Моя!
Моя!
Моя!
Но, видимо, теперь не только его. Ляиф не сомневался в искренности своей девушки ни на секунду. Даже сейчас, когда продолжал тихо ждать её возвращения. Он знал, что Алья никогда ничего не делает просто так. Никогда не целится наобум. Возможно, были и свои причины. Смысла таить обиду нет. Да и зачем? Глупо обижаться на человека и гнать на него за то, что разлюбил. В жизни бывает всякое и нужно просто плыть по течению, а не ненавидеть человека за то, что когда-то так в нём любил. Но Нино не был уверен в том, что говорить: «Я к Маринетт», а потом быть неизвестно где, это проявление искренности. А то, что Сезер была явно не у своей лучшей подруги, Ляиф знал точно. Ведь та самолично звонила ему и спрашивала, где Алья и почему она не берёт трубку. Маринетт не знала ни о чём. Для неё всё оставалось тайной, как должно было оставаться и для Нино. Она активно верила отмазкам Альи, практически сверлила мечтательным взглядом Адриана, и совершенно не замечала обречённых вздохов Нино. Для неё всё было по-прежнему: всё также беззаботно и без особых трудностей с поддержкой Альи. Маринетт не догадывалась о «второй жизни» своей лучшей подруги, да и ни к чему это было. Ведь вряд ли она захочет разочаровываться в скрытых козырях жизни Адриана Агреста. О том, что Дюпен-Чен была влюблена в этого блондина по уши ещё с первых дней учёбы, знали все, кому не лень. Но, казалось, Адриан продолжал упорно не замечать или же отрицать очевидное. Ляиф не раз наблюдал такую сцену, когда лишь упоминание имени модели лечило любой недуг Дюпен-Чен, а стоило объекту грёз появиться на горизонте, как создавалось впечатление, будто Маринетт просто начинает парить над землёй. Она сияла, когда говорила о нём, расплывалась в блаженной улыбке, стоило упомянуть его в разговоре, хранила чуть ли не как зеницу ока свою коллекцию, посвящённую однокласснику. Она по истине не просто любила его, а чуть ли не боготворила. Нино видел всё это. Он чувствовал. И Нино становилось тошно, когда он вспоминал обожаемый взгляд брюнетки, зафиксированный на объекте воздыхания. Становилось просто обидно, ведь он знал, что чувствам подруги не суждено обрести взаимность. И поэтому он считал, что уж лучше Маринетт будет думать, что всё также, как и всегда. Пусть узнает сама... ...что уже ничего и никогда не будет по-прежнему. Нино продолжал надеяться, продолжал верить и продолжал упорно хвататься за любые намёки на счастливое будущее. Будь то заверения Маринетт, что с Альей всё в порядке, или же ответные поцелуи любимой, кои проходили как в первый и последний раз. От созерцания общих с Сезер фотографий Ляифа отвлёк стук. Поднявшийся парень не подумав открыл дверь и пред ним предстала шокирующая его картина: на пороге его квартиры стояла вся вымокшая до нитки темноволосая девушка; она дрожала и её голубые глаза были опухшими от слёз. Казалось, она долго прорыдала на улице, прежде чем прийти сюда. — Н-Нино... — её голос срывался, а зубы отбивали чечётку. — Я в-видела... А-Алья... А-А-Адриан... Я т-такая дура... Маринетт безудержно всхлипывала, пока безуспешно пытаясь подавить в себе истерику. С неё градом капала дождевая вода. Мулат, разумеется, не мешкая впустил подругу в квартиру, помогая той разуться и отправил её в ванную. На негнущихся ногах брюнетка добралась и скрылась в душевой, а шатен пошёл приготавливать всё для их беседы. Горячий шоколад подойдёт вполне. Что-то Ляифу подсказывало, что разговор предстоит долгий. И без слёз не обойдётся. Всё же, юноше не впервой выслушивать подругу, не впервой и доносить её спящее и уставшее тело до кровати, а на утро будить, так как они могли опоздать. Но этот разговор предстояло завести им двоим впервые. Ведь Нино не припоминал, говорил ли он с Маринетт на тему неразделённой любви.