Шуршащие в пылёвнике

В некотором царстве, в подкроватном государстве (а также в зашкафном ущелье и поддиванной пустоши) жили-были шуршы. Шуршы были маленькие и незаметные, но вредные и могущественные. Занимались шуршы преимущественно делами полезными, но человекам непонятными: сеяли пыль, строили из нее величественные замки, выкладывали из кошачьей и собачьей шерсти красивые рисунки на ковре, собирали в клубки волосы и гоняли их из угла в угол, а также присматривали за мелкой домашней живностью — тараканами, пауками да мухами. Шуршы были народцем независимым и гордым. С людьми дело иметь отказывались, но привыкали к одному месту и жилище не меняли столетиями. Случись же такое, что дом, облюбованный ими, разрушался от старости, глупости человеков или, например, от пожара, шуршы, собрав свои невеликие пожитки, отправлялись искать новое пристанище. Но пуще пожаров, наводнений и гнилых полов боялись шуршы людей, которые звались ЧИСТЮЛИ. Чистюли уничтожали насаждения пыли, изводили тучные стада паучков и тараканов отравой, смывали грязевые картины и всячески вредительствовали. Потому селиться шуршы предпочитали в местах поспокойнее, где чистюли не водились или хотя бы бывали редким стихийным бедствием. Жили шуршы небольшими колониями по несколько особей. Форму имели разную, то есть какую хотели, такую и принимали. Цвет чаще зависел от настроения, чем от природных данных. Даже длина мягкой шёрстки у них менялась по желанию или потребности. Очень милые на вид существа были эти шуршы. Если б ещё не четыре ряда острых треугольных зубов… Те шуршы, о которых мы поведём свой рассказ, жили припеваючи в очень благополучной квартире. Человек им достался хороший, безалаберный и ленивый. Он повсюду оставлял крошки, забывал закрывать шкафы и к злой богине Чистоте был равнодушен. Счастливая была у них жизнь. Вот, взгляните на этого шурша, который валяется под диваном, приняв форму пушистой лужицы. Как шевелятся клубы пыли от его молодецкого храпа. Разве он не счастлив? — Вставай, Шуруп! Ты опять загородил весь вход в норку! Кажется мы немного поторопились, назвав этого шурша счастливым. Да и тот, кто его пинает ложноножкой, тоже выглядит немного напряжённым. Возможно, всё не так просто? — Фон Шпындель, ну куда ты вечно торопишься? — наконец, лениво пробормотала «лужица», сонно высовывая макушку из-под дивана, чтобы глянуть на настенные часы. — Восемь утра, чем можно заниматься в такую рань? — Это восемь часов вечера, бездельник, — проворчал Шпындель, — а у меня ещё столько дел. Дай уже пройти! — Я не бездельник, между прочим, я изобретаю новую модель квадри., кудо… Да не важно! Просто мне во сне лучше думается. — Шуруп обиженно свернулся плотным клубком, пропуская, наконец, излишне делового шурша в недра поддиванья. — А ты старую модель-то закончил? — ехидно поинтересовался Шпындель, бочком протискиваясь в норку. — Зачем? Она уже морально устарела. — И так всегда! — раздался смешок уже где-то вдали. Едва Шуруп успел вновь блаженно растянуться и прикрыть глаза, как на ту его часть, где предполагался зад, больно плюхнулось что-то грязное и неприятно шершавое. Этим чем-то оказалась старая потрёпанная кедина, явно недавно побывавшая в луже. — Ой, прости, пожалуйста, — пропищал толкавший её перед собой растрёпанный шурш в розовом фартучке с кучей кармашков, откуда торчали разные инструменты неизвестного предназначения. — Мне кажется, я нашла, наконец-то, идеальный горшок для самого редкого сорта потнокактусов, — похвастался шурш, наконец, закончив топтаться на Шурупе, — правда, он прекрасен? — Как пыльная буря, — подтвердил Шуруп, ерзая. — Может, ты все-таки слезешь с меня вместе с этим грязным ботинком, Шуззи? — Это не ботинок, — возмутилась крошка в фартучке, — и не зови меня Шуззи! Я — Шузз! С двумя «з»! — Да помню я, — заявил Шуруп, дрыгая ногами, — кыш. Обиженная Шузз, фыркнув на прощанье, удалилась, волоча за собой громоздкий предмет обуви. — Долго она будет этот хлам в дом таскать? — задал риторический вопрос Шуруп. — Дык ведь у кажного своя планида, понимаешь, — неожиданно отозвался скрипучий голосок, — ты вот цельный день ляжки на пыльном пляжу тянешь, а она бегаеть, суетиться, чтоб, значить, питомцам своим энти башмаки постарше, повонючее достать, потому что не цветут у нее энти кактусы, хоть ты тресни. Микроклимат, говорит, не тот. Шуруп неохотно открыл сначала один глаз, потом другой. Перед ним стоял еще один шурш — невысокий, плотный, в пыльном треухе, причем, в нашем случае, это означало, что треух был из пыли сделан. — Шуша, — улыбнулся, продемонстрировав острые зубы, Шуруп, — а что ты тут делаешь? И где твои уродливые подопечные? — Подопечные, значить, пасутся, я им за обувной полкой хорошую деляночку нашел — там пыль старая, выдержанная. И энтот — прошлогодний тополиный пух. Есть где поваляться. Отдыхають они. А я, значить, водицы пришел испить. Утомился. — Шуша, какой водицы? — вздрогнул Шуруп. — Чистой ключевой из источника великих познаний. