***
— Одинсон, да ты охренел! Отхватил же себе таких шикарных женщин! Нильс ввалился в бокс, едва причина его восхищения скрылась за углом. Тор довольно усмехнулся, но тут же сурово посмотрел на начальника. — Нил, я тебя, конечно, очень люблю, но даже не вздумай подкатывать к моей сестре. — Ну вот всегда ты так, — театрально расстроился начальник, — забрал себе всех красавиц: мать — богиня, сестра — прелестная, дочь — принцесса. Соответствовать надо! — А я и пытаюсь, — расправил плечи Тор, давно привыкнув к таким почти отцовским наставлениям начальника. — Ты меня даже повысить обещал. — Конечно, раз ты теперь за нас взялся. Будешь начальником смены, даже не сомневайся, осталось приказ подписать, — самодовольно похвастался мужчина, едва язык не показывая. Нильсу было тридцать два, а вёл он себя порой как ребёнок, что не мешало ему брать шефство над всеми парнями в автосервисе и по-отечески уделять время каждому, будь в этом необходимость. — В чем же тогда промедление? — удивился Тор, что шутка про повышение оказалась и не шуткой вовсе. — Жду, когда ты позовёшь меня на ужин к своей прекрасной матери, — без лишней скромности проинформировал Нильс. — Приходи сегодня в семь, — закатил глаза Тор, понимая, что он теперь не отвяжется. — Заодно приказ принеси, порадуешь маменьку. Нильс радостно хлопнул в ладоши и развернулся к двери, чтобы уйти туда, откуда пришёл. — И помни, что я сказал тебе про мою сестру! — вслед ему повторил Тор, не скрывая капельку ревности. — Это взрослые дела, щегол, — беззлобно отозвался начальник, едва не начав насвистывать. Тор рассмеялся. Его обитель только что покинули Хела и Фригг, произведшие столь неизгладимое впечатление на его начальника. Мать решила навестить своё бедное чадо, когда оное не брало несколько дней трубку и когда Хела, которой тоже успели позвонить, огласила причину столь неправильного для ребёнка поведения. Тор едва успел слезно уговорить старшую сестру хоть немного убраться в его почти заброшенной квартире, потому что сам он на работе и не успеет до приезда матери. Хела повредничала для порядка, поиздевалась в воспитательных целях и потребовала поездку на байке, когда сестре заблагорассудится для собственной выгоды. И вот, Фригг стояла в автосервисе, обнимая сына, причитая, как тот осунулся и как тут мало света в помещении. Хела, вызвавшаяся помогать ей в ориентировании в Хельхейме, стояла чуть в стороне и подленько улыбалась, получая удовольствие от мучений брата. Фригг приехала на пару недель, изведшись из-за состояния ее мальчика. А если бы она увидела, во что Тор превратил квартиру, осталась бы и вовсе на месяц, да ещё бы и за ручку его водила, испугавшись, что сына в глубокой и беспросветной депрессии. Собственно, депрессия накатывала на него только в той самой квартире, где все напоминало о Локи и Фрейе. Игрушки в каждом углу, любимые чашки, детские тарелки, да и всё там было пропитано другой жизнью, жизнью, которую Тор отпустил. Фригг, при всей ее доброте и нежности, всеобъемлющей и направленной на каждое дорогое ей существо, становилась гранитной скалой, едва требовала ситуация. Хрупкая женщина могла вынести на своих плечах многое, и не терпела, когда другие жалели себя. Поэтому приезд любимой матери стал для Тора экзаменом на прочность, за которым с радостью следила его старшая сестра. Но той тоже досталось, когда Фригг заставила Хелу остаться жить в квартире Тора всем вместе, чтобы не тратить время на дорогу друг к другу, да и просто побыть рядом с детьми. Любовь Хелы и Фригг была взаимной, но это не уберегло Хелу от шока и легкого протеста, который по-матерински пресекла Фригг. Женщина взялась за обоих, и теперь брат и сестра чувствовали себя подростками, что