Приятного прочтения.
Чимин умирал. Он так долго пытался противостоять дерьму, с которым внезапно столкнулся. Он устал, ему уже долгое время было больно и обидно. А знаете, из-за кого это началось? Из-за Хосока. Да-да, тот улыбчивый парень, что раздавал конфеты и игрушки детям на улице. Вы спросите: «Почему?» Действительно. Он ведь был так хорош, никогда не отказывал в помощи, платил за тебя в кафе, фотографировал и корректировал снимки за «спасибо» и никогда ничего не просил взамен. До какого-то момента. Сначала покажется, что то, чего он хотел, было в какой-то степени безобидно. Отдаться ему беспрекословно. Но то, как Хосок этого добился, убило всё самое светлое в душе Чимина, убило его надежду и его самого. А ведь когда-то Хосок был его надеждой, которую погубили.16.06.24. 13:58
Чимин пришёл к своему единственному хёну, чтобы забрать обработанные фото, а затем пойти в их любимую забегаловку и выпить немного. Однако у Чона были другие планы на вечер. — Чимин-ши? Проходи, — он натянуто улыбнулся ему, запуская в свою уютную обитель. Пак любил бывать здесь. — У тебя прохладно, — взгляд остановился на открытом окне. — Я прикрою? А то там такая гроза. Хосок кивнул и вернулся к делу. Чимину нравилось наблюдать за усердно работающим другом: то, как быстро он работал в фотошопе, впечатляло его каждый раз. Хосок тоже любил, когда он за ним смотрел. Правда, воспринимал он это не как обычный знак его заинтересованности. — Я почти всё. Хочешь чаю? — Да. Я сам налью, чтобы ты побыстрее закончил, — он пошёл на кухню, подмечая про себя, что после этих слов хён поник. Чимин заварил напиток, достал поднос, куда поставил кружки и кинул четыре конфетки. Он хорошо знал, где, что лежало, потому что очень часто оставался ночевать, и не стеснялся брать что-то без спросу. С подносом он вернулся в комнату, в которой на его удивление никого не оказалось. Компьютер и свет выключены, окна зашторены. Странно. — Хён? В ответ тишина. (В) последнее время состояние Хосока пугало Чимина. Они стали реже общаться и гулять. Только вчера вышли в город фотографироваться, и то это была идея Пака. Хосок меньше улыбался, смеялся, постоянно о чём-то усердно думал, а на вопросы «Что-то случилось?», «Всё хорошо?», «Почему ты не расскажешь мне? Мы ведь лучшие друзья…» отмалчивался. И вот снова он странно себя вёл. Чимин обошёл все комнаты, но того нигде не оказалось. Везде темно, отчего волнение зародилось у него в груди. Обеспокоенный парень опять вернулся в спальню брюнета. На кровати спиной к нему сидел Хосок. — Хён? Почему ты не откликался? Ты что, спрятался от меня? Знаешь, я так испугал- — Чимин, замолчи. Пак опешил. Так серьёзно и грубо он никогда не обращался к нему, только в шутку. Конечно, он понимал, что ему последнее время нехорошо, но так грубо разговаривать с другом Хосок себе не позволял. — Что? Он чересчур резко подорвался с места и вмиг оказался возле Чимина. — Молчи, я сказал. Каждое грубое слово ударяло обоих. От шока поднос полетел на пол, горячая жидкость обожгла ноги обоих, но кружки, к счастью или к сожалению, не разбились. Оба парня даже не пошевельнулись. На лице светловолосого откровенно читались непонимание, волнение и совсем немного страха. — Хён… — Чимин посмотрел в глаза напротив. Они больше не сияли от радости и заботы. Чёрные, злые и большие зрачки, на дне которых плавала грусть, потихоньку подкрадывались к душе блондина, собираясь не по собственной воле уничтожить всё хорошее в ней. Страшно. Чон взял его за запястье правой руки и начал поглаживать самое нежное место — там, где были видны вены. Мелкие мурашки промчались по спине парня. Прикосновения хёна были желанными для него ранее, и сейчас осуществлялась его маленькая недавняя мечта, но после сказанных слов и странной ситуации было не так приятно, как ожидалось. — Ты так невинен, мой мальчик. Ему хотелось быть таковым, однако мозг решил впервые за долгое время работать логично: — Я не т-твой… Тёмный взгляд с руки устремился на испуганное лицо, губы сломались в злом оскале, а в голове что-то щёлкнуло. — Точно. Ты им только станешь. Поглаживающая рука превратилась в кулак, который больно сжал запястье. Чимин внезапно оказался на жестковатом матраце, и, ударившись о спинку кровати, застонал от боли и страха. Хосок не хотел этого делать. Он хотел нежно, мягко, с любовью. Но его сумасшедший разум заставлял грубо, жестоко, больно. Брюнет был готов завыть от беспомощности и злобы на самого себя. Пока Чимин отходил от шока, он подошёл к нему и прошёлся взглядом вдоль тела. Хосок