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Шуша важно пролез в поддиванье и направился к давно завалившемуся в щель между диваном и стеной мужскому журналу с красочным разворотом. — Всё суета сует и всяческая суета, — откликнулся Шуруп и привычно положил на весь этот мир, прикрыв глаза. Неожиданно по полу проскользнул сквозняк, взбивая клубы мягкой пыли. Шуруп отрастил уши, переместил оба ближе к выходу и навёл на дверь. Послушал пару минут и резко собрался в упругий, но местами отчаянно провисающий фиолетовый ком. По его шерсти зарябили тревожные красные пятна. — Аларм! Ахтунг! Тревога! Женщина в доме! Фройляйн на хазе! Чистюля в радиусе действия пылесоса! — крикнул он и завыл сиреной, панически мигая огоньками глаз. В мгновение ока у края дивана собрались все четверо шуршей. — Выключите его кто-нибудь, — попросил Шпындель, и Шузз накинула на Шурупа кусочек грязной тряпочки. Послышался звук, похожий на спускаемый из шарика воздух, и вот, тряпочка уже лежит ровно на полу, а её рваные края обрамляет длинный серый мех. Наступила тишина. В тишине стали слышны шаги и ласковое воркование. — Может, она ненадолго? — рассудительный Шпындель почесал ложный нос ложной ручкой. В просвете между диваном и полом показались разнопарные тапки хозяина квартиры и красные туфли на каблуках, а потом на пол упала небольшая сумка. — Не так уж и много вещей, — оптимистично пожал мехом Шпындель. — Максимум дня на три. Рядом с сумкой опустился огромный чемодан. Шуршы дружно отпрянули, затоптав растёкшегося Шурупа. — Какие туфли! — в голосе Шузз смешались восторг и ужас. — Даже не думай! — строго предупредил её выбравшийся из тряпочного плена Шуруп и приобретший в этот раз форму почти устойчивой пирамидки. — Вдруг эта чистюля без своих туфель сваливать откажется, тогда все, хана! Весь дом перероет и, чего доброго, отполирует до блеска, — шурш нервно поежился. — Он прав, — важно кивнул Шпындель, — ситуация из ряда вон выходящая, тут надо действовать осторожно. Тем временем, хозяин квартиры и его потенциальная сожительница, судя по звуку шагов, удалились на кухню, и шуршы, осторожно выползшие на свет, принялись изучать пожитки непрошеной гостьи. Внезапно один из внешних карманов чемодана самостоятельно открылся и на ковёр резво выпрыгнул ещё один представитель рода шуршей. Его гладкая шерстка имела приятный мятный оттенок, голову существа украшал кокетливый красный бантик в горошек, к которому был пристегнут развевавшийся за спиной на манер фаты чёрный ажурный чулок. — Ой, здрасьте, — широко улыбнулось создание, заметив остальных, — меня Шанечка зовут, а вы кто? — Я — Шузз, — первым протянул ложную ручку шурш в фартуке, пока другие с недоверием пялились на незнакомку, оставаясь на расстоянии, — с двумя «з», пожалуйста. А это Шуша, Шуруп и фон Шпындель, и мы здесь живем. — Ой, у вас здесь, похоже, очень мило, — заключила Шанечка, заприметив ажурные клубы пыли под ближайшим креслом. — Ты, значить, с чистюлей энтой к нам прибыла? — вступил в разговор Шуша. — Это что ж такое в мире делаится… Кто ж с насиженных, намоленных мест срывается? — Да, что это ты с этой теткой притащилась? — бесцеремонно поинтересовался Шуруп. — Без чистюль же жизнь в кайф, пылесос никого не трогает, отдыхаешь целыми днями, наслаждаешься тем, как пылевые волны тебя накрывают… — Ой, так они же с соседкой вдвоём жили, — словно не замечая недружелюбного тона, начала свой рассказ Шанечка, — а соседка эта вся такая, представляете, за здоровый образ жизни. Ну, знаете, в холодильнике одна трава, биоразлагающиеся пакеты, экологичная упаковка, и все такое. Короче, мусора, обёрток от неё никаких, а я страсть как люблю конфетные фантики собирать… — она мечтательно закатила глазки. — А зачем именно фантики? — перебил её фон Шпындель. — Может быть, из них строительный материал хороший? — Нет, зачем это мне… — растерянно покачала головой Шанечка. — Удобрение? — выдвинула свою версию Шузз. — Эм, нет… — Значить, корм для скотины? — предположил Шуша. — Да нет же, нет, ничего вы не понимаете. Это же… фантики! — Ну, этого добра нам не жалко, — заключил Шуруп, — оставайся пока, — он благосклонно указал ложной ручкой на поддиванье. — Ты чего творишь? — прошипел Фон Шпындель, оттаскивая друга в сторонку. — Странная она какая-то, надо было все взвесить сначала! С нами посоветоваться, в конце концов. — Ну, странная, не странная, — пожал вытянувшимися из пирамидки ложными плечами Шуруп, — а чистюлю эту она явно хорошо знает. А значит, расскажет нам, как её можно выселить поскорее. Шузз, как самая добрая и гостеприимная из шуршей, потащила вновь прибывшую знакомиться с поддиванным бытом. Шанечке были выделены комната, которую фон Шпындель возводил из паутины и картона, чтобы сделать там мастерскую, но бросил, не доделав, и постель из тополиного