Черным-черно

Началось все из-за Мирона. Ну, точнее, из-за его нового увлечения — долговязого голубоглазого Славика, говорящего языками зверей и птиц. Талант редкий, а особенно такой силы и размаха. Неудивительно, что Мирона так зацепило. Не было ни единого животного, с которым Вячеслав не нашёл бы общего языка. Вот только у нас с ним никак не ладилось. Не скажу, что прямо ненависть к нему была, но и в компании этого светлого балагура находиться не шибко хотелось, слишком уж раздражали его дурацкие шутки. Только ради Мирона терпели друг друга. В тот день я, как обычно, собирался прогуляться окрестностями Питера. После последнего дела нашей Империи, когда пришлось неделями под дождем по болотам выслеживать спятившего волколака, хотелось уже просто спокойно отдохнуть да насладиться хорошей погодой. Несмотря на свою темную сущность, я любил посидеть на солнышке, подставляя ноющие кости под тёплые прикосновения. Да и вообще стереотипам о Темных я соответствовал мало: зачем одеваться во все чёрное, если есть так много сочных и ярких цветов; пахнуть могильной землёй мне не нравилось, хоть по работе часто приходилось; да и бледность мне не слишком к лицу. Мирон на это лишь смеялся. Он-то в своём вампирском великолепии выглядит будто сошёл со страниц книги: всегда молодой, всегда свежий, даже после ночной тусовки и неприличного количества алкоголя, идеальный в своих отутюженных рубашках. Только я знал, как на самом деле он может забавно выглядеть, собираясь с утра в трусах и одном носке, держа в руке утюг, а второй пытаясь не уронить пепел в кофе. Мне всегда было интересно, что Мирон нашёл в своём Славике и как вообще они проводят время вместе вопреки всем законам. Но спрашивать о таком было неприлично. И я молчал. Сегодня Мирону приспичило помогать другу Славы. А поскольку дело было запутанным и сложным, для подстраховки взяли меня. Ну, или потому что не все так радушно и долго могли вытерпеть компанию Светлых. Женя вот вообще наотрез отказалась идти с нами. Но ей-то виднее. У неё дар видеть развилки событий. Мы и не спорим. Себе дороже. Приехали в обычный питерский двор. Не стеклянная новостройка, но и не рухлядь. Дом, как дом. Ни консьержа, ни домофона. Мы долго звонили в дверь, но кроме громкого мяуканья не было слышно ничего. Мирон открыл своим ключом. В небольшую кухню вошли вместе. Миро привычным жестом умостился на подоконник, открыл форточку и вытащил сигареты. Стоило ему только прикурить, как ввалился взъерошенный Слава, на ходу натягивая футболку. За ним хвостиком прибежал чёрный кот, остальные несмело светили разноцветными глазами из темноты коридора. Разрумянившийся, сияющий, он бросил взгляд на Мирона и расплылся в абсолютно глупой тёплой улыбке. Ответный ледяной взгляд кажется даже потеплел на пару градусов. Всегда было неловко смотреть на эту их химию. Карелин присел на шаткий табурет. Коты почти сразу облепили Славу. Лезли на колени, урчали, ластились к большим ладоням, терлись мохнатыми головами. Да и сам он походил на огромного кота. Ворковал с ними тихо, зарываясь носом в тёплую шерсть, жмурился, не отрывая взгляда от Мирона. Идиллия, да и только. Свет от Славика шёл, как и от любого сильного, но уже привычный и какой-то ласковый, почти не раздражал глаза, но всё-таки в горле слабо першило, и я отвернулся. Мою ногу боднул большой рыжий кот с желтыми глазами, привлекая внимание. Вы наверно подумаете. Как же так?! Чтобы кот к Темному ластился. Глупости это все! Коты же просто энергию чувствуют, а с каким знаком — безразлично. Да и я котов любил, так что присел потрепать пушистого по круглой голове. Тот мяукнул