— ким тэхен? — чон чонгук!

      Тэхен сидит за своей любимой задней партой и боязливо оглядывается по сторонам: идет большая перемена, по всему кабинету разносится мерзкий гул, бьющий по вискам, и мимо снуют одноклассники, некоторые из которых отличаются особой любопытностью, пытаясь выяснить, что он там чиркает в потрепанном блокноте.       — Да отвали блин уже, — шипит Тэхен под нос, в очередной раз исподлобья многозначительно смотря на свою одноклассницу, которая пытается посмотреть из-за его плеча на очередной эскиз с раскрытой странички. — Брысь отсюда.       Но Тэхену, по правде сказать, без разницы, увидит ли кто-то его рисунки. Рисунки у него определённо «не для всех», и никто еще, кроме Чимина — его близкого друга, не догадывался до «глубокого смысла», который, вообще-то, всегда лежит на поверхности. Только смотреть всегда надо под углом восприятия «творца» с его повернутыми (в хорошем смысле, конечно же) мозгами и мышлением.       Рисунки рисунками, в общем-то, главным в блокноте по-прежнему остается кое-что другое — никто не должен засечь его записи, которые он уже который год оставляет где-то посередине, в целях конспирации, конечно же. Там не был даже Пак Чимин, которому Тэхен иногда доверяет больше, чем себе.       Но только не в этом аспекте.       Мелкие кривоватые строчки с витиеватыми буквами, в которых, на секунду, содержится ну просто пиздец как много чего, если быть честным: и коротенькие стихотворные строчки, в которых рифмуется с первого взгляда ну просто нерифмуемое, и пометки по учебному плану, порой с нелестными комментариями для преподавателя, которые по понятным причинам так и останутся не озвученными, потому что Тэхену-то неплохо было бы закончить эту школу хотя бы на «хорошо», и цитаты из понравившихся произведений с уроков литературы, и поручения матери, и…       А вот кое о чем действительно знать не стоило ни под каким предлогом — даже если бы все те записи, о которых было приведено выше, оказались случайно прочитанными третьими лицами, то было бы не так уж и страшно — ну, максимум поржали бы на заумными прозвищами и стебными высказываниями для учителей, потому что язык у Тэхена определённо был подвешен ничего так, и всё.       Но о том, что Тэхен, с виду такой холодный и нелюдимый в своих безразмерных толстовках и массивных очках, к которым приглядеться только повнимательней, и узнаешь, что это всего лишь оправа, и с огромным болотно-зеленым рюкзаком, в котором полквартиры с собой в придачу, втайне и очень давно сохнет по Чон Чонгуку — местной звездочке, надежде всех учителей и «покажите хоть что-то, что он не умеет», да и просто красавчику.       Даже не так — «красавчику» с охуенными, как нарек сам Тэхен его ноги на одной из страничек (даже заскетчил неумело, но хоть как-то), ладно сложенным подтянутым телом с играющими мышцами пресса под черт-бы-их-побрал порой слегка просвечивающими футболками и свободными рубашками. И с улыбкой, которой он светит всем, кому не лень хоть мельком посмотреть на него.       Тэхену тоже перепадало пару раз, и потом на страницах зияли черные жирные восклицательные знаки рядом с однотипными, по сути-то, комментариями. А еще у Чон Чонгука — совершенно очаровательные искристые темно-карие глаза…       …которыми он провожает каждую симпатичную девчонку их класса и не только.       У Тэхена к этому довольно противоречивые чувства.       Ему нравятся глаза, определенно, потому что иногда их обладатель залипает на нем самом, когда Тэхен стоит у доски, отвечая какой-нибудь урок. Именно эта пара глаз с дальней парты смотрит внимательней всех разом в этом классе, и Киму потом отчаянно приходится не краснеть при каждом случайном пересечении взглядами.       