Принятие

Семья Рите не нравится играть в семью, поэтому она находит себе настоящую в лице пустоголового охотника за головами, воровки и излишне альтруистично настроенного рыцаря. Альтруизм – Однажды твой альтруизм кого-нибудь убьёт, скорее всего, тебя. Готовка Когда Кайзер впервые ловит Риту за готовкой, к горлу подкатывает слизкий червивый ком, но суп получается вкусным и совсем не гнилым, поэтому он тактично запихивает воспоминания куда поглубже. Беззащитная Ему хочется видеть Риту беззащитной до тех пор, пока она не спасает его шкуру от неприятелей. Невинность Есть что-то грустное в том, как быстро ей пришлось потерять детскую невинность, и в том, что она так долго пыталась её сохранить. Признание – Ни за что не сказал бы, что тебе больше двух сотен лет, – выпаливает Кайзер, смотря на неё широко распахнутыми глазами, и Рита разочарованно отстраняется, отводя пустой взгляд в сторону. Терпение Кайзер терпит, стиснув зубы, чтобы не закричать, когда Рита обрабатывает открытую рану; Рита терпит, нахмурив брови, чтобы не выдать отчаяния, когда он оказывается на её операционном столе. Рука Кайзер старается меньше думать о том, что его рука ластится к мёртвенно бледной щеке Риты, но вместо этого всё чаще задумывается, что она вежливо трётся об остывшие пальцы в ответ. Смерть Смерть не является приговором, когда ты зомби-некромант, но когда на твоих руках захлёбывается кровью дорогое тебе живое существо, наверное, осознаёшь цену жизни. Имя – Рокки звучит лучше, чем Кайзер, – говорит Рита, почёсывая пальчиком руку, сидящую у неё на плече, а затем вкрадчиво добавляет: – Кайзер есть только один. Справедливость В этом есть некая справедливость: Кайзер умирает у неё на руках почти так же, как десять лет назад на его глазах умирала Рита. Инстинкт Иногда в Рите просыпается что-то сродни материнскому инстинкту, и она, не раздумывая, бросается на помощь тем, кого принято называть семьёй. Родство – У меня в роду были некроманты, ведьмы, вурдалаки и другая нечисть, – увлечённо перечисляет Рита, и Кайзер думает: какое счастье, что он не застал их в живых! Сердце Рита забирается на кушетку с ногами и утыкается ему в грудь с видом, не терпящим возражений; «Бьётся», – думает она и надеется, что Кайзер промолчит хотя бы из вежливости и не испортит такой момент. Ладонь Кайзер осторожно сжимает руки Риты в своей ладони и убеждает себя, что ему хватит и одной. Лицо У Риты взрослое лицо, напудренное бледной усталостью, продавленное мешками от недосыпа и изрезанное кривоватой ухмылкой; таких лиц не бывает даже у старых – только у древних. Потеря За несколько сотен лет привыкаешь терять всякое барахло, но терять дорогих людей Рита не научится, наверное, никогда. Нитки Кайзер цепляется за неё пальцами, выдавливает смутное «извини» и утыкается лбом в плечо, боясь расцепить руки, чтобы Рита не разошлась по швам, и это его единственное оправдание, чтобы её обнять. Жалость Кайзер ощущает себя максимально жалко, когда браслет охотника за головами замыкается на его запястье, но куда более жалко он ощущает себя, лишившись своей руки: не остаётся пут и оков, только он и туманное будущее, за которое придётся пролить немало крови. Укус Когда Рита наклоняется к шее, придерживая её холодными ладонями, и касается зубами горячей кожи, Кайзер испускает тяжёлый вздох, и она медленно отстраняется, прощупывая под сонной артерией спрятавшийся испуг. Чувствительность Рита не соврёт, если скажет, что давно перестала что-либо ощущать, но когда ладонь Кайзера накрывает её практически целиком, то тело безошибочно откликается на поток нескончаемого тепла, идущего через пальцы. Вместе Заклинания по воскрешению совершенно не похожи на клятвы в верности, но когда Кайзер неуверенно подхватывает её шёпот, откликающийся от стен, всё становится на свои места.