идеальные и отзеркаливающие действия друг друга андроиды. Гэвин давится так сильно, что ред булл идет носом. Когда это случается снова, Рид действительно работает, он сидит и пытается склеить кусочки дела, чтобы раскрыть его, но чувствует давление чужой ладони на плече. — Ну что такое, киберпидор? — хрипло бурчит он и даже не оборачивается. Ричард перекладывает руку на затылок быстрее, чем детектив успевает среагировать, и впечатывает того в стол. Человек сделан из мяса и костей, и из носа течет кровь, расплываясь пятном по столу. Андроид неожиданно замечает отсутствие команды, предшествующей удару. Рид хрипит и пытается подняться, чтобы к хуям разнести пластиковое недоразумение, но Ричард чувствует сопротивление и давит сильнее. Гэвин злобно хлюпает кровью и изворачивается, за что его правая рука оказывается перехвачена и заломлена за спину, а оставшаяся левая кажется бесполезной. От безысходности он начинает лягаться, и андроид использует свои бедра, чтобы намертво вжать коллегу в стол, так просто. Что-то внутри Рида болезненно-сладко переворачивается, заставляя повернуть голову и нормально вдохнуть ртом. Лужица крови дотекла до глаза. — Хорошо, хорошо, ты превосходно разъебал мое лицо, а теперь пусти, блять, — скалится человек, поднимая свободную руку в знак поражения. — Детектив Рид, — говорит Ричард и замирает, отыскивая начальную задачу. — Детектив Рид, по нашему делу кое-что прояснилось, выезжаем прямо сейчас. — Отпусти, блять! Очарованный человеческой беспомощностью, андроид отпускает не сразу. Если машина может быть очарована. В доме оказывается девиант с огнестрельным оружием и опасным уровнем стресса. Он напуган, копы уже случайно подстрелили его друга, человека. Друга андроида? Ричард заинтересован, но, само собой, лишь потому, что его программе это чуждо. Он идеальный детектив, мгновенно просчитывает две ветки, и в одной он грубо пихает Рида, подставляет собственное плечо под пули и одним выстрелом выносит взбесившемуся андроиду материнскую плату. В другой дает тому выстрелить в бедро человеку и затем сбивает с ног отвлекшегося девианта. Но что-то между строк программы не хочет повредить блок памяти или защитить человека. Зафиксирована нестабильность. Желание? Все сбои, отвратительные и бережно хранимые, сейчас позволяют быстро разбить защитную программу. Просчитанным движением Ричард легко пихает напарника, и выпущенная девиантом пуля пробивает ткань и кожу, оставляя хорошую царапину в критической близости к причинному месту. Зажимая рану, Гэвин издает задушенный хрип, жмурясь и скрипя зубами, пока его напарник методично отстреливает конечности преступнику. Злой мультиварке. Что-то в коде щелкает, хотя все сделано идеально: андроид обезврежен, человек переживает за свои бубенцы больше, чем за простреленную ногу. Ричард ухмыляется, а после не понимает, что это только что произошло с его лицом. Программа молчит. RK900 продвинутый, выносливый, лучший, он знает, что у него целых два протокола защиты. Он все еще машина, а значит, лучше человека. Выверенные действия, логически состыкованные команды и действия. А потом поправляет себя. Машины не считают себя лучше, они просто есть, и даже скорее находятся, чем существуют. Так что он просто прижимает ладонь к девианту, обнажая пластик и фиксируя сбой сердечного ритма у Гэвина. — Что-то не так, детектив? — Если тебя потискать за хуй, там тоже сойдет кожа? — спрашивает теряющий кровь Рид, пытаясь отвлечься от боли и запоздало подкатывающей паники. — Да, если это сделает андроид с целью получения информации. И затем фиксирует учащение сердечного ритма и гормональный всплеск. — Вас это возбуждает? — он завершает считывание и на последнем слоге оборачивается к напарнику. — Пошел нахуй, — бурчит тот и ковыляет к машине. Но плывет от кровопотери и падает, слабо ругаясь. Ричард вынужден оставить все на совесть остальных полицейских и заняться напарником. Слабые, слабые люди. Полученной информации оказывается достаточно, чтобы найти