пуха, застеленная носовым платком. Комната Шанечке понравилась — она была светлая, и на затканных паутиной стенах уже образовался налет мягкой пыли. — Очень уютно, — похвалила она. — Жаль, стола нет. — А зачем тебе стол? — поинтересовалась Шузз. — Ну, я люблю мастерить за столом — делаю украшения из ракушек, камушков, перышков. — Мусоришь, значить? — одобрил Шуша. — Дело хорошее. А столик тебе Шпындель может сделать, только надо его, эта, попросить. Вежливо, значить, со всем уважением. У него как раз подходящий коробок от спичек в заначке валяется. — Не даст, — вздохнула Шузз, — он жадный. — Энто ты про его банный башмак, чтоль? — усмехнулся Шуша в бороду. — Не расстраивайся, Шузичка, он у него из натуральной кожи — не будут твои кактусы, значить, в нем расти. Им же сынтетика требуется. Да и тяжеленный он, как незнамо что. Я две упряжки впрягал, чтоб его перетащить, сдвинуть не смогли — пришлось механиццки двигать. Наука! Шуша поднял в воздух скрюченный ложнопалец. — Ну, прощевайте, девицы, пойду я, значить, скотинку на работу выпускать, вечер, однако. Пора. — Скотинку? — спросила Шанечка. — Что за скотинка? — Шуша у нас пауков пасет, иногда тараканы попадаются, но с ними сложнее — не поддаются дрессировке. — Как это мило! — улыбнулась Шанечка во все четыре ряда зубов. Шуша уже покинул девичью светёлку, а Шузз нерешительно топталась и теребила свой фартук, не зная, что обычно делают с гостями. В фартуке позвякивало, бренчало и похрустывало. Наконец, Шузз нашла тему для разговора: — Ты такая красивая, как мои потнокактусы. Шанечка на мгновение прекратила кружиться по комнате и чуть не откусила себе фату от удивления. — Кактусы — это такое зелёное и колючее? Вообще-то на мордашке Шанечки был написан несколько иной вопрос «это комплимент?», но Шузз была шуршем прямым и намёков не понимала. Положение спас Шуруп. Ну, как спас, ввалился, слегка раздвинув дверной проём своими боками и упал, едва не придавив всё, что находилось в комнате, включая шуршей. После его падения стало ясно, что шёл он в форме стоящей на ребре монеты, и шансов удержать равновесие у него было немного. — Небольшой научный эксперимент, — пояснил он, безуспешно пытаясь подняться, не меняя формы. — Как интересно, — неуверенно обрадовалась вынужденная прижаться к стене Шанечка. — И в чём он заключался? — Видимо, в том, — вздохнула не впечатлённая заявлением Шузз, — чтобы выяснить, сколько раз он упадёт. — Четырнадцать, — сообщил Шуруп. — Но, на самом деле, я выяснял, не преувеличена ли слава колеса. И, как видите, смог на практике доказать, что оно непригодно для передвижения. — Опять наслушался телевизора, — пояснила Шузз. — Там всё время разоблачают истины при помощи глупостей. — У нас не было телевизора. Телевидение зомбирует людей, — шёпотом поделилась великой тайной Шанечка. — Да, наш по утрам такой зомби, что можно перед носом скакать, не заметит, — вступил в научное обсуждение Шуруп. Он принял форму пружины и теперь слегка подпрыгивал. — Лучшая форма досуга и познания мира — книга! — заверила всех Шанечка. — Вот распакую свои вещи и обязательно покажу вам её. — А где твои вещи? Шузз стало ужасно любопытно, что может оказаться в вещах такого необычного шурша. Она ещё не знала, как назвать эту необычность, потому пока для себя решила, что у Шанечки есть стиль. На самом деле, свой стиль был у всех шуршей, но… На этом месте Шузз малость запуталась в своих рассуждениях и отложила их на потом. — Ой, мои чемоданы! — всплеснула ложноручками Шанечка и стремглав бросилась наружу. Шузз по инерции побежала за ней, по пути роняя Шурупа, который лениво покатился следом. — Вещей, к сожалению, пришлось взять минимум, времени на сборы совсем не было, — пожаловалась Шанечка, ныряя в недра человечьего чемодана. На ковер поочерёдно опустились: небольшая коробочка из-под конфет, упаковка от духов, завернутая в розовый капроновый носок, и баночка из-под крема. Любопытная Шузз тут же открутила крышечку от последней и бесцеремонно сунула туда вытянувшуюся мордочку. — Осторожнее, там все самое хрупкое и ценное, — серьезно предупредила Шанечка. Самым ценным оказались сухие еловые иголочки, виноградные косточки, разноцветные стразики, мелкие пёрышки, обрезки ниточек и ещё какие-то штуки, Шузз не опознанные. — А их точно нельзя использовать в строительстве? Столько добра пропадает… — поинтересовался возникший откуда-то Шпындель, уже успевший зарыться в коробку от конфет. Коробка вся была заполнена фантиками самых причудливых расцветок, материалов и запахов. — Не обращай на него внимания, — великодушно разрешил Шуруп, принимая форму плоскогубцев, чтобы попытаться снять носок с упаковки от духов, — Шпындель просто забыл, что у него аллергия на шоколад. — Нет у меня никакой аллергии, — возмутился Шпындель, — кроме аллергии на расточительность. И бесхозяйственность, — строго добавил он, выразительно смотря на Шурупа, не