довольно, лизнул забитую кисть и гордо удалился в комнату. А через минуту оттуда раздался раздражённый крик: — Ну бля, Славян. Кого ты опять притащил? — в кухню грациозно вплыл (иначе это никак не назвать) молодой парень, прижимая к себе всё того же котика. Мрачный взгляд почти чёрных глаз вцепился в мое лицо. Меня скрутило от боли, и я отвернулся. — Это ещё что за чучело красноволосое? Завонял мне Гришеньку своей трупарней, — возмутился. Мне бы обидеться, но кто же на слабеньких обижается. Низкий, щупленький, бледный, злой. Сосед Славы выглядел как истинный Темный. Колдун вуду там, антропомант или гаруспик, который по внутренностям птиц будущее видит. Что-то обязательно мерзкое и кровавое. Но было одно «но». Фонило от него светом так, что глазам больно. Давно я не встречал такого Светлого. Ванечка Светло представился. Было что-то ироничное в его фамилии, да и я сразу подумал, что вряд ли она настоящая. Это популярный псевдоним. Но расспрашивать не стал. Светло и пусть. Тем более, что ему идёт. На мою просьбу прекратить рисоваться и поумерить силу, Светло только рассмеялся. Но глазам стало легче, а когда ко мне опять притерся Гриша, так вообще хорошо стало, даже тошнота прошла. — Иван! Я аж вздрогнул. Совсем не заметил, как задумался и упустил нить разговора. А дело вот в чем. Славина подруга, берегиня Саша, собирая перья чаек да ракушки на заливе для ловцов снов, почувствовала что-то неладное. Потеряла сознание, а когда очнулась, никак не могла вспомнить, что случилось. Только тревога какая-то внутри поселилась, да спать совсем перестала. Схуднула. Подурнела. А объяснить, что не так с ней, никто не может. Тут ясно, что сила темная замешана. Вот и обратились к нам. У нас-то явно опыта больше. Особенно у Мирона, который старше всех нас тут разом взятых. Решили не медлить. Ехать сразу. Хорошо, что я с машиной всё-таки. Котики жалобно мяукали, провожая нас. Светло вырядился в тёмную мантию с капюшоном. Ну точно тебе Темный. А на вопрос «зачем?», выдал что-то о том, что позорно будет, если светлые друзья его в такой компании увидят. Вот и маскируется. В машине Светло демонстративно сел по диагонали от водительского кресла и всю дорогу пялился в окно, будто ничего интересней в жизни не видел. Свет свой, то ли от вредности, то ли от неумения, глушил он плохо, и мне то и дело приходилось открывать окно и курить одну за одной, чтобы хоть как-то мозги в порядок привести. На залив приехали уже к сумеркам. Вздохнули облегченно — соленый воздух прекрасно глушил и мою «трупную вонь» по словам Светло, и тупую тошноту внутри от близости двоих сильных Светлых. Беспокойно орали чайки. И было что-то болезненное в общей атмосфере. Я вслушивался в обстановку вокруг, периферийным зрением замечая, как Славик заключил Мирона в кокон объятий. А тот стоял себе и дымил. Будто всё нормально, будто нет никакого конфликта сил и касания Светлых не причиняют боли. Сбоку морщился Светло, глядя на эту картину. Машину оставили. Вдоль кромки воды идти было не особо удобно. Песок и мелкие камешки набивались в кроссовки. Ветки под ногами то и дело оглушительно хрустели. Я оторвался от всех, идя значительно впереди. Темнота вокруг сгустилась и сомкнулась плотным шатром. Я вдруг почувствовал хриплое дыхание за спиной. Это точно не был Мирон. Тот дышал вообще бесшумно. Да и вряд ли Славке приспичило шутить так. Дурачиться тот любил, но дураком определенно не был. А Светло отстал очень сильно, если вообще не решил вернуться к машине. Глупо, конечно, было так разделяться, но что поделать. Жаль только, что пистолет я оставил дома и при себе имел только короткий