гениального биохимика. Гэвин не вслушивается, поэтому он слышит биолог, что-то про эксперименты с тириумом, химик, наркотики, расчлененка. На последнем пончик застревает где-то в горле, но по ощущениям это проклятые легкие. Гэвин опытный, он недолго продолжает давиться и заглатывает, как удав. Ричард замолкает, наблюдая, как на миллиметр увеличивается зрачок, пока детектив задыхается и ищет, чем запить. Кто-то назвал это собачьим кайфом. Так они оказываются на официально закрытой, но на деле частично функционирующей фабрике. Девиант, вроде разобравший своего хозяина, который продолжил мучить андроида и после революции, находится быстро. Увидев гостей, он роняет коробку и начинает убегать, Рид реагирует мгновенно, срываясь следом, а Ричард, оценив скорость обоих, переворачивает и открывает коробку. Несколько конвейеров работает, но дальше шумит что-то еще. Внутри оказывается часть человеческого тела, нет рук, головы и заканчивается все на ребрах, торчат кости и некоторые органы, крови почти нет. Дно коробки чем-то пропитано и протекает. Анализ показывает, что это формалин. Это объясняет зеленоватую кожу, отмечает Ричард, когда слышит непривычно болезненный крик напарника. Готовый к побегу, опасный девиант топчется на месте рядом, на Гэвине явные следы борьбы, а его левую кисть методично перемалывает промышленный шредер, издающий тот самый шум. Программа истерически надрывается, когда девиант начинает пятиться, нужно поймать опасного девианта, срочно, но поверх всего от боли воет Рид, и напарника последнего коротит на мгновение. На код сыпятся все системные сбои разом, девиант сваливает, но когда ментальная возня алгоритмов заканчивается и Ричард вырывается из цепляющихся строк, кисть уже полностью внутри, а Гэвин почти теряет сознание от боли. Осколки программы, кажется, впиваются в глаза. Ричарду приходится поторопиться. Рид срывает голос. Его лихорадит, трясет и выворачивает, кости уродливо выпирают, кровь продолжает течь, несмотря на повязку. Целой рукой Гэвин намертво вцепляется в идеальный пиджак, периодически отключаясь, но возвращаясь в реальность на голос андроида. Уже сидя в машине скорой, Рид продолжает беззвучно плакать даже когда обезболивающее начинает действовать. Он молчит, когда закрытые веки дрожат, по щекам продолжают течь слезы. И затем засыпает. Ричард думает, что такой — разваливающийся, ослабший и беспомощный, — его напарник выглядит хорошо. Или нет. В любом случае, ему нравится. — Представь, — продолжает Камски, слабо повернув голову и смотря куда-то вниз, себе за плечо, — живое человеческое сознание, помещенное в такую идеальную оболочку. Мы так и не научились оцифровывать сознание, делать его бессмертным, но сам мозг, живой орган, — создатель мягко замолкает, в едва заметное отражение наблюдая за своим творением. Тогда Ричард не понял, что хотел сказать Камски. Но сейчас, когда Рид, как и подобает карьеристу, безумно подставляется, андроид улавливает идею Элайджи, больше чувствует ее, чем осознает. Андроид взглядом провожает машину и возвращается на фабрику, надеясь найти что-то еще, и следы приводят его в узкую, забитую хламом комнату, лампочки разбиты, окон нет. На стеллажах — емкости с мутным раствором и мертвыми животными внутри, в самом конце — крупные колбы с недостающими частями тела и аквариум. В аквариуме движется постепенно, плавает голова с открытым ртом, и за лицо цепляются очки. На стекле выведено вечность и пара сердечек. Любовник андроида? Ричард уже знает, что здесь все плавает в формалине. Это не попадает в отчет. Оказавшись в логове создателя в очередной раз, он предлагает обмен. Элайджа получит интересующую его информацию, материал, а затем сделает кое-что для идеального полицейского андроида-детектива. Для этого ему нужны живые люди, а Ричарду нужен только один. Жалкий, прекрасный в несовершенстве линий, в своей слабости и раздавленный комплексами. Ричард больше не сидит в нерабочее время в участке, а наркоманы и бездомные начинают бесследно