Я все равно выиграл

– Тихо. У Макса нож. Он никогда им не воспользуется, это просто нож, для того чтобы показать, что он есть. Даня сглатывает. Поднимает глаза и, ебаный в рот, они все еще добрые и понимающие. Он че… долбоеб? Как можно так смотреть на человека, который стоит напротив тебя с <i>ножом. – Макс, спокойно. – Я спокоен. – Вот и хорошо, – улыбается мягко, руки все еще вверх подняты, будто у Микси не нож, а пистолет. – Поговорим, да? Поговорим. Он Макса за руку берет осторожно – за запястье. Тот, защищаясь, рукоятку ножа сжимает крепче – не отберет. Если только руку ему отрежет. – Че мне с тобой говорить? – Я тебя чем-то обидел? Ага. Своим существованием. Нет, блять, ну как так? Нормальным же был. Психованным чуть-чуть, иногда туповатым, но нормальным. На мужиков не смотрел, дрочил исключительно на сиськи, а по ночам писал себе простенький рэпчик, уверенный в том, что все у него будет заебись. Всего добьется, зубы сломает, но свою дорогу найдет. И вот они где. Стоят в коробке три на три метра, которую Макс снимает у бабки за сущие копейки, ковер прожеван, на потолке по разным углам раскиданы куски паутины, а продавленный диван выглядит так, словно на нем ебались двадцать лет без остановки. Рука на запястье сжимается крепче, и большой палец словно спецом нащупывает пульс. Макса хуярит мурашками по позвоночнику, как пулями – вот-вот, и тело откажет. Его парализует, и до скончания дней он останется овощем. Может, так даже лучше. Овощи ведь не чувствуют. Он близко. Он ниже намного, и Макс может при желании уткнуться подбородком ему в волосы. Тупое такое желание, хуй знает зачем. Близко. Не до каменного стояка, конечно, но достаточно, чтобы можно было определить, какой марки его одеколон – не то чтобы Макс разбирался особо, просто у одного другана такой же. Пахнет классно. И смотрит снова как будто не происходит ничего. Кажется, если его пырнуть сейчас ножом в бок, он продолжит вот так улыбаться. Иногда Микси не понимает, как Даня вообще умудряется использовать в своих раундах мат? Он же правильный такой, вон, на куче разных инструментов играет и, наверное, если дать ему сучковатое, трухлявое бревно, то оно запоет в его руках на пяти языках. – Я в твоей инсте живу, – признается зачем-то, хотя обещал себе, что не будет. Будет молчать и, если надо, отрежет себе язык, а тут вот. Без подготовки. Летай моргает и, впервые за все то время, пока они толкаются тут, в опасной близости друг от друга, выражение его лица меняется. Растерянность. Страх. Любопытство. ОСОЗНАНИЕ. Даня не глупый, Даня актер, Даня манипулятор, хитрец и еще много кто. Даня много кто для Макса. – И что тебе там нравится? – Все. – А поконкретнее? – Видео. Как ты поешь. Данька круто поет. Макс себе пальцы стер, так круто он поет, и сейчас невыносимо сильно хочется попросить его спеть – не зачитать, потому что #нахуйрэп, а спеть своим этим голосом. Для него одного. Доходит. Макс ждет презрения во взгляде, но вместо этого уголки глаз Летая прорезает морщинками. Он неправильный. Правильный бы уебал со всей дури, толкнул так, чтоб о стену башкой. А этот стоит, смотрит, как на чудо-зверюшку, и нет в мире силы, которая могла бы сейчас Макса спасти. – Ладно, – выдыхает осторожно и отходит на шаг. Руку с зажатым в пальцах ножом так и не отпускает. – Ты… Ты устал, Макс. – Это точно. – Вот тебе и чудится всякая херня. Микси дышит глубоко и шумно. Он носом вдыхает, ртом выдыхает, прям как во время пробежки. Только он не бегает. У него со спортом так себе отношения. – Я бы тебя выеб, – выплевывает сквозь зубы. Он понимает – тонуть так тонуть, хуже уже не станет. Летай вздрагивает так, будто его в грудь толкнули. Пугается. Стоит уебок с ножом в руках и говорит, что хочет драть его в задницу – любой бы зассал. Даня пытается храбриться, улыбаться даже, он же весь из себя благородный, но Макс добавляет так, чтобы наверняка: – У стены бы тебя ебал. Выжал бы тебя как губку, насухо, пока ты смотреть не перестанешь… так. – Как так?! – спрашивает и голову вздергивает, вроде как смелости набрался. – Как будто тебя с неба скинули нас, грешников, исправлять! Хватит, заебал. Он шагает вперед, напирает. Даня сжимается, хоть пристальный взгляд и выдерживает стойко. Макс уверен, что сейчас втащит ему. Разъебашит лицо так, что еще не скоро он будет похож на привычного такогокрасивого себя. Аж глаза болят на него смотреть. Смотреть, думать, дрочить, орать. Орать. Даня в стену вжимается и смотрит, выпучив глаза. Макс нож перехватывает крепче, а потом… бросает его на пол. На лицо натягивает сидящую на макушке шапку, только рот оставляет открытым. И орет. Громче, чем на отборе с Джоном, громче, чем против Браги. Орет так, что, кажется, еще секунда, и голосу пизда. Навсегда. Орет без слов, в свой крик вкладывая отчаяние и злость. Ярость и надежду. Вкладывает заебался-заебался-заебался крик души. Макс орет, не понимая, почему не становится легче, ведь это действенный метод, который вам порекомендует любой ебанат, называющий себя специалистом по человеческой психике. Макс орет, пока не выдыхается. Пока остатки воздуха не выходят из легких и, видимо, вместе с ними выходит что-то еще, потому что он чувствует себя выпотрошенной рыбой. Когда он снимает шапку, Дани нет.