А не нравится Тэхену только гаденькое обстоятельство того, что мимо этих самых глаз не прошмыгнет незамеченным ни одно симпатичное — относительно, конечно, но на вкус и цвет, как говорится, все фломастеры разные: Тэхен бы, честно говоря, вообще бы не на дево… но да ладно, Чонгуку-то знать об этом ну совсем необязательно, — личико девочки из школьных коридоров.       Ревность не ревность, но Тэхен всегда слыл жутким собственником, особенно если дело касалось того, что ему очень-очень дорого либо очень-очень нравится.       Под эту категорию, к сожалению или счастью, относилось всего два человека: Чон Чонгук, собственно, и Чимин, исключение для которого составлял только Мин Юнги, потому что у самого Юнги чувства ревности уж точно не занимать.       Тэхену с ним просто не потягаться. Уступить пришлось уже около двух лет назад.       Но Юнги, вообще, оказался неплохим парнем. Вон, сидят сейчас с Чимином и о чем-то воркуют миленько, а Пак так и вовсе на чужие коленки уселся и все ему нипочем — улыбается и как-то уж ну вообще не по-дружески гладит плечо хена.       Совсем бесстрашный, видимо, потому что брось Юнги только один взгляд в твою сторону — непроницаемый, сверкающий чернотой зрачков, так уж все желание подходить хоть на три метра близко отпадет.       У Чимина, похоже, уже иммунитет и вип-карточка прямо куда-то в запертую ото всех душу хена, раз Юнги сидит и лыбится ему, как довольный кот, и по-собственнически обнимает за талию. Хотя, говорят же, что любовь или все такое меняет людей. Кто знает, может, Тэхен бы тоже позволял Чонгуку сидеть у себя на коленях и руками обвивать шею, или чего еще интересненькое.       — Щас, ага, — Тэхен отлипает от разглядывания Юнги с Чимином и мотает головой, откидывая спавшую челку набок. — Я ж его не удержу, навернется еще, меня самого переломает. Уж лучше пусть наоборот будет, — тихо разговаривает он сам с собой, захлопывая блокнот и откладывая его куда-то на край стола.       Тэхен наклоняется к рюкзаку, чтобы достать учебник по географии и выгрести со дна разваливающуюся тетрадь, но его отвлекает неожиданно громкий голос Чон Хосока, донесшийся с порога кабинета: вместе с еще парочкой одноклассников, они гурьбой вваливаются в душное помещение.       Присутствующий еще до этого шум, который казался не выспавшемуся Тэхену мерзким и раздражающим, становится ну просто невыносимым вкупе с громким хохотом и разговорами Хосока. А рядом с ним Ким вдруг с некоторым удивлением цепляет Чонгука. Тот взбалмошный и раскрасневшийся, будто бы или в драке только что поучаствовал, или бегал сломя голову с первого на третий этаж раза три, не меньше, прежде чем зайти в класс.       Чонгук, сверкнув глазами и легко улыбнувшись, мельком посмотрел на Тэхена, который так и застрял в пространстве где-то между партой и рюкзаком, согнувшись в три погибели. Тэхен же, сам того не контролируя, потихоньку начал поглядывать на Чонгука компанию наглых нарушителей чужого спокойствия, пытаясь придумать очередную язвительную фразочку, но взгляд все равно почему-то раз за разом спотыкался только на одном человеке.       Тэхен бы смело мог заявить, положа руку на сердце и вдохнув поглубже, даже без единого намека на остроту, а только на бесконечное захлебывание в собственных эмоциях, что «еб твою мать, Чон Чонгук, какого же ты хрена вообще себе такие наряды позволяешь, сука».       Не умеешь носить одежду — так не носи вовсе, как говорится. Чонгук же с успехом входил в категорию таких индивидов, но почему-то отчаянно пытался доказать обратное, с каждым разом одеваясь все более и более Тэхену-крышу-пробивающе, но явно не догадываясь об этом.       Не докажет, ей-богу.       «Пиздец, ты откуда вообще вылез такой», — навязчиво крутится в голове, а Тэхену уже даже почти не стыдно сравнивать себя с девочкой, которая в очередной раз увидела в интернете фотографию с любимым певцом или актером, и теперь яростно визжит где-то в глубине (или нет?) души.       