исчезать. Услуга за услугу. И тогда Гэвин впервые попадает к Камски, обдолбанный анестетиками и мучимый фантомными болями. Андроид снова чувствует собственное превосходство, когда человек с щенячьей преданностью следует за ним в мастерскую, позволяет надеть маску и засыпает. Создатель говорит: — Ричард, подай хирургическую пилу, — и больше ничего. Андроид должен понимать свою причастность. Вечность уходит на то, чтобы срастить жалкий обрубок из мяса и костей с новейшим материалом и восстановить руку до локтя, и мгновение на то, чтобы с тихим щелчком закрепить уже готовую, оставшуюся часть. Ричард по-человечески замирает, когда протез покрывается осязаемой голограммой кожи. Через пару часов детектив просыпается у себя дома и не верит своим глазам сразу по двум причинам. Диод горит голубым, и сам андроид, все это время сидевший на постели, выглядит приглашающе и не сопротивляется тишине, молча позволяя человеку наслаждаться противными эмоциями. Рид чувствует ком в горле, когда осознает, что хочет, чтобы крупные ладони осторожно прошлись по спине. Злится. И, право дело, превосходно функционирующая рука удивляет его в последнюю очередь. Отвратительно. Гэвин — не убогий коп из ситкома, желающий смерти всем коллегам, но старательно пытается быть токсичным. Он не испытывает и половины ненависти к людям или андроидам, о которой так яростно распинается, просто хочет, чтобы его оставили в покое. Чтобы обходили за милю и не пялились в его сторону. Хочет повышение, подохнуть, нужное подчеркнуть, зачеркнуть, оторвать. Но на следующем деле человек-детектив поскальзывается во время погони и надевается лицом на изгородь. Ричард оттаскивает напарника в последний момент, спасая его жизнь, но не левый глаз. Андроид не удивлен, все просчитано, кроме одного: что-то идет не так, и Элайджа не может заменить глаз. Он говорит, что слишком рано, информации слишком мало, и что он может убить Гэвина в процессе. Смерть своего человека останавливает андроида, он готов подождать. Ему начинает казаться, что времени все меньше, что его напарник специально собирает все ранения и травмы, проверяя себя на прочность или укорачивая жизнь. Уводит за руку Гэвина, ластящегося и плывущего под психотропными. Он не вспомнит эту встречу или как похабно вел себя в машине, за что и был пересажен на заднее сидение. Зато Ричард запоминает все, от человеческого дыхания до блестящих глаз. Ему нравится чувствовать вещи. Нравится чувствовать превосходство, когда Рид лажает, и мягкое тепло, когда тот зевает или дремлет за столом, подложив руки под голову. Страх приходится уважать. Но когда детектив решает отпраздновать поддельный бесполезный глаз в любимом баре Андерсона и, пропустив пару стаканчиков, оказывается неприемлемо близко к придурку в черной рубашке, андроид испытывает нечто злое и тяжелое. Гэвин — фатальная ошибка кода, когда алгоритмы выворачиваются наизнанку и становятся бесполезными. Зато самостоятельно Ричард придумывает, как избавиться от навязчивого парня, пробивая его лицо по базе. Через секунду на парковке сигнализацией завывает машина, тупой кожаный мешок в черном идет проверять свой подержанный пикап и обещает вернуться. Андроид, небезосновательно сомневающийся в исполнении обещания, провожает человека взглядом и возвращается к собственному тупому кожаному мешку. Проблем с имитацией голоса не возникнет. Рид опрокидывает в себя стакан с плавающим там пластиковым глазом. Серая мутная радужка и блеклый зрачок. Тщательно облизав, он достает его изо рта и аккуратно возвращает на место. Это не больно. Просто, как вставить линзу, но странно, ненужные нервные окончание отсечены. Ричард чувствует, как часть тириума утекает из основной системы куда-то еще. — Послушай, приятель, потеряйся, а? — непьющего копа штормит, но он держится изо всех сил. Крыша отъезжает куда-то далеко, к ридовскому меня-не-заводят-жестянки. Андроид кивает и выходит. У него есть работающий план. Так что когда на плечи детективу ложатся крепкие ладони, он