***

На следующую встречу команд Макс идет, как на казнь, перед которой исполнятся все его заветные мечты. Он увидит Даню. Он уверен, что не дышал те дни, пока они не виделись. Но в то же время он увидит Даню. После того, что было. – Привет! – Палмдропов руку жмет дольше положенного и пытается заглянуть в глаза, что проблематично при его росте. Макс быстро здоровается с ним и, заметив на горизонте Летая, натягивает на башку капюшон. Потом отворачивается, закуривая. Даня приветствует всех: хлопает Джона по плечу, с Кириллом легонько обнимается, жмет руку Владу, Витале и, наконец, дойдя до него, кивает с улыбкой. – Привет, Макс. Микси его актерской игрой поражен. Встреча проходит круто. Они много говорят о баттлах, и в какой-то момент Макс расслабляется. Он чувствует себя лучше, это связано со всеми факторами сразу: со спокойным, расслабленным Мироном, который общается с ними на равных, за что ему большое спасибо; с этими диванами семнашки; с прекрасной погодой, вкусной пиццей и кое-чем другим. «Кое-что другое», кстати, бесцеремонно сидит на столе почти всю встречу и, болтая ногами, вызывает приятный зуд в ладонях. Но успокаивает. – Ладно, я тут подумал, – Летай пьян, как фортепьян, на котором он умеет лабать так, что у Микси ноги отказывают каждый раз, когда он открывает его инсту. Он пытается выбросить из головы, как час назад Даня пытался отнять у него микрофон в караоке-баттле с тиграми. И прыгал так, как будто вообще не существует никакого личного пространства, как будто оно у них одно на двоих. – И че надумал? Сам Макс, в отличие от Киреева, полностью трезвый, хоть и влил в себя, кажется, половину бара. Он красивый. Вот хоть умри на месте – красивый. Залюбоваться можно, даже в темноте, даже пьяный и едва на ногах стоящий – ебаный в рот, какой же красивый. – Ну, мне приятно. – Че? – Твое внимание. Возвращается желание втащить. Смотрите-ка, приятно ему. А то, что Микси подыхает потихоньку, как цветок в горшке без воды, – это так, хуйня. – И не ссыкотно? На улицу выходят пацаны: Браги и Парагрин. Они на них взгляды бросают, но потом увлекаются собственным разговором, и Летай, смешно так почмокав губами, продолжает. – Ссыкотно, конечно, ты ж псих. – В правильном направлении мыслишь. – Но это, типа, любопытно. Красноречие, видимо, вылетает из него, как только в организм попадает вискарик. Любопытно. Юный натуралист, что ли? Но вместе с ним Максу становится любопытно тоже – а что будет? Он только пьяный пиздит такое или завтра проснется с той же мыслью? И хочется и колется? Ну заебись, че. – И че делать будем? – Не знаю пока, – Данька ковыряет ногой асфальт. – Ты можешь пообещать мне кое-что? Микси не железный: когда его вот так просят, ресницами длинными стреляя и улыбаясь пьяно, то он может не только пообещать – на коленях поклясться. Да блять. Когда он так влипнуть-то крупно успел? – Смотря что. – Не чуди, Макс. Я от тебя не бегаю, как видишь. – Вижу. – Не твори хуйни, и все будет хорошо. Неа, не будет хорошо. Он не верит в это, потому что внутри уже изодрано все до мяса. Себя измучил, выпил, высосал. Он не узнает прежнего Микси, единственной мечтой которого были баттлы. Хорошие баттлы, крутые. Знакомство с Мироном и другими пиздатыми людьми. Он ничего больше не хотел, ему было достаточно этого. И вот она. Новая мечта стоит тут бухая в говно, шатается и выглядит шлюховато, хотя, казалось бы, чистый ангел, да? – Я тебя хочу, – контрольным в голову выстреливает Макс и на реакцию смотрит. Вроде тихо сказал, но Данька слышит и, замерев на секунду, кивает. – Ладно. – Даже так? – Даже так. Странности продолжаются, сука. Летай уходит, пряча руки в карманы джинсов. Макс подходит к Грише, чтобы сигу стрельнуть.