только мечтают сбежать из родительского дома, когда вырастут, при этом с удовольствием поглощая мамину еду и наперебой рассказывая как прошёл день. При матери приходилось держаться, и Тор сам не заметил как ожил. Или невозможность даже просто послушать любимую музыку в наушниках и вдоволь накрутить себя давала свои плоды. В ожившей квартире что-то постоянно было кому-то надо, и часы тишины на работе казались Тору одинаково оглушающими и желанными, что думать о плохом совершенно не хотелось. Но приближались выходные, Фригг уезжать не собиралась, а Тор вновь запутался в себе. Ехать в Мидгард казалось смерти подобно, и в четверг Тор надолго задержался в «Хель Моторс», наврав матери про срочную работу. Судьба то ли издевалась над бедным парнем, то ли решила сжалиться, и на выходные в «Хель Моторс» завалились три фуры, груженные всевозможными деталями от Джексона, разбираться с которыми Нильс оставил зачинщика данной идеи. На тот ужин начальник всё-таки явился и, обрадовав Фригг повышением сына, бесстыже стал раскручивать парня на новые идеи, которые приносили его автосервису доход. Конечно же, о генераторе этих самых идей мужчина не забывал, с каждым удачным делом накидывая Тору зарплату, заказов и обязанностей, довольно посмеиваясь, что тот вскоре может и вовсе стать его замом. Тору такая перспектива была по душе. Он горел желанием сделать «Хель Моторс» лучше, стать лучше. Сейчас, прошедшее время этих стремлений отчетливо было видно в настрое поникшего парня. Нильс звонил Хеле, чтобы поинтересоваться состоянием парня (девушка ведь просила за младшего братишку в прошлый раз), и не все звонки проходили для мужчины бескорыстно. Одинсоны хранили завесу тайны над причинами поведения своего парня, но быть начеку все также просили. Нильсу было не сложно, он и сам переживал за парня. Выходные пролетели в ворохе дел, также началась и новая неделя. Тор копался в ящиках с деталями, которые они с парнями перетащили на склад, когда туда вошёл Стив, аккуратно постучав по металлической стене. — Привет, — отозвался Тор, но даже слабую улыбку изобразить не получилось. Да и не нужно это было. Стив, так же, как и Хела, явился к нему на следующий день после того злополучного возвращения из Мидгарда и так же, как сестра, был отослан от закипающего внутри парня. Собственные дела позволили Стиву навестить друга только сейчас, за что он искренне раскаивался. — Ты как? — прошёл внутрь Стив, быстро подходя и кладя ладонь на плечо парня. — Умирать не собираюсь. — Посмотрел ему в глаза Тор. — Мне вообще-то почему-то всё равно. Он за эти месяцы воткнул мне столько кинжалов в ребра, что уже даже не болит. Прорвало. Почему-то именно Стиву хотелось довериться. Может быть, Тор видел в голубоглазом блондине своё отражение, а может просто осознавал, что тот поддержит и никому не расскажет. — Что собираешься делать? Стив уже хорошо изучил друга. Видел его безумно любящим, раздавленным, вновь одухотворённым и снова падающим в пропасть. А ещё он очень хорошо знал это жуткое равнодушие, когда боль затапливает настолько, что тебе плевать не только на себя, но и на всех окружающих. Эта мнимая неуязвимость самая опасная. — Ты когда-нибудь был в Калифорнии? — сверкнул взгляд голубых оживившихся глаз. — Мчать на полном ходу по трассе между красными растрескавшимися скалами и пить текилу вместо воды, потому что на много миль вокруг никого… — Тор, это не выход. — Стив со вздохом понял, что Тор в том самом отвратительном состоянии, когда единственным выходом кажется уехать и стать «духом дорог». — Поверь мне. А Тору казалось, что выход. Наконец покинуть проклятый Хельхейм, где он был счастлив, никогда не возвращаться в Мидгард, крутящийся в водовороте