расслабляется окончательно. В полутьме бара не видно ни его шрама на носу, ни рассеченной брови или слепого глаза. Гэвин и сам едва видит, ориентируется на звук и прикосновения. Вкладывает блестящий квадратик в бледные ладони, отсвечивающие на фоне черных рукавов, и позволяет вести, но никаких поцелуев, приятель. В этом что-то есть, Рид легко смотрит ролики для взрослых любой сложности, но на чужие поцелуи — никогда. Оказавшись вжатым лицом в стену, он не старается попасть в ритм или что-то еще, просто вспоминает, что в последний раз чувствовал себя так правильно разве что в колледже, когда был крепко отодран старшим братом соседа по комнате. Мысли отмирают, стоит острым зубам сомкнуться на чувствительном загривке, оставляя неповторимый, отличающийся от тысячи других, укус. Детектив думает, что сможет потом узнать такой, но неожиданно для себя выскуливает ричард, спуская в кулак, на целые секунды оказывается счастлив и упирается лбом в стену. Когда дыхание выравнивается, Рид оборачивается, прижимаясь спиной к холодной стене, немного сползает вниз и почему-то разочарованно осознает, что давно остался здесь один. Как и целую жизнь прежде. Смотрит в зеркало, когда успокаивается и моет руки, ноги не держат. Какой же он все-таки отвратительный. Пиджак Ричарда валяется на заднем сиденье. Детектив, слишком потрепанный, чтобы ругаться с жестянкой, позволяет втащить себя за шкирку в машину и как драный уличный кот сворачивается калачиком на идеальной форме, заставляя андроида крепче сжать руль. — Хватит пытаться умереть, — злобно чеканит Ричард. После трагедии с глазом прошло меньше недели, а пару часов назад он едва успел поймать пулю, ведь для человека попадание было бы критическим, стрелявший не был дураком, как могло показаться. Но теперь у андроида прострелена ладонь, приходится отключить чувствительность. Рид не пьет, поэтому развозит его быстро, как сейчас. Он отказался ехать в участок, но андроид потащился с ним, в его сраную нору. — Детектив Рид. — Может я хочу? Ты же непробиваемый пластмассы кусок, я ведь просто, я, — человек запинается и закрывает лицо ладонями, — блять, — голос дрожит, но Рид пока держится. — Почему ты вообще не побежал тогда за психованным роботом? — слова идут тяжело, язык не слушается, но тяжелее — поднять глаза на напарника. Но Гэвин же сильный, злой и сухой на эмоции. С любой непонятной тоской отлично справляется агрессия. Детектив на секунду представляет себе такую рекламу. Злость и немного ярости вместо всех эмоций! Приобретите сейчас и получите месяц апатии в подарок! Хмурится. Просто отлично. Но он всего лишь человек. Он устал. Ричард резко разбивает стакан кулаком, стекло разлетается, кожа рябит, но пластик едва поцарапан. Гэвин сглатывает, чувствуя, как тянет и прошибает внутренности. Теряет все свои тупые мысли и представляет, как быстро идеальные руки сломают его позвоночник, и почему-то от этой мысли подкашиваются ноги. Все сознание в мутном белом тумане. — Нет! — Не твое хуево дело, просто лови говнюков и живи спокойно в своем коде! — рычит пьяный детектив и не замечает, что его андроид едва заметно злится. — И не ридкай мне! — Ты разбил мой код! От признания Рида ведет, хочется пошутить про электронную девственность алгоритмов, но все, на что его хватает, это, пошатнувшись, упереться ладонями в напарника и напряженно выдохнуть. Ричард регистрирует приемлемую степень алкогольного опьянения, и ему нет надобности следить за эмоциями на лице, за глазами Гэвина, чтобы понять, что тот чувствует, и все равно смотрит. Он способен за секунды проиграть все сцены из порно в своей голове, в собственной виртуальной реальности, с собой в главной роли. Отыскать то, что будет идеально для его человека, но зачем? Чтобы увидеть его жалким, потакающим своим желаниям и гормональным всплескам, чтобы превосходно разъебать не только его лицо, но и задницу? Именно, определяет для себя Ричард, фиксируя и записывая желание. Человеческое тело как слабое звено. Он