знал, что дальше только хуже и страшнее, поэтому не решался коснуться, хотя невыносимо желал. Он присел на край кровати и отвёл голову. Чимин немного отодвинулся, уже конкретно боясь его. — Я так люблю тебя, Чимин-и. Я так не хочу этого делать. Но я не могу, слышишь? — он посмотрел в испуганные глаза. — Услышь это, потому что я не смогу контролировать то, что будет дальше. Я хочу овладеть тобой, но не так. Он мне не даёт. Я пытаюсь, правда. Но всё бесполезно. Прости меня за всё, что я сделаю сейчас. Я правда тебя люблю. Такие слова вгоняли светловолосого в ужас. Как это понимать? Он не контролирует себя? Тысячи жутких вопросов вспыхнули в его голове. — Хён… Я… Я тоже тебя люблю… Но… Хосок после сказанного даже не повернулся в его сторону, лишь горько усмехнулся себе под нос. Казалось бы, вот он счастливый конец. Они оба любят друг друга. Им стоит обняться, поцеловаться, обменяться нежными словами. Да только один может это сделать, а другой нет. Бред, подумаете Вы, и окажитесь правы. Вся эта жестокость Хосока — навязана. И настолько сильно, что страшно представить. Кем? Его боссом, который заставляет его избивать и убивать ни в чём неповинных людей, а началось это давно и с одного небольшого запугивания какого-то паренька. Наоборот, очень странно, что всегда и умело скрывающий это Хосок вдруг решил открыться любимому. Всё потому, что от его адекватного разума осталось совсем немного, и именно он позволил Чону в первый и последний раз признаться Чимину в любви. Он понял, что ещё одно жестокое действие в чью-либо сторону — и он никогда не сможет сказать ему этого вслух. Поэтому Хосок решил, что Чимин будет целью этого действия. — Послушай меня. Это последние осознанные мною слова. Звучит жутко, я понимаю, но Чимин… Я убийца. Я издеваюсь над людьми и буду издеваться и над тобой. Тебе бы стоило сейчас убежать и не вспоминать обо мне больше никогда, но его уже не хватит на то, чтобы тебя отпустить. Я сломаю тебя, и ты будешь жить так, пока я не пожелаю тебе смерти, которая, на самом деле, на данный момент оказалась бы для тебя лучшим исходом. Просто смирись с тем, что ты больше не будешь счастлив, а потом ты будешь меня слушаться. Не пытайся что-либо изменить, лишь время потратишь, — он остановился впервые за минуту и жутко улыбнулся, — хотя времени у тебя теперь будет через край. Видел это? — он указал на губы. — Мозг уже сдаёт. Моя психика рушится прямо на твоих глазах, а мой разум мутнеет с каждым сказанным словом, и, о Боже, как мне жаль, что именно ты это узришь. Как бы я хотел узнать и полюбить тебя до того, как меня сделали таким… Я надеюсь, что мы встретимся с тобою на том свете и ты познаешь мою истинную любовь к тебе. Мой дорогой Чимин… — Хосок поднял руку и провёл указательным пальцем по его верхней губе. — Они больше не будут такими мягкими… Слёзы хлынули из грустных глаз. Чимин в шоке сидел перед ним, не зная, что ему делать. Всё это было сложно переварить. Просто сидеть, бездействовать и дать себя убить, как говорит пока ещё разумный, вообще-то уже не очень, Хосок? Это слишком глупо. Он всё-таки попытается. Сердце бешено колотилось о рёбра, желая выбраться. Блондин ринулся к внезапно оказавшейся закрытой двери, тут же понимая, что обречён на страдания. Лбом он упёрся о дерево, крепко зажмурил глаза и начал рыдать, не стараясь даже заглушить свои отчаянные вопли. Он ударил кулаком по двери и скатился вниз. Чимин посмотрел на брюнета, который, сжавшись в комочек, тоже плакал. — Хосок… Что же ты наделал… Как так… Я любил тебя… Чёрт… — каждая пауза — всхлип. Они упивались слезами до того момента, пока Пак не заметил перед заплывшими солёной водой глазами силуэт. — Нет… Нет! Не надо, Хосок! Прошу! Я люблю тебя! Чимин понимал, что это бессмысленно и так он больше раскаляет его, но инстинкт самосохранения было невозможно унять. Его резко подняли с пола и снова кинули на кровать. Чимин хотел было слезть, но Чон резко запрыгнул на скулящего парня сверху, схватил сопротивляющиеся руки и поднял их над блондинистой головой. Он снял ремень с небесно-голубых бойфрендов, расстегнул ширинку и пуговицу и стянул джинсы с брыкающихся ног вместе с бельём. Пак сначала не понимал, как именно его длительная смерть начнётся, но до него только что дошло. Горячие слёзы с новой силой полились по красным щекам, тем самым омывая их. Он пытался вырваться, выворачивал руки и тормошил ногами — всё тщетно. Он был слаб и морально, и физически. Ноги грубо развели, а дальше боль, обилие которой бедный мальчик ещё никогда не