эмоций, покинуть страну, оставить позади все, что держит, раствориться на горизонте и стать местной легендой, в которую через несколько лет не все будут и верить. Залечить сердце ветром, звуком мотора, запахом бензина и осознанием, что назад дороги нет. Может быть, через те же несколько лет и ему станет казаться, что всё прошлое было не с ним, что это история другого парня, того Тора, что когда-то по глупости всё ещё верил, что дорога ведёт домой. — Дорога всегда ведёт к дому, помнишь? — К какому дому, Стив?! У меня его не осталось… — Твои родные, Тор. Твоя дочь. Ты не можешь бросить ее… Это будет твоим ночным кошмаром на протяжении всей жизни. Стив смотрел прямо Тору в глаза. Одинсон был упрям, Роджерс же не меньше. Один был сгустком невысказанной боли, другой — смиренным спокойствием. — Я кое-что тебе расскажу. — Привычно достал сигарету из валявшейся рядом пачки Тора Стив. Он сел на ящики и чиркнул зажигалкой. Тор впервые видел, как Роджерс затягивается глубоко и осознанно. — Быть духом дорог — самая отвратительная участь, — выдохнул он горький дым. — Я был в Калифорнии и текила слишком быстро становится отвратительной от жары. Тор тоже прислонился к ящикам, наблюдая из-за дыма за лицом друга. — В детстве я был как все. Родители, школа, потом байки. У меня был друг — Джеймс Барнс, все называли его Баки. Мы были неразлучны с пелёнок до самой юности, пока ему не пришлось переехать вместе с родителями. — Сигарета слишком быстро заканчивалась, и Стив потянулся за другой. — Я уже говорил тебе, что присоединился к Стражам Мидгарда, состоял в отношениях с Тони. Мы любили друг друга. Правда. Это было безумие, ведь мы оба обычные, но если не распространяться, то какая разница в биполярном мире… Семь лет счастья, дикого адреналина, гонок, секса на Харлеях и редких скандалов. Второй окурок отправляется в пепельницу, и Стив в нерешительности крутит в руках пачку. Словно решая, сможет ли продолжить рассказ без режущего глаза и легкие дыма. — Пока на одной из гонок в Хейме, мы не столкнулись с Зимним Солдатом. Парень был явно не в себе, да ещё и чёрная маска закрывала половину лица. Тони он тогда сразу не понравился, да ещё и жёстко подрезал нас на подъезде к старту. Такой агрессивной езды я давно не видел… Он словно играл со смертью, и пытался вовлечь в эту игру как можно больше окружающих. Ту гонку мы с Тони проиграли, потому что Старк резко перерезал мне путь, заметив, как Солдат едва не сбил одного из ребят, но тот все равно не удержался и попал в больницу с переломами, хотя гонки ничего подобного не предполагали. Конечно же, Зимний Солдат победил. И когда он снял маску… Мой Баки смотрел прямо на нас, а я не мог поверить, что лучший друг превратился в это… Не буду рассказывать, как мы умудрились поцеловаться, как я запутался в собственных чувствах, и как Старк с Баки ненавидели друг друга, открыто соперничая. Тони напоминал, что Зимний Солдат почти убийца, а я не говорил ему, что Баки пришлось пережить жуткие моральные травмы, из-за чего у него начались неконтролируемые приступы агрессии. Это Зимний Солдат, а не Баки Барнс участвовал в гонках, выбивая соперников едва ли не смертью. Мне было страшно, но бросить друга… Меня он помнил и говорил, что со мной ему становится легче, как будто мы в детстве и ничего с ним ещё не произошло. Когда встал вопрос Тони или Баки, я выбрал второго. Не вини меня, Тор. Я просто не объясню, но так было правильно… Я так его люблю… — От Тора не укрылась фраза в настоящем времени. — В детстве у меня был только Баки, а тогда у Баки был только я. У Старка были Стражи, дела, стремления… У нас же — только чувство, что мы необходимы друг другу и всепоглощающая любовь. Мы покинули Стражей и оправились