оставлявшего свои попытки. — Позволишь? — повернулся Шпындель к Шанечке и продемонстрировал один из фантиков. — Конечно, — согласилась гостья. Фон Шпындель нагреб небольшую кучку пыли, устроился на ней и принялся вертеть фантик во все стороны, бормоча себе под нос: «А если сложить? Увеличить жесткость? Или наполнить чем-нибудь? В качестве скрепляющего раствора можно использовать тот клейстер, что наш домовладелец зовет кашей». И Шпындель начал быстро чертить в пыли какие-то непонятные формулы. Шуруп, наблюдавший за другом, только покрутил пальцем у виска и продолжил спецоперацию «открой коробку с минимальным ущербом для упаковки». Когда носок удалось стащить, Шуруп сунул любопытную морду внутрь пахнувшей чем-то сладким коробки. Внутри, в выстеленной атласом выемке, лежали крошечные сверкающие башмачки. Шуруп недоверчиво повел носом, обнюхивая странный и бесполезный в быту шуршей предмет (шуршы обуви не носили). — Это что? — спросил он, сдвигая глаза к сплющившейся от изумления ложнопереносице. — Бальные туфли, — мечтательно пропела Шанечка. — Чего? — не понял Шуруп. — Туфли, — пояснила Шанечка, — для бала. — А что такое бал? — продолжал просвещаться Шуруп. — Это такое специальное место. Там звучит красивая музыка! И все танцуют! Все одеты в прекрасные платья и туфли. В туфлях можно изящно скользить по паркету! — Скользить? — Шуруп от ужаса распался на четыре неаккуратных меховых комочка. — Скользить мы никому не позволим, — не отвлекаясь от своих формул, буркнул Шпындель. — Это всё происки Чистоты. Шанечка тут же принялась вдохновенно убеждать всех, что скользить можно и по пыли, потому как это лишь поэтическое сравнение, а на самом деле все переставляют ноги. — У меня нету ногов, — завредничали все четыре кусочка Шурупа, замахали ложноручками и принялись обниматься друг с другом в знак согласия. Увлечённые спором шуршы совершенно не заметили, как тихая Шузз выудила из чемодана странный кружевной треугольник с верёвочками и повязала на голову на манер банданы. Потом она выудила небольшой пакет с разнообразными заколками и резиночками. Следом был извлечён белый носочек. За ним коробочка с непонятными белыми штуками, у которых были хвостики. В общем, когда шуршы угомонились, на полу почему-то валялась половина содержимого чемодана, а самой Шузз нигде не было видно. Пока её звали, появился Шуша с соломинкой на плече. — А у нас Шузз потерялась, — радостно объявил Шуруп, прыгая уже восемью неровными комочками по наваленным кучей вещам. Шуша не проникся, а лишь нахмурился. — Вы чавой-та? А ну, живо всё в сундук обратно пхайте. Люди увидят. Никто возражать не стал. Только тот кусочек Шурупа, что был ближе всех к чемодану, попытался что-то пискнуть, но его затоптали, бегая, словно заполошные, и как попало закидывая вещи на место. Когда закончили, выяснилось, что комочков Шурупа уже 16, причём ни один в укладке вещей участия не принимал, а теперь они разбегаются по комнате, словно мелкий горох. Ещё полчаса потратили на то, чтобы собрать все и сложить в коробку из-под фантиков, где шурш вынужден был слепиться воедино от скуки. Он приоткрыл коробку и высунул в щель ложный глаз и ложное ухо на стебельках. — Теперь можно и Шузз тихонько поискать, — важно предложил Шуша. — Где вы её видели до того, как вещи раскидали? — Лично я ничего не раскидывал, — пробурчал Шпындель, — я был занят расчетами коэффициента прочности, которые вы мне теперь вытоптали. — А я, кажется, слишком увлеклась разговорами о балах, Шурупчик — такой интересный собеседник, — мечтательно протянула Шанечка, — и кстати, ничего, кроме своего багажа, я из чистюлиного чемодана не доставала. Ой, вспомнила, Шузз ведь изучала мою шкатулку с сокровищами! Но в баночке от крема, именуемой шкатулкой, ничего хоть отдаленно похожего на шурша, разумеется, не нашлось. Так же как и среди остальных пожитков Шанечки. Шуша строго уставился на Шурупа, которого в процессе поисков бесцеремонно вытряхнули на ковёр: — Получается, что это ты тут набезобразничал, пока остальные делами заняты были. Куды Шузз дел, сказывай? — Я ничего не делал, — обиженно отозвался Шуруп, — она сама в чемодан бабы этой, с красной туфлей, залезла и все барахло оттуда выуживать начала. Наверное, опять какие-нибудь вонючие тапки искала. — Допустим, ты для этого слишком ленив. А куда она потом, по-твоему, делась? — подключился к допросу фон Шпындель. — Да вроде там же осталась, — развёл ложноручками, которых теперь было три пары, Шуруп, — только вы ее теперь вещами завалили, наверное… Осенённый новой теорией Шпындель в один прыжок оказался у чемодана и начал барабанить в стенку: — Шуззи, Шуззи, ты тут? Из недр «темницы» послышались звуки возни и невнятное бормотание. Скорее всего, шурш привычно уточняла, что она «Шузз, с двумя з». — А ты не мог об этом рассказать ПЕРЕД тем, как мы все собрали? — гневно обратился к Шурупу Шпындель. — Да вы мне даже рта