***
Смеркалось. На улице слышались пьяные крики и хохот опричников. Грозный, направившись к себе в опочивальню, жестом приказал Фёдору Алексеевичу следовать за ним. Ловко, и в то же время грациозно поднявшись, Басманов бесшумно направился за государем. Закрыв за собой дверь, он встал подле царя. Тот некоторое время молча разглядывал кравчего, после чего одним лишь движением глаз указал на лежащие на полу около царского ложа подушки, предназначенные для сказочников. Фёдор опустился на них. — Что же ты, Федора, позволяешь этим скоромникам столь вольные взгляды бросать? — спросил царь, насмешливо поглядев на юношу, которого едва заметно покоробило от сего прозвища, коим кличет его уж весь земской люд «Смотрите, царская Федора едет!». — И в помыслах не было им сии вольности с рук спускать, царе, — ответил опричник. Будто мог он это допустить. Но те, кто зовутся людьми царскими — народ бесстыдный, давно уже не боящийся Судного дня, а посему всегда всё возвращается к тому, с чего и началось — взглядам, нахальным замечаниям. И иногда нужно просто всего этого не замечать. Да и как уж тут бороться с этим людом скверным, когда перед царём в летнике бабьем пляшешь? — Верю, верю, — задумчиво промолвил Иоанн, — почти не осталось уж тех, кому доверять можно. А тебе, Фёдор, верю, — и, подняв за подбородок голову опричника, добавил, — Не допусти же, чтобы я это доверие к тебе утратил. — Никогда, царе. Вечность твоей царской милости предан буду, — воскликнул с какой-то пылкостью Басманов, целуя государеву руку. Взгляд Басманова был спокойный, какой бывает только у людей, которым нечего бояться, людей, совесть которых чиста. Взгляд Иоанна смягчился, в какой-то момент в нём даже проскользнула нежность. Он погладил кравчего по его тёмным кудрям. А они у него мягкие…ну чем не шёлк? Фёдор скромно потупил взгляд. Кому не приятны царские ласки? А юному Басманову порою хотелось замурлыкать, словно коту какому. Но это, разумеется, никому кроме него не известно. Иоанн провёл дланью по щеке опричника, кожа которой была нежна, словно бархат и покрыта лёгким пушком, как у девицы. Государь вновь приподнял за подбородок кравчего, словно призывая, приказывая подняться выше. Молодой человек повиновался, поднявшись с подушек и встав подле царя. По одному взгляду угадав мысли государя, Фёдор сбросил с себя тяжёлые одежды, что с мягким шумом легли около его ног. Иоанн неотрывно любовался тонким станом юноши. На ланитах кравчего разливается едва заметный румянец. Опричник был словно юный ангел, нежное царево искушение. Басманов опустился на царское ложе, покрытое дорогими, мягкими тканями. Тот, кто обыкновенно был жестоким, под стать государю своему, храбрым воином, выглядел сейчас девственно-робким. Образ этого юноши одновременно пугает и манит, ворожит к себе. Слегка трепещущие ресницы, разливающийся всё гуще и гуще румянец, алые губы, слегка приоткрытые в ожидании поцелуя. Смесь разврата и ангельской чистоты. Мгновение — и его пересохшие, но небывало мягкие и такие желанные губы были захвачены в чувственный, обжигающий поцелуй. Из уст юноши, полностью поддавшегося своим чувствам и окончательно забывшем об остатках гордости, вырвался тихий стон. Сладкой мелодией прозвучал он в стенах опочивальни. Смоляные кудри разметались по бордовым с золотом тканям. Серебряный крест, что остался от матери, упал со вздымающейся груди куда-то за спину. Сильные руки Иоанна блуждали по стройному телу. Он уже достаточно успел изучить слабости своего полюбовника, поэтому ни одно движение не было напрасным — каждый раз он задевал наиболее чувствительные участки, заставляя тем самым юношу выгибаться, образуя изящный изгиб спины. Толчок. Осторожный, с явной целью доставить удовольствие, а не причинить боль. Где-то в горле почувствовался скачок пульса. Руки, успокаивающе оглаживали живот, округлые бедра. Взгляд бездонных синих очей юноши, которыми с лёгкостью можно околдовать любого, был совершенно опьянённым, а чёрные зрачки практически закрывали цветную радужку глаз. В опочивальне стоял запах восточных сладостей, кагора и сношения. Совокупность их составляла дурманящий аромат. Последовал ещё толчок. Резко, без предупреждения, так, что Басманов вскрикнул. Царь поймал этот вскрик, словно его и ждал, слизав его отзвуки с влажных губ юноши. Государевы губы сместились чуть ниже, по подбородку и к шее. Оставил россыпь мелких поцелуев от кадыка, до впадины между ключицами, постепенно опускаясь ниже, туда, где на молочного цвета коже красуются розовые горошины сосков. — Ц-царе, — вырвался стон, тянущийся, словно патока, когда Иоанн коснулся их губами. Басманов скользил руками по спине своего царя. Чертовски приятно чувствовать, как перекатываются мышцы, как участилось дыхание. Он выгибался в пояснице, стремясь быть ближе к любимому телу. Ещё пара толчков и оба ощущают всплеск наслаждения. Поцеловав ещё раз своего кравчего в ещё более раскрасневшиеся и пухлые губы, Иоанн опустился рядом с ним, восстанавливая дыхание.***
Влажная липкая кожа касалась такой же влажной и липкой кожи. По бёдрам юноши стекала вязкая, тёплая жидкость. Учащённое дыхание постепенно успокаивалось, и со временем превратилось в тихое, мерное дыхание. В опочивальне слышались звуки ленивых поцелуев. Дурманящее, опьяняющее действие любви ли, витающего в воздухе аромата или ещё чего не спадало. Клонило в сон. — Знаешь, — тихо промолвил государь, глядя на юношу, чувствуя на себе его горячее дыхание, — не уходи сегодня никуда. На устах кравчего проскользнула нежная улыбка и, ничего не ответив, он провалился в сон.