***

– Я думал, мы договорились. – Ты можешь предупреждать, когда заявляешься ко мне? Вдруг я телку ебу? Парня? Башку себе вскрываю, в конце концов? Микси только для вида пиздит, на самом деле ему Даню видеть пиздец приятно. От него пахнет вкусно, он сам весь собранный и свежий. Они виделись не так давно, на съемках второго этапа, топили друг за друга так, что Максу показалось, будто он в раю. И дело не в команде. Они топили друг за друга, они вдвоем, хоть это и казалось чем-то другим. Он видел, он чувствовал. – Ты говорил, что будешь вести себя спокойней. – Я и веду, братан! – Нарываться на Оби – не есть спокойно, Макс. Ой блять. Микси сто лет как признался себе – Летай ему нравится так, как не нравилась в жизни ни одна телка. Он нравится ему настолько, что от его голоса коленки, как у суки течной, дрожат. Нравится до безобразия, что горло болит от постоянных криков на телефон, на фотки, на свое отражение в зеркале. Но как же он умеет ебать мозги. – Слушай, давай я сам разберусь? – Текст написал уже? – В процессе. – Давай помогу. – Давай. Сгоняй за хавкой. Он ждет, что Летай пошлет его нахуй и свалит. Но тот, надевая кроссовки, спрашивает, где тут ближайший магаз и что он хочет на запивон. Это вообще как будто в другой вселенной происходит: Даня не хочет сваливать, он помочь пытается. Мысль эта не дает покоя и, дожевывая краешек карандаша, Макс пытается понять, че за хуйня происходит. Летай притаскивает пиццу, салаты и плюшки к чаю. Микси, стараясь вспомнить, когда в последний раз ел, наворачивает все это за обе щеки, после чего снова садится за работу. Даня слоняется по комнате до самого вечера пока, завалившись на диван, не вырубается. Это все словно во сне происходит. Попытки войти в своеобразный транс, чтобы зачитать как надо: паузы проставить, над интонацией поработать. Он не чувствует. Не видит. Не слышит. Есть только он и его текст, который кашей в голове растекается, и это паника. Баттл завтра, это ебучая паника, которая давит ему на горло, а может, надо было меньше курить. Сбивается. Бьет кулаком по стене, ссаживая кожу с костяшек. Начинает сначала, на первом же раунде снова проебывается, психует, переписывает приличный кусок и выкидывает три строчки, которые час назад казались гениальными, а сейчас – говно говном. Читает снова. Сначала про себя, потом вслух. Вроде, выходит лучше. Зачитывая второй раунд, мысленно представляет перед собой рожу Оби и его мерзкий взгляд. Плюется строчками в воображаемое лицо, выходит из себя и на крик срывается – не тот, который типично баттловый, а другой. Крик горло дерет, сердце вот-вот прохуярит грудную клетку, Макс хочет выброситься из окна, только чтобы перестало так трясти… Руки. Как рывком из страшного сна. Пелена спадает, когда на плечи ложатся теплые руки. Губы утыкаются в лопатки, Макс делает вдох и, видимо, выдохнуть он не сможет уже никогда. Они не говорят. Даня мягкий, горячий после сна, у него на щеке след от подушки, а волосы сзади примяты. Микси видит это, потому что тот сам поворачивается к нему спиной и упирается ладонями в стену. Трясется, как кролик перед волком. Макс, не веря своим глазами, выцеловывает шею, плечи, по рукам проводит ладонями, пока их пальцы не переплетаются, как будто так и надо. Ему хорошо. Как ни с кем и никогда. От Дани вкусно пахнет, он дышит часто и мелкими мурашками покрывается, правда, непонятно от чего – от прикосновений или от страха. Уткнувшись в чужой затылок, Макс затихает, глотает запах. «Я не могу, не могу, не могу», – почти срывается с губ. Но правда в том, что он может. И хочет. И сделает это, если сейчас его не остановят. – Повернись ко мне. Даня повинуется. Странный такой: вроде спокойный, а глаза полыхают, как будто внутри черти подкидывают дров в костер. – Ты же не хочешь. – Хочу, если тебя это успокоит. Послушный. Теплый, в руках сейчас, как мечтал. Как во сне снилось. Настоящий, не привиделся. Микси трогает его: сначала лицо россыпью прикосновений по щекам, подбородку и рту; потом трогает шею, стаскивает футболку и ключицы ощупывает осторожно. – Нахуй. Его ноги не держат и, опускаясь на колени, он скулит, как щенок, и носом о голую кожу на животе трется. Даня молчит. Он его не касается даже, просто молчит и громко дышит, от чего только хуже становится. – Тебе противно? Молчит. Язык ему оторвать хочется – так хоть по делу молчать будет. – Противно? Хотя – насрать. Пока позволяет себя трогать, спускать с себя джинсы и брать в рот. Пока молча воздух хватает, отстукивая ритм ладонью по стене. Насрать. Не получается держать себя в руках, и даже то, что Даня от боли сжимается весь, не может его остудить. – Хочу. Хочу. Хочу, – на каждый толчок шепчет он пересохшими губами. Нижняя лопнула, и он даже чувствует привкус крови, но, вбивая Летая в стену своим телом, забывает обо всем. Даже имя свое забывает, кажется, ему так хорошо, что он молить готов, плакать, орать, сдирать с себя кожу. Он на все готов. На все что угодно. – Хочу.