нож да шипы посеребрённые на рукавах косухи. Так себе оружие. Походку, хоть и заглушаемую прибоем, я узнал сразу. Так шаркать только упыри-утопленники могут. А значит, убегать от него смысла нет. Все равно догонит. Осталось только делать вид, что ничего не замечаю, разрешить ему броситься и только тогда увернуться и всадить в него нож. Так оно и вышло. С упырями дело мне часто иметь доводилось. Только не рассчитал, что тот настолько отчаянный и бросаться сразу на шею будет. С силой всадив нож в бок твари и уже с хрустом проворачивая его, я почувствовал резкую боль от зубов. По шее потекла горячая соленая кровь. Упырь сильнее забился подо мной, исступленный жаждой, пытаясь еще раз достать до глотки. Подоспели остальные. Бледный Мирон опасливо остался в стороне. Он очень сильный, но не стоит испытывать судьбу. Зато Слава в деланном удивлении округлил глаза: — Это что же теперь, Рудбой, упырем станешь? — но одновременно с этим поднимая меня, водружая себе на плечи мою отяжелевшую руку, помогая встать. Тело было ватным и словно чужим. Кровь залила и пропитала всю футболку, измазала живот. Хорошо меня зацепил, гад. Хотелось ответить, что конечно же не стану, ведь для некроманта моего уровня это вообще мелочь, словно котик царапнул, надо посильнее угрозу. Но сил хватило только на сиплое «отъебись». Карелин рассмеялся, таща меня по направлению к машине. Вот вроде Светлые, а до чего смех мерзкий. Таким только пытать можно. Мирон остался возле трупа и спешно набирал наших. Упырь ведь когда-то тоже был человеком. Нельзя так оставить его. Да и кто знает, вдруг вздумается ему опять ожить и залив поганить, пожирая силу заблудивших отдыхающих. Карелин аж взмок весь, таща на себе мою тушу, но, когда слабый свет лампочки в машине стал различим, заорал, зовя Светло так громко, что я чуть сознание не потерял от боли. Светло схватил аптечку (как только нашёл в вечной помойке моего бардачка) и рванул к нам. Карелин аккуратно опустил меня на траву, придерживая голову. Заботливый какой. Глаза Ванечки светились мягким тёплым светом силы. Он то спешно искал йод и бинты, то замирал, смотря в мое искажённое болью лицо. И опять вытаскивал что-то. Я ощущал, как сознание плавно ускользает от меня. Слава убежал к Мирону, и мы со Светло остались одни. Лунный свет заливал нас, рисуя совсем уж идиллические картины. Ваня аккуратно смочил тампон перекисью и обтирал с меня кровь, стараясь не касаться кожей к коже. Чайки стихли. Вообще не было слышно ничего, кроме мерного шума залива рядом и тихого рэпа с салона автомобиля. Рану жгло, края пузырились и перекись вообще не помогала. Я истекал кровью прямо на Ваню и было в этом что-то приятное. Мне всегда нравилось пугать и марать Светлых. Пусть даже в таком банальном и прозаичном ключе. Светло смотрел на меня как-то очень серьезно. Он не выглядел ни напуганным кровью, ни смущенным. — Спасибо тебе, Иван. Ты нам очень помог. Мы волновались за Сашу, — растерянно и очень серьезно. — Можно я всё-таки коснусь? Не бойся. Это не будет Свет. Просто сила, без полюса. А я лежу головой на чужих коленях, заливая их кровью, а слова, как прибой, далекие, глухие, тихие. Киваю слегка, стараясь не тревожить рану. А Светло аккуратно так, нежно почти что, кладет руку прямо на разорванную шею. Вздох облегчения разрывает легкие. Не соврал, не знаю как, но сила чистая, ровная, несется по моим венам, очищает, убивает яд. И мне уже хорошо, и совсем не болит, а Светло руку не отпускает, держит и смотрит на меня, невозможно, черным-черно, цепко. И смотрит, и смотрит, и смотрит… А мне так хорошо, так спокойно, так Светло… Прибой стихает.