испытывал. Нескончаемые крики, слёзы и толчки, разгневанное лицо Хосока, его крепкие руки и грубые движения — всё это заполнило некогда тихую и уютную квартиру. Теперь Чимин ненавидит это место. С каждым резким толчком в нём становилось всё больше негативных эмоций. Совсем скоро он будет состоять только из них. Для Чимина это длилось вечно, но наконец руки отпустили, из него вышли, из-за чего новая волна боли захватила несчастное тело. Перед глазами забегали цветные круги и мелькнуло каменное лицо хёна. «Господи, я правда это сделал. Нет-нет-нет, это сон. Всего лишь сон. Хосок, проснись.» — Проснись! — он выкрикнул вслух. Это было последней нормальной мыслью, промчавшейся в его больной голове. Брюнет поднял Чимина на руки, относя в ванную, там поставил его под прохладный душ, смыл подтёки крови с внутренних сторон бёдер, умыл заплаканное лицо и укутал в мягкое махровое полотенце. Хосок уложил его на кровать в гостевой спальне, а сам ушёл, закрывая дверь и оставляя разбитого им мальчика. В голове Чимина — пустота, тело — сплошная боль, а слёзы — бесконечные ручьи на его прекрасном лице. Чон выкуривает три сигареты на балконе, ему уже всё равно, что это безумное тело будет делать. Точнее, он просто не может остановить его. Безвыходность добила его сознание. — Я убью твою сестру, если ты кому-то расскажешь, попытаешься скрыться или откажешь мне и будешь сопротивляться в следующий раз. Не думай, что буду делать тебе поблажек. Одно твоё неверное движение или слово — прощай, Лиён-и. Чимин и подумать не мог, что его будут шантажировать сестрой — самым дорогим человеком в жизни его семьи. По идее, он мог убить себя, но тогда Хосок может убить и её, и страдать будут уже родители, которые потеряют и сына, и дочь. Если дать ему убить Лиён, то родители тоже этого не выдержат, да и сам Чимин потеряет смысл жить. Безвыходная ситуация, которая настигла его, как только он переступил порог когда-то любимой квартиры. Сглатывая обжигающие слёзы, он согласился. — Вот и славно. Издевательская улыбка. Хлопок двери. Темнота.19.10.13. 20:14
Со стороны взрослых и знакомых всё казалось неизменным, лишь внезапная замкнутость Чимина настораживала родителей. А он медленно умирал. Огонёк в его глазах было уже никогда не вернуть. В тот день он потерял сразу двух дорогих ему людей: себя и хёна. Его тело оказалось вынужденным страдать, скитаясь туда-сюда, пока сумасшедший Хосок не решит прикончить его. За жизнь сестры он попросил его тело, ведь он мог овладеть только им. Конечно, не попросил, а поставил перед фактом, что любил его, мгновенно умирал, как человек, и собирался издеваться над ним. До этого ненавистного им события Чимин любил его заботу, добродушие, солнечность, и он хотел ему это сказать, но не знал, как. Озвучил бы он это раньше — может, что-нибудь и вышло. Хотя навряд ли Пак смог бы принять его таким, да и не предотвратило бы это сознание Хосока от страшной деградации. У прежнего Хосока была возможность лишь наблюдать за Чимином, восседая на мягких облаках, и пускать слёзы, наполненные сожалением, виной и любовью, сердце его с каждым днём всё обильнее обливалось кровью, ведь любовь всей его жизни страдала от его тела, которое было захвачено без ведома хозяина. Пока спустя три года мучений он всё-таки не решился покончить жизнь самоубийством, предварительно написав длинное письмо родителям, в котором он всё им рассказал и попросил простить его. Лёжа в ванне с ледяной водой и заранее наглотавшись разнообразных таблеток, Чимин вспоминал своего любимого хёна, именно того лучезарного, что крепко обнимал и успокаивал его в тяжёлые дни и смеялся вместе с ним в радостные. Как ему его не хватало — Вы даже представить себе не можете. От нахлынувших воспоминаний солёные дорожки невольно побежали по синим щекам, тело начало содрогаться не то от холода, не то от тихого плача, и Чимин до крови закусил губу, чтобы домашние не услышали и не кинулись его спасать, ведь он больше и дня не смог бы продержаться в этом мрачном и злобном мире. Левая рука еле-еле дотянулась до стального лезвия, что лежало специально поближе, оно медленно, надавливая, вертикально прошлось по запястью другой руки, там, где когда-то гладил Хосок, и упало в воду. Тёплая кровь небольшими ручейками начала вытекать из ослабевшего тела. Чимин откинул голову назад и принялся ждать, когда всё подействует и он наконец-то избавиться от пыток, преследующих его на протяжении всех этих трёх лет. Без единого звука одними губами он сказал: — Жди меня, хён. Мы скоро будем вместе. Я люблю тебя.