раскрыть не дали! Налетели, суетиться начали. А я всегда говорил — поспешность в делах только во вред. — Ты жешь нам даже не помогал, — тактично напомнил ему Шуша. — Вот именно поэтому и не помогал! — гордо парировал Шуруп. — Тихо все! — внезапно остановила перепалку Шанечка, чуть ли не басом, так что все шуршы моментально затихли, замерев, как вкопанные, — слышите шаги? Кажется, чистюля возвращается. Надо срочно спрятать мой багаж! Не дожидаясь помощи, Шанечка принялась энергично затаскивать под диван все свои коробочки. — Что же делать, что же делать? — запаниковал, очнувшись, Шуруп. Несколько пар ручек тут же превратились в 20 пар ножек, он попытался побежать туда, где оставалась в плену Шузз, но запутался в конечностях и завалился на бок. — Без паники! — скомандовал фон Шпындель, — у меня есть план. Шуша. Ты добираешься до коридора, собираешь там своё стадо паучков и стоишь на стреме. Как только чистюля возьмётся за чемодан, натравливаешь на неё своих подопечных. Она, конечно, начнёт бегать и визжать дурниной. Мы втроём с Шурупом и Шанечкой, пользуясь паникой, роняем раскрытый чемодан на бок, достаём оттуда Шузз и прячемся в норку. Ну, а как потом незаметно собрать паучков обратно, ты уж лучше нас знаешь. Все всё поняли? План выглядел многообещающе, пока шуршы не приступили к его воплощению. Шуша, собрав в боевую группу трех самых крупных и агрессивных особей (что, поверьте нам, было не просто, ибо крупный паук обычно большой добряк), погнал их к краю поддиванья с помощью зубочистки. Сытые и сонные пауки двигались неохотно и норовили свернуть в сторону, но Шуша внимательно следил за своими подопечными, подгоняя их в нужном направлении. Фон Шпындель и Шанечка замерли, как охотничьи собаки в стойке, на краю своих владений, а Шуруп расползся на десяток мини-шурупиков и зорко наблюдал за творящимся в комнате с тем, чтобы дать группе захвата (Шанечке и Шпынделю) сигнал к вытаскиванию Шузз из чемодана. — Ахтунг, — в разноголосицу заорало шесть мини-шурупиков, — противник приближается к квадрату два. Расчетное время прибытия пять секунд. — Шуруп, — взмолился фон Шпындель, — не умничай. Какой еще квадрат? — Место расположения чемодана, — бодро отрапортовали мини-шурупики, на этот раз хором. — Так она уже подошла? — уточнил фон Шпындель. — Ну, конечно, подошла, — всплеснула ложноручками Шанечка, — не слышишь, как цокает? В поле их видимости появились острые алые каблуки. — Она в них везде ходит, что ли? — пробормотал Шпындель, поежившись. — Нет, конечно, — удивилась Шанечка, — сейчас особый случай. — Чем он особый-то? — хрюкнул один из мини-шурупиков. — Совместное проживание с нашим недотепой скорее к несчастным случаям можно отнести. — Вы это, — вступил в перепалку Шуша, — хорош квохтать, за вами не слышно ничего, эт раз, и два — скотинку пугаете. — Чемодан в руки взяла, — доложил Шуруп коллективно. — Давай, Шуша, гони их. Шуша ткнул зубочисткой в задницу паука-вожака, тот дернулся и кинулся вперед. Следом бросились и ведомые. Тишину комнаты разорвал дикий вопль обладательницы красных туфель. — Фууууу, — орала она, — гадость какая! Три сразу! Мерзкие твари! Да что же это! Кыш! Вон! Уйдите! К ужасу Шушы и удивлению Шурупа, вместо того, чтобы от испуга забраться на диван или в спешке ретироваться, новая жиличка начала топтать пауков своими туфлями. — Что ж ты делаешь, глупая баба, — заорал Шуша, — Мася, Мася! Вернись! Домой, я сказал! Вертай взад, Мася! Она ж тебя щас ни за ломаный грош, пропадешь, Масенька! Шуша бесновался в руках фон Шпынделя, который не давал пастуху пауков вылезти на свет из безопасного пыльного поддиванья. Шанечка бегала вокруг, заламывая ручки, и причитала: «Что же делать? Что же делать? Что же делать?». Шуруп с интересом наблюдал за развитием мизансцены. Наконец, самый крупный и, видимо, самый умный паук, которого Шуша звал Масей, сумел прошмыгнуть под опускающейся на него ногой в алой туфле и спасся бегством, опрокинув по дороге Шанечку. Следом за ним тяжелым финальным аккордом перед диваном приземлился выпавший из рук хозяйки чемодан. Шуша, оттолкнув фон Шпынделя, порылся в карманах и выудил оттуда вонючую самокрутку. — Чтоб я, значить, еще с вами связался, со скаженными, — возрыдал он, — да ни в жисть! Аспиды вы и ехидны зловредные! Я с вами две души безвинные потерял! И по что? — Ради спасения Шузз? — предположил Шуруп, сляпывая себя из раскиданных по периметру комочков. — Шузз! — опомнился фон Шпындель и кинулся вон. — Куда это он? — спросил крошечный кусочек Шурупа, невесть как попавший на плечо Шуши. — Чемодан! — радостно воскликнула Шанечка и бросилась вслед за Шпынделем. Большая часть Шурупа, валяющаяся в пыли в форме сороконожки, задумчиво перебирала ложноножками, думая, как вообще можно ходить с таким количеством конечностей и с какой следует начинать. Его глубокие философские изыскания на вовсе не новую тему прервал восторженный