смотреть мир. Мы были счастливы. Стив потянулся за ещё одной сигаретой. Только вот боль, затопившая его всего, была куда горче и ядовитей любой сигареты. — Только одно омрачало нашу жизнь — иногда Зимний Солдат побеждал Баки и случались ужасные вещи. Чаще всего это случалось на высоких скоростях, так что даже друг с другом мы порой не могли посоревноваться. Это как будто были два разных человека и Зимнего я все больше ненавидел. Гонки становились для нас адом, потому что именно тогда Баки чаще всего терял контроль. В тот день у меня просто накипело, я устал от спокойствия и хотел на трассу, поэтому не сдержался и просто решил уехать. Не навсегда, нет. Просто прокатиться. Но Баки этого не понял. Он поехал за мной, а я гнал все быстрее, заметив его, когда спидометр был на двухсотой отметке. Это был уже Зимний Солдат — последний, кого бы я тогда хотел видеть. Стив обжигается об истлевшую сигарету, которую он так и не поднёс к губам. Тор закуривает и ждёт продолжения истории. То, что конец у неё печальный было ясно с самого начала, но парню интересно. А ещё чужая боль вымещает собственную и хочется стать опорой для друга, поддержать. Да и жалость к себе потихоньку затыкается от понимания, что бывает боль сильнее его собственной. Тор почти ощущает это смирение с неизбежным, что сквозит от Стива. Его боль не жгущая, рвущаяся наружу, как у самого Тора, а закостенелая, ставшая камнем на душе и сросшаяся с самим Стивом, словно орган. — Проклятый железнодорожный переезд появился неожиданно, уже начал опускаться шлагбаум, и я решил, что это прекрасная возможность оторваться. У меня будут минуты форы, чтобы скрыться от преследования. Я не думал, что он настолько сойдёт с ума… Зимний не остановился, как я того ожидал, а наоборот, прибавил газу. Я успел проскочить, а вот Баки… Машинист не успел бы затормозить, даже если бы мог… Баки вылетел прямо перед ним. Последнее, что он тогда прокричал было: «Стив…». Роджерс проглотил вставший в горле ком и посмотрел на друга. Тор давно затушил сигарету и наблюдал за ним. В голубых глазах не было жалости или ненужных Стиву причитаний, только поддержка и готовность выслушать всё, что накипело у Роджерса внутри. — Он сказал это так спокойно, привычно. Не звал, не просил помощи, как будто просто хотел попросить быть осторожнее. И это был мой Баки. Не злобный, слетевший с катушек Зимний Солдат, а Баки, которого я снова потерял. Я не успел сказать ему, как сильно люблю, — голос парня надломился, — не успел поцеловать перед собственным отъездом, а только наговорил гадостей. Большинство из которых даже не были важными. Ладонь Тора опускается на широкое плечо и с силой сжимается на нем. Оба понимают, что это не слабость, а урок, на котором могут научиться оба. — Если бы я тогда не уехал, он бы не поехал за мной, Тор. Я думал только о себе, посчитал не важными его чувства. Просто решил, что дорога все расставит. Дорога забрала у меня дом, Тор. Не отдавай ей свой. — За мной некому ехать, друг, — прошептал Тор, все ещё сжимая плечо Стива. Тот был благодарен поддержке. — Сыны Асгарда. Твои родители. Я. Твоя дочь, Тор. Они могут поехать за тобой. Стив говорил образно, но Тор понял его. Он действительно не подумал, сколько людей любит он и сколькие любят его. Он причинит им незаслуженную боль. А малышка Фрейя не заслуживает отца, который ничего не будет знать о ее жизни. Он слишком любит свою дочь. Да, он потерял Локи, потерял своё сердце, свою любовь, но у него есть дочь. Пример Стива пугает и прочищает мозги. Если Тор поддастся слепому желанию сбежать, он потеряет не только Локи, но и всех. — У него будет ребёнок. От другого, — произнёс Тор, хотя Стив знал об этом с самого начала. Тору просто надо