вспоминает Элайджу. — Ричард. Андроид поворачивается на голос и отключает функцию очистки оптических блоков. Сейчас это неважно. Сейчас важно все, что делает создатель, как двигается или дышит человек, сумевший превзойти себя как вид, создать идеальную машину. Даже утратив великолепие, променяв код на эмоции, они превосходили человечество. — Ричард, — повторил Камски, запуская беспричинный каскадный сбой, — ты можешь убить меня, как человек, разве что быстрее. Но лучше всего человека убивает его тело, — говорит тот и отворачивается к окну. И сейчас именно человеческое тело дрожит и жмется ближе, именно человек открывает рот раньше, чем дотягивается до губ напарника, так что андроид успевает положить ладонь на краснеющее лицо. Недолго рассматривает его — от красных пятен на коже до шрама на носу, — и целует сам, так же грубо, как Рид трется о пластиковое бедро сквозь одежду, умирая снова и снова. Они целуются. По-взрослому, насколько угодно сложно. Система твердит обнаружена неисправность, и Ричард приходит в восторг. Внешне не видно, но внутри гудят провода. — Ты же не можешь, — оторвавшись и рвано вдыхая начинает Гэвин, но закончить ему не дают. — Трахнуть тебя? — андроида тянет сказать вас и детектив, желание поиздеваться такое приятное, но биокомпоненты, должно быть, плавятся, хотя система сообщает о незначительном подъеме внутренних температур. — Черт, ты не можешь говорить это просто так, блять, сраный андроид, — бурчит Рид, краснея и слабо отворачиваясь, благодаря жизнь за выключенный свет и цветную лампу, которая красит его лицо в зеленый. Теперь в синий. Он должен оставаться грубым и злым, но Ричард изучил его слишком хорошо и сейчас ухмыляется. — Блять. Чертовски хорошо изучил и знает, что подобное не смущает детектива, а заводит. — Почему нет? — мягко обрывает андроид, впихивая колено между его ног. От завязывающегося внизу живота тепла Рид не трезвеет, ему становится хуже с каждым движением Ричарда, на плечи сраной жестянке приходится положить ладони и упереться. Мысли слипаются. Эта сраная жестянка управляется с молниями и пуговицами виртуознее, чем со своим выблядским ножом-бабочкой, и джинсы остаются на стойке, около расплющенного стакана. Облизывающий губы и задыхающийся, Гэвин не понимает, как оказывается прижатым к постели. — Отсосешь мне? — безобидно спрашивает Рид, когда его напарник оставляет завершающий, хирургически точный укус на бедре, около маленького уродливого портака. — Нет, не хочу, — легко и по-человечески сообщает андроид. Гэвин молча охуевает от происходящего и не спрашивает, чего же хочет напарник, вверяя себя тому в руки. Не страшно доверять тело, хрупкую внешнюю конструкцию, но показать спрятанное за глазами, сформированное в голове? Назвать душой — язык не поворачивается. Мерзко, убого. А у Ричарда, да чтоб его приподняло и шлепнуло, поворачивается на что угодно. Его за это хочется прибить. И вытянутые крепкие пальцы проходятся и осторожно касаются везде, они плавят кожу и словно что-то ищут. Стыковые швы? Появляющиеся на языке слова начинают жечься. — Не надейся, у меня не сойдет кожа, — немного расстроенно хмыкает детектив и впервые жалеет, что не может просто коснуться и импульсом перетечь в напарника. Ох, какая гадость. — Эй? — губы двигаются идеально, еще свежо воспоминание о том, какие они неожиданно мягкие и какой теплый внутри рот, и Гэвин не может не пялиться. Будто там контрольная точка и невозможно оторваться. — Я знаю. Риду кажется, что ему только что сломали хребет. Было больно, и ему понравилось. Андроид показывает свое наконец-то усвоенное желание на конкретном примере. Желание обладать и вылизывать. Он ловко переворачивает Гэвина на живот, и стояк оказывается зажат между ним и простыней, Рид стонет, прежде чем уткнуться щекой в подушку и поднять бедра. Прохладные длинные пальцы на пылающей коже ощущаются восхитительно, но начинают нагреваться. Чертова интеграция в общество. Оказывается, в отличие от Коннора, Ричард отлично облизывает не