вопль Шуши: — Живы! Они живы! Махонькие мои! Славные мои! Шуруп повернул оба конца длинного тела, увенчанные несколькими парами глаз, в ту сторону, куда указывал Шуша. Два хромающих паучка всё быстрее удалялись с поля боя в коридор. Видимо, стремились достичь родного пастбища за обувницей. Чемодан валялся раскрытым, будто выпотрошенная рыбина, разбросав содержимое своего брюха. К нему неслись Шпындель и Шанечка, почти не маскируясь, но на ходу мимикрируя под узор старого ковра. Красные туфли побежали было за недотоптанными пауками, но были остановлены дырявыми тапками. Там явно происходило что-то интересное, потому что ноги человеков начали вести себя странно, топтаться на месте, тереться друг о друга и перемещаться ближе к дивану, запинаясь и наступая друг на друга. Шуруп осторожно выглянул. Человеки прижимались и сопели. Шурш уже знал, что так они пытаются соединиться, как временами кусочки его самого. Но он также знал, что у них не получится. Никогда из двух человеков не получается один большой. Диван скрипнул, и ноги исчезли. Один из тапков шлёпнулся прямо перед носом Шурупа. Мимо пробежал Шуша, переливающийся всеми цветами радуги от радости и беспокойства. На его голове, распахнув крылья, сидел кусочек Шурупа, похожий то ли на бесхвостого ската, то ли на детскую поделку из яркого пластилина. — Мы успели! — радостно вопя, под диван закатились Шанечка, Шпындель и Шузз. — Ой, да теперь можно ещё пять раз успеть, — обречённо сообщил им Шуруп. — Валим, щас диванотрясение будет. Над головами шуршей протяжно и жалобно заскрипели старые пружины. Следующие полчаса шуршы спокойно провели за своими любимыми делами. Шузз увлечённо копалась рыбной косточкой в обувных горшках с потнокактусами. Шуруп блаженно храпел, собравшись в уютный шарик. Шуша принялся за реабилитацию скотинок, пытаясь перебинтовать поврежденные в борьбе с чистюлями паучьи лапки прожилками подорожника. Шанечка, усевшись на своей новой кровати, медитативно нанизывала разноцветные бисеринки на кошачий ус. Фон Шпындель же героически устроил вылазку в мусорное ведро за новыми строительными материалами. Он-то и принёс постигшим, было, дзэн шуршам пугающую весть… — Красный код тревоги, — возопил он с порога, — там эта, в туфлях завтра хочет устроить… ГЕНЕРАЛЬНУЮ УБОРКУ! Страшное словосочетание заставило всех тут же побросать свои дела и собраться вокруг взволнованного Шпынделя, даже Шуруп моментально проснулся и приобрёл напряженную форму кубика. — Ну, может быть, она за ночь передумает? — робко предположила Шузз. — Сомневаюсь, — отрезал фон Шпындель, — они там обсуждали сейчас, что завтра к вечеру должны привезти остальные вещи, и до этого нужно успеть везде навести порядок. — Вот же ироды, — горестно вздохнул Шуша, — может, ну их к лешему, переедем в энтот самый, краеведческий музей? Я ж вам давно предлагал, там, значить, рай для каждого шурша. — Далеко, долго, энергозатратно, — принялся загибать ложнопальцы на выросшей из куба ложноручке Шуруп, ужаснувшись потенциальному фронту работ. — Может, просто к соседу — малолетнему человечине, переберёмся? Мамашу свою он в комнату не пускает, а сам вообще не убирается, ещё и жрать в постели любит. — А ты все это откуда знаешь? — на всякий случай уточнил фон Шпындель. — Это сейчас неважно, — нарочито небрежно отмахнулся Шуруп. — А может быть, ко мне вернёмся? Ну и что с того, что тамошняя девица мусора не оставляет, справимся как-нибудь, — самоотверженно предложила Шанечка, испытывая иррациональное чувство вины за приведённую с собой Чистюлю, хоть и было все совсем наоборот, — пыли там на всех хватит… Шузз от предложений воздержалась, она просто плюхнулась на ложнопопку и принялась тереть глазки ложнокулачками, явно планируя расплакаться. — В музей, к соседу, ко мне, в музей, к соседу, ко мне… Спор, бродивший по кругу уже полчаса, наконец, прервал молчавший до этого момента фон Шпындель, издавший для начала ультразвуковой свист, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание. — Значит так, товарищи! Сбежать мы всегда успеем! Но сначала нужно побороться за свой уютный пыльный мир, — решительно заявил он. — И что ты предлагаешь? — испуганным шепотом поинтересовалась Шузз. — У нас есть целая ночь впереди, чтобы хотя бы сломать пылесос. На дело пошли все вместе. Колонну возглавил фон Шпындель. Из алого фантика, выданного Шанечкой, и спички он сделал флаг, на котором нацарапал «Чистота не пройдет!». Следом за ним, бок о бок, вышагивали Шанечка и Шузз, немного испуганные, но воодушевленные самой идеей участия в чем-то масштабном и судьбоносном. Замыкал колонну Шуша верхом на пауке, он держал свое стрекало из зубочистки наперевес, на манер копья, и периодически выкрикивал никому не понятное: «Шоб у меня не отнюдь!». Шуруп носился кругами, то распадаясь на несколько частей, то снова склеиваясь в произвольном порядке. Когда колонна подошла к шкафу, в