***

– Готов? Даня волнуется сильнее, чем он сам. Дурачина, бля. Макса тянет к нему невыносимо. Хочется коснуться, рукой провести по щеке или спустить с плеча краешек кофты, чтобы увидеть: его поцелуи-отметки все еще там. – Готов. Он подкуривает и прищуривается, от солнца пряча глаза. Ни хуя он не готов. Он уверен, что и половину своего текста сейчас не вспомнит, но как-то похуй. – Ты как? – Данька от его вопроса вздрагивает и покрывается пятнами. Максу хорошо на него смотреть. Вчера все шло плохо. Ему казалось, что он насильник, и меньше угрозы представлял тогда, когда в его руке был нож. Ему казалось, что он не сможет остановиться и затрахает его до такой степени, что тот выдохнется или потухнет, как спичка… Но спичка разгорелась. Распробовала, прочувствовала. Макс хуй его знает, что это было и почему вообще он вспоминает с нежностью свой первый в жизни пидорский секс. Наверное, потому что это был Даня. От которого у него крышу рвет и который может сыграть на любом музыкальном инструменте настоящий шедевр. – Разъеби его. – Сильно на меня не надейся. – Я сказал – разъеби его. Макс ухмыляется и кидает в мусорку бычок.

***

Оби выебывается. Оби светится весь, как будто ему ебало маслом натерли. Он со всеми дохуя братан, даже с Максом, но только пока они наедине не остаются. – Ну че, голубок? – нагло стену ногой подпирает, как шлюха в стандартном ее представлении. – Допрыгался? В пяти метрах от них стоят пацаны, их много, тут вообще яблоку негде упасть, и все респектами разбрасываются направо и налево. Это приятно, хотя в голове, как мухи, жужжат сомнения: кто искренний, а кто пытается примазаться к хайпу вокруг баттла, вокруг Мирона? Макс по карманам шарит – сиг нет. Проебал, что ли? – Хули ты так не оригинально злорадствуешь? – А че мне злорадствовать? Нашел на кого прыгать, сосунок. Ротик еще не разработан. Просто признай, ты проиграл, Микси. И как баттлер ты редкостное говно. Макс кулаки сжимает и тут же расслабляется, когда по спине прилетает нехилый такой менторский удар. – Вы пиздиться не собираетесь, я надеюсь? – спрашивает Мирон. Он на позитиве, расслабленный и добродушный. Макс ему улыбается, осторожно выдыхая. – Пацаны, короче, давайте дальше без срачей на публике. Пореспектуйте друг другу в твиттере, если есть претензии – в личке решайте. Хватит. Оби, который минуту назад выебывался, под пристальным взглядом Мироновских глаз покорно затихает, как школьник перед родаком после собрания. – Конечно, бро, – лыбится он и Максу руку протягивает для рукопожатия. Микси пальцы слабо сжимает и, когда этот петух отходит на пару метров, оборачивается. Он видит Даню – тот стоит в стороне и не сводит с него обеспокоенного, внимательного взгляда. Макс губы его представляет на своих и вообще не понимает, как так вышло, что они вчера потрахались, но так и не поцеловались. Летай несмело, осторожно улыбку натягивает на лицо. Он взволнованный и почему-то сейчас до пизды родной. – Эй, Оби! – кричит Макс. Его хуярит так, что он готов еще раз. Прям щас. Фристайл, мордобой, что угодно. – Я все равно выиграл. И он не о баттле. Оби фыркает придурочно, а Летай отворачивается, пряча улыбку.