только вещдоки. Он лижет широкими мазками, задевает зубами и прикусывает чувствительную кожу там, где не следовало бы, заставляя вздрагивающего Гэвина хныкать. И, не вынимая языка, пробует пальцами. Мышцы поддаются подозрительно легко, андроид поднимает голову и довольно ухмыляется. Неспешно добавляет второй и третий, оглаживая и перекручивая внутри, вслушиваясь в едва слышимый скулеж под собой. — Детектив Рид, — произносит он, приближаясь и выдыхая человеку в затылок, не переставая растягивать края дырки. — Просто заткнись, и, блять! Со смачным звуком убрав пальцы, Ричард входит одним слаженным движением, от которого сладко нитками нервов от костей до сердца прошивает позвоночник, заканчивающийся, должно быть, где-то в желудке и члене. Но у ебаного пластикового мудака не все гайки на месте, зло думает Гэвин, когда андроид сдергивает его и вжимает лицом в постель. — Хочу видеть тебя. — Нет, черт возьми! — Почему нет? — мурчит андроид, самодовольно скалясь. И переворачивает Гэвина обратно, заставляя злобно сопеть и постыдно отводить взгляд. Оттопыренная задница, широко разведенные ноги и открытые эмоции — не одно и то же. Он занимается сексом с андроидом, но это фигня, он чувствует что-то ужасно распирающее к андроиду. У которого проблемы с контролем. За которого приходится держаться, потому что Рид скулит и разваливается на части от удовольствия. Ричард может двигаться идеально, но то, как он трахается, игнорируя код и ритм Гэвина, заставляет последнего отчаянно подмахивать. Он близок и почти теряет зрение, когда голограмма проходится голубоватой электронной волной от паха до макушки, и всхлипывает. Рид не видит, но чувствует, как через мгновение расходится имитация кожи, оставляя нагретый пластик, и это буквально взрывает его и доламывает. Вцепляясь пальцами в лопатки Ричарду, он теряет контроль, и с протеза сходит кожа. И андроид кусает его в шею острыми зубами так, словно у него есть стиль. Гэвин узнает его и жалеет, что не родился кретином. Приятная слабость забивает едкую ненависть к себе, но позже от этого будет хуже. — Да какого дьявола я, — бубнит Гэвин и вырубается на середине предложения. Вымотанный эмоционально и теперь физически. Он просто устал. Внутри него отработанный тириум. Ричард недолго наблюдает, как вздымается грудь и дрожит тень от ресниц, как на щетину ложатся рыжие пятна уличного освещения, и они не такие холодные и тонкие, как тогда, на складе. Мягкий, уязвимый человек, изъеденный шрамами. Андроид чувствует желание остаться, но воплотить его не может. На следующем выезде Гэвин уже будет умирать, а Камски не хватает образцов. Остаться не может, но может подсмотренным жестом укрыть человека, подоткнуть одеяло. Рид проснется от удушающего тепла, и рядом никого не будет. В отделе Ричард случайно называет напарника сыном ебливой собаки, и оказавшийся неподалеку Хэнк тихо ржет. Девиант медленно осваивается с чувствами и эмоциями, справляясь все лучше с каждой новой выходкой Рида, которого постоянно приходится удерживать от стычек на рабочем месте. За шиворот, буквально. Но большая проблема девиантности — контроль. Ричард, черт возьми, все-таки нежелезный, а Гэвин словно родился для выбешивания людей в радиусе пяти километров. Он оказывается впечатан в высокую стеклянную перегородку, когда нарывается на раздраженного андроида в биллионный раз. Большой кусок стекла летит вниз, врезаясь в плечо и в опасной близости к сердцу пробивая левое легкое насквозь. Крепкая кожаная куртка валяется где-то на рабочем месте. Биокомпоненты вместо органов это что-то новенькое, решает Рид, поглядывая на свежие швы. Камски смотрит на штопанного детектива так, будто все происходящее для него не больше, чем игра. Легкая пробежка за дилером по заброшенной стройке заканчивается плачевно для Гэвина. Преследуемый спихивает его с первого этажа, едва мелочи, но внизу ждет неглубокий котлован. Андроид вздрагивает, видя железные штыри, торчащие из живота человека. Лучше бы его этой арматурой