было сказать это вслух, пережить. — Он жив, Тор. Ты сможешь видеть его, говорить, даже касаться. — Но не больше… — Фрейя станет отдушиной твоей любви. Ты сможешь посвятить всего себя ей, вашей общей частице. — Как ты ещё не сошёл с ума? — совершенно серьёзно спросил Тор, все еще не до конца смирившись. — Скорее всего, сошёл, раз стал наставлять на путь истинный, — горько усмехнулся Стив. — Я люблю его, Тор. И я бы отдал всё, чтобы хотя бы извиниться и сказать, как сильно я его люблю. Мужчины замолчали. Каждый думал о своём и об одном и том же. Тор больше не рвался в горизонт, а тихо уговаривал себя принять произошедшее. Просто жить по ситуации и реагировать соответственно, стараясь быть спокойным. У него все ещё есть дочь, всегда будет. Его кровь и плоть. Их с Локи кровь и плоть. Их общая частица. А ребёнок Локи — часть самого Локи, и пусть это ужасно больно и несправедливо по отношению к Тору, но ещё не родившийся малыш ни в чем не виноват. И тем более не виноват в том, что они разошлись. Так же, как не виноват никто, кроме них двоих. В груди все ещё болело, но теперь Тор полностью осознавал, что будет делать дальше. Он попытается жить. Ради Фрейи, ради Сынов, ради родителей, ради самого себя. Необратимой бывает только смерть, а от неразделенной любви редко умирают, как от вида болезни. Тору есть ради кого справляться. Стив видел, как расправились широкие плечи Тора. Радость, что он смог помочь другу, потеснила всколыхнувшееся отчаянье. Они так и стояли рядом, одним своим присутствием ободряя и поддерживая друг друга.***
Тор вернулся в пахнущий едой и залитый светом дом. Женские голоса раздавались с кухни, и он неслышно подкрался к углу, наблюдая за происходящим. Фригг и Хела весело болтали, пока первая доставала из духовки шарлотку, а вторая сидела за столом и наблюдала. Их девичий разговор мало был понятен подслушивающему парню, но доверительный тон и почти шёпот были такими родными. Фригг слушала и даже бросала твёрдый материнский взгляд из-за плеча, вынося свой вердикт. Хела однозначно на что-то жаловалась или просила совета, а может, просто делилась наболевшим. Фригг явно решила все ее проблемы, раз девушка подскочила со стула и сзади обняла женщину. — Спасибо, ма… — неожиданно для самой себя произнесла Хела, обрываясь на половине такого важного слова. Хела и Фригг всегда были подружками, женщинами, семьей, хоть и не называли друг друга «мать» и «дочь». Хела жила с ними в разные периоды своей жизни, а Фригг всегда старалась ее поддержать, начиная с подростковых вопросов и комплексов, заканчивая рецептами любимых блюд последнее время. — Пожалуйста, дочь, — со счастливой улыбкой, погладила ее по голове Фригг, наконец, дождавшись такого важного обращения. Тор наблюдал за этой картиной уже не скрываясь, и сам расплывался в улыбке. — Тор, мой руки и садись ужинать. — Заметила младшего ребёнка Фригг. — Хорошо. — Оторвался он от косяка и прошёл в ванную. Через три минуты он уже сидел за столом со своими любимыми женщинами и уплетал приготовленный мамой ужин. — Мне ехать на машине? — уточнила Хела, немало удивившись. — Мам, ты сядешь на байк? — тоже переспросил Тор. — Я же с сыном, — не понимала удивления детей Фригг. — Или считаете мать слишком старой и пригодной только для Softail Classic? — Я просто привык, что ты садишься только на байк отца. — А я думала, что ты останешься подольше… — В субботу Семейный слёт и мы его не пропустим, — снова повторила Фригг причину, по которой на выходные они всем семейством отправятся в Мидгард. — Он же в этом году в доме Сиф, — вспомнил Тор, радуясь предстоящей встрече всех поколений Сынов Асгарда. — И не забудь привезти мою малышечку, — с легким нажимом напомнила Фригг сыну.