котором хранился пылесос, он трансформировался во что-то, напоминавшее дракона: длиннохвостое и длинношее, раззявил клыкастую пасть и попытался пыхнуть пылью, но ничего не получилось. Пылесос в этом доме был ветераном боевых действий с загрязнениями, собранным еще в Советском Союзе. В силу дряхлости он больше шумел и трясся, чем достойно выполнял возложенную на него функцию. Но, даже в таком солидном возрасте, он еще был способен причинить немало бед. Забравшись в шкаф, шуршы окружили пылесос и принялись планировать его умерщвление. — Надо шланг проткнуть, — предложил фон Шпындель, — он тогда лишится самой возможности засасывать пыль. — Как ты его проткнешь? — растопырил драконьи крылья Шуруп. — Шланг в оплетке. Наши зубы это не возьмут. Давай лучше мешок проткнем. Он матерчатый, а у меня вон что есть, — и гордо демонстрировал половинку лезвия. — Надо, значить, все гайки разболтать, — вступил в спор Шуша, — а все болты… — Загадить, — подсказал Шуруп. — Тьфу на тебя, куролес бестолковый, — степенно ответствовал Шуша. — Нужно сломать мотор, — подсказала Шузз, — тем более, что ремонтировать это старье никто не возьмется, а аналоги на эту модель уже перестали выпускать. — А ты откеда знаешь? — прищурился Шуша. — У нашего был ноут открыт, — стушевалась Шузз, — ну я и погуглила. — Тернет твой, Шуззичка, суть сети диаволовы, завязнешь — не вылезешь, попомни мои слова. — Отстань от нее, — посоветовал Шуруп, ныряя в отверстие, предназначенное для шланга, — мотор так мотор. Шузз, подсоби! Шузз, непрерывно меняя цвет с красно-смущённого на азартно-жёлтый, полезла следом. Внутри задребезжало, пылесос пару раз дрогнул, что-то щёлкнуло. — Не, шнур бесполезно. Быстро починит, — послышался голос Шурупа, приглушённый стенками. — Обмотку дери, я подшипник заклиню и вентилятор сдвину. Такой будет фейерверк! — Повезло, что щётки изношенные, — согласно бубнила Шузз. — Я их добью. — Что они там делают? — благоговейным шёпотом спросила Шанечка. — Не знаю, что они задумали, — ответил фон Шпындель, покачиваясь с ложнопятки на ложноносок, — но результат их совместных действий обычно похож на локальный апокалипсис. — На сей случа́й оно нам пользительно, — с сомнением в голосе заметил Шуша. Из дыры вынырнула перепачканная ложноручка и голос Шурупа потребовал: — Шпын, дай флаг! Шурш отшатнулся, прижимая к себе символ пыльной революции. — Во-первых, я не Шпын, а… — начал было он, но ложноручка вытянулась в длинную эластичную ленту с глазом на конце, схватила красное знамя и резко втянулась в пылесос. — Это была наша жертва во имя общего дела! — Шанечка пафосно раздулась и похлопала выпачканного Шурупом Шпынделя по чистому участку. Когда диверсанты выбрались, вид у них был, как у коммандос на задании. Полосатый от политуры Шуруп гордо принял форму звезды, а пятнистая Шузз скромно пыталась слиться с полумраком шкафа. — Всё, — почти пропел Шуруп, — завтра электричества в доме не будет. Так замкнёт… — Как не будет? — неожиданно не оценила Шанечка. — А мой сериал? Я же всё пропущу и не узнаю, переоделась ли малышка Долли или так и ходит в том же, что и в начале сезона! Это же важно! — Это тоже была наша жертва во имя общего дела! — передразнил боевую подругу фон Шпындель, но увидев ее совсем поникшую мордашку, успокоительно добавил: — И да, Долли в финале, наконец-то, переоделась, даже дважды! — А ты откуда знаешь? — не поверила ему Шанечка. — Да просто местный человечина все сериалы на день раньше смотрит… — немого стушевался Шпындель. — Вы эт самое, заканчивайте разговоры свои чуднЫе, — строго встрял Шуша, — всем спать идти надобно. Кто ж знает, чем днём это все с пылесосом обернётся. Ухи востро держать надо будет, вот что. Шуруп, справедливо считавший «сон» самым красивым и гармоничным словом во всем известном ему лексиконе, одобрительно кивнул и галопом поскакал прочь — в сторону любимого поддиванья. Остальные шуршы, не на шутку утомлённые чрезмерно насыщенным деньком, молча последовали его примеру. Спали они так крепко, что смог разбудить всех лишь оглушительный грохот, сопровождаемый противным женским взвизгом. Заспанная разношерстно-разноцветная компания в мгновение ока распласталась у кромки дивана. Картина, представшая перед пятью парами с трудом приоткрытых и высунутых наружу глаз, заставила всех шуршей сперва подумать, что они ещё спят. Посреди комнаты замерла пара женских ног в мохнатых красных тапках, покрытая какой-то чёрной копотью, рядом валялся развалившийся на части пылесос, испускавший облака серого дыма, на ковёр то там, то тут, красиво оседали клубы доисторической на вид пыли, комки волос и, кажется, пепел… — Вау, вроде бы получилось! — ожила первой Шузз и принялась радостно скакать по остальным шуршам. — Как же это красиво… — зачарованно отозвалась Шанечка. Из недр прихожей раздался настойчивый стук в дверь, и красные тапки, прихрамывая, удалились из поля зрения. — Милая, а