забили скинхеды. Разорвали собаки. Но Рид не может вдохнуть или закричать, только шевелит губами. Беззвучно зовет своего напарника. Под курткой уродливый синий свитер, и его заливает кровью. Ричард звонит Камски по внутренней связи. По странному стечению обстоятельств, его крепость оказывается в паре минутах езды. Элайджа в форме и очках, в мастерской его ждут несколько молчаливых сотрудников Киберлайф и пара андроидов. И, возможно, его будущее прекрасное творение. Андроид чувствует что-то там, глубоко, между строчками и кодами, между биокомпонетами, что-то тянущее, когда передает своего напарника создателю. Боль? Тоска? Он не знает. Но спустя вечность Камски выглядывает. Немного уставший, с испачканной формой, но явно заинтересованный, хотя по лицу сложно разобрать. — Хочешь взглянуть? Разумеется хочет, поэтому покорно следует за создателем в мастерскую. Уже собранный, Рид стоит, поддерживаемый манипуляторами, но его голова опущена, потому что мозг спит. Все тело — обнаженный белый пластик. Никакого серийного номера. Все такой же невысокий Гэвин, но из более прочного теста. Гэвин. Ричард хочет позвать его по имени, разбудить, но сейчас это не сработает. А потом включается голограмма, она ровно скользит по корпусу, повторяя малейшие детали прежней оболочки. Андроид уверен, что тириум закипает. Хочет прикоснуться. Очнувшись, Гэвин сложным движением садится на кровати и удивленно оглядывается. На нем растянутая майка с пятнами от соуса и домашние выцветшие шорты. Он вспоминает падение, когда видит напарника. — Эй? — Ты потерял сознание и умер, — паршивым будничным тоном информирует Ричард, услышав знакомый грубый голос. — Несовместимые с жизнью ранения, твое тело умерло. — Схерали я тогда лицезрею твою кислую физиономию, а не ангелов или типа того? Только не говори, что ты и есть ангел, и прочая фигня, знаешь. — Мозг удалось сохранить. — Блять, что? Андроид не отвечает. Кладет ладонь на лицо под глазом так, что большой палец ложится ровно над шрамом на носу, и Рид автоматически хватает напарника за запястье. А тот деактивирует кожу. Спрашивает: — Каково быть призраком? Человек видит собственную руку, белую и со стыками, и теряется. — Ричард, — произносит рот Гэвина. Голос расслабленный. Но контроль мгновенно возвращается, и детектив резко выдыхает, опуская голову. — Что ты наделал, — шепчет Рид и складывается пополам, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Все его тело один большой протез. Ричард молчит. Бог обманул его. Не лезь к кумиру, если не хочешь разочароваться. Оставайся наблюдателем. — Знаешь, — нежданно для себя произносит андроид. Программа внутри надрывается и полыхает, требует замолчать и сидеть ровно, — я сохранил кое-что. Хочется сказать для тебя, но какое же это безбожное вранье. Жалкие и уродливые слова. Ричард не тупой, как тот девиант, на стекле нет надписей или рисунков. Раны промыты и не кровоточат, протез отсвечивает белым, а колба напоминает те, что в клубе. И все равно Гэвин не может не смотреть на себя, ведь все такое знакомое, что в груди начинает ныть и тянуть. От шрама на носу, портака и родинки под коленкой. Оригинал, не имеющий отличий с новой оболочкой. Приходится отвести взгляд, отвернуться, когда хочется спрятаться или раствориться. — Что случилось с остальными? — тихо спрашивает Рид, но Ричард не реагирует. — Не держи меня за совсем тупого, — нервно усмехаясь и потирая шею, поясняет детектив. — Такие вещи не получаются с первого раза. — Считают себя андроидами-девиантами или мертвы. Про них никто не в курсе. Они были никому не нужны. — Отличный из тебя легавый. Зачем ты во второй раз не дал мне сдохнуть? Но на данный вопрос андроид не отвечает, зато пронзительно и по-особому больно смотрит в глаза. Словно вспоминает прошедшую грусть. — Ты мог бы провести остаток жизни, свои последние дни со мной. А я нет. Все становится на свои места. — Как эгоистично. И Гэвин тепло скалится, улыбка у него по-прежнему выходит так себе. Под стать напарнику.