что это у нас звонок не работает? — донёсся из коридора мужской голос. — Ты идиот? Я же просила вещи к вечеру, понимаешь, к вечеру привезти! — нервно отреагировал голос «милой». — Граждане, давайте вы потом разберётесь, — вмешался третий голос, — у нас ещё куча заказов сегодня. Вот здесь распишитесь. Петрович, коробки сразу в зал сгружаем, у них в прихожей места нет. Две пары грязных мужских сапог бесцеремонно протопали взад-вперёд по ковру, разметав клубы пыли во все стороны. — Ну и вонища тут у вас, — заметил напоследок все тот же голос, и все стихло. — Это не вонища, — ласково произнес Шуруп, вытягивая нос, как врущий Пиноккио, — это рабочая атмосфера. Он пакостно хихикнул и заскользил к выходу из поддиванья. — Куда?! — заорал фон Шпындель. — Ты нас демаскируешь! — На ковер посмотри, — фыркнул Шуруп, — там теперь можно всенародное шуршовое гулянье проводить, Шурш-Сабантуй! Никто не заметит. Поле пылесосного Армагеддона некогда бывшее ковром все еще дымилось, когда чистюля, тихонько заныв, выбралась из тапок и рухнула на диван. Судя по пролившемуся на шуршей дождю пыли, плашмя. — Милая? — осторожно спросил хозяин жилплощади. — Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы, — завыла жиличка. — Милая, ну, не плачь, — он присел на диван, едва не наступив ботинком, все еще не снятым после прихода домой, на высунувшего морду Шурупа, — мы завтра купим новый пылесос. — Ы, — откомментировала чистюля. — Правда-правда, — уверил хозяин жилплощади, — и я помогу тебе убраться. А хочешь — вызовем специальную службу, и они вычистят тут всё до состояния операционной, пока мы будем покупать тебе новые туфли? — Хочу, — прорыдала жиличка. Диван снова застонал. — Аааааааааааааааааа! — завопил Шуруп и побежал одновременно в две стороны, растягиваясь во всё более тонкую красную полоску. — Ой, — непонятно отозвалась Шузз и плюхнулась на ложнопопку. — Всё пропало, — обречённо вздохнул фон Шпындель, неосознанно наматывая на ложноручку всё истончающуюся нить Шурупа. — А я говорил вам, переезжать надобно, — Шуша спокойно отобрал у Шпынделя его кудель и принялся невозмутимо сматывать Шурупа в клубок. На клубке возникли два ложноглаза и ложнопасть завопила: — А как же всё нажитое непосильным трудом? — Тобой, что ля? — Шуша смотал последние нити и прилепил два прикатившихся следом кусочка. — Тебе что собирать-то, болезный, окромя себя? Шуруп умолк, не желая сознаваться, что ему лень куда-то перевозить даже себя. Особенно себя. — В музее энтом, — мечтательно начал свой рассказ Шуша, — такие чудесатые штуковины есть, что не пересмотреть. Часы волшебные. Чучела зверей всяких, пушистых. Утварь старинная, добротная, не нынешней чета. Наряды разные. В бухгалтерии кактусы растут. А уж сколько пыли… Када маменька меня ночами в коробочку спать укладывала, рассказывала, что однажды все шуршы станут жить в краеведческом музее. И будет им там вольготно, сыто. Счастье наступит для всех шуршей. Потому что музей — земля обетованная, где Чистота почти не властна. Слишком уж много в нём мест потаённых, чтобы злая богиня везде могла заглянуть. Шуршы сидели вокруг Шуши и медитативно покачивались, заворожённо слушая. Каждому виделся свой рай. Шпындель уже мысленно разбирал устройство часов. Шанечка так же мысленно примеряла ленты и лоскутки, плела соломенных кукол. Шузз мечтала о новых разновидностях кактусов. Шуруп о мехе чучел, в которых должно быть очень сладко спать. — Но переезд — это же так трудно, — вздохнула Шузз. — Ну, технически… — фон Шпындель почесал ложноручкой ложноухо. — Переезжать здорово! — радостно заявила Шанечка. — Столько приключений! — Ну, у тебя да, — Шуруп принял форму перевёрнутой пирамиды и задумчиво покачался, балансируя на острие вершины. — Мы так размышляем будто у нас есть выбор! — Шпындель топнул ложноножкой. — К делу! Нам нужен план! Глубокой ночью по центральной городской улице катился черный, в ярких разводах скейт. На нём сидели шуршы в окружении многочисленных коробочек, свёртков, кулёчков, узелков и потнокактусов. На носу ковчега восседал исполненный важности Шуша, словно вождь, ведущий племя к богатым пастбищам. Его паучье стадо шуршало в одной из коробочек. Слева и справа от него, подобно гребцам, орудовали двумя рожками для обуви Шпындель и недовольный жизнью Шуруп. Позади болтали ложноножками Шузз и Шанечка. В свете ярких фонарей некоторые человеки даже видели это торжественное переселение, а впоследствии рассказывали знакомым, но им никто не поверил. С той поры жили знакомые нам шуршы в краеведческом музее так счастливо, что сами себе завидовали. И было у них столько пыли, сколько не снилось их племени. Пока не наступил санитарный день, совпавший с днём дезинфекции и проверкой всяческих инспекторов. А что было потом? О, летописи о том умалчивают. Хотя мы уверены, что шуршы нашли новый рай с приключениями. И, кстати, а вы-то давно заглядывали под диван?