Но одно дело интернет и вздохи-ахи по поводу того, что любимый оппа ой как далеко в своих европейских (или нет, опять-таки) ебенях, а другое — то, что этот ебаный оживший аниме-персонаж и дорамное божество учится с тобой в одном гребаном классе.       — Ким Тэхен? — негромко окликает Чонгук, неожиданно подошедший сзади к чуть охуевшему от такого поворота Тэхену, который ловит сейчас звезды перед глазами и истерично трет затылок, потому что напугался и дернулся, слишком резво поднимаясь из-под парты, когда непредвиденно услышал чонгуков голос где-то совсем-совсем рядом. Затылок нещадно гудит и ноет, и Тэхен почти физически чувствует, как там ежесекундно увеличивается в размерах огромная шишка. — Все в порядке? — ошарашенно выдает Чон, сам отступая на пару шагов в сторону.       «Да уж, просто заебись разговор начали», — невесело промелькает в голове Тэхена, когда он смотрит на хлопающего ресницами Чонгука напротив, так и не решившегося сказать что-то еще.       — Сука, — шипит Ким, все еще потирая ушибленное место и жмуря глаза. — Да не тебе это, чего ты, — поясняет он Чонгуку, который заметно округлил глаза и нахмурился после произнесенного с чувством ругательства. — Ты че подкрадываешься, а, — спустя несколько секунд интенсивных поглаживаний собственного пострадавшего затылка говорит Тэхен уже все-таки Чонгуку непосредственно, который успел присесть на свободный стул справа.       Чон смотрит чуть обеспокоенно на перекошенное лицо одноклассника и хочет было извиниться, но:       — Какого тебе от меня надо? — Тэхен натягивает привычную маску напускного раздражения и излишней безразличности, стараясь говорить ровным, ничего не выражающим тоном. Он тупит глаза, очень-очень сильно пытаясь не пялиться на широкую грудь напротив, чуть ли не на уровне его глаз, просвечивающую сквозь ткань широкой черной футболки, и острые ключицы, то и дело мелькающие в круглом вороте. — Чего приперся-то вообще? Теперь шишка будет вообще-то, — Тэхен снова хмурится и гладит затылок.       Сказать, что Чонгук слегка так выпал от такого поведения — сказать абсолютно ничего, потому что привычно тихий и относительно спокойный Тэхен обычно отвечал отрешенным «м?» и незаинтересованно смотрел куда-то сквозь говорящего, когда к нему кто-то обращался.       Вообще — да, Чонгуку хотелось извиниться, но теперь, когда его чуть ли не послали открытым текстом и явно указали, что видеть и слушать его здесь точно не желают, то в его голову пришел коварный план маленькой пакости, которая, по его мнению, преподнесла бы Тэхену небольшой жизненный урок.       И смерила больно уж возросший в последнее время уровень наглости вместе с дерзостью в придачу хоть на долю процента, потому что, по невольным наблюдениям самого Чонгука, он является далеко не единственным человеком из их класса, на которых так или иначе огрызался Тэхен за прошедшие несколько дней.       И да, Чонгук просто подмечает незначительные детали и изменения, будь то внешность или поведение.       И да, Чонгук делает это не только по отношению к этому странному Ким Тэхену уже на протяжении почти полутора лет.       Который, к слову, как будто в упор не замечает всех ненароком брошенных в его сторону взглядов, вы что, нет, нет и нет.       Чонгук просто в общем и целом внимательный. Внимательность это конечно очень хорошо и полезно, но он почему-то заметил, что тот же Мин Юнги, постоянно ошивающийся у них на переменах рядом с Чимином, ходит ярко-мятным вместо привычного белого только спустя несколько дней. Потому что этот самый Мин Юнги на ошарашенный взгляд Чонгука усмехнулся беззлобно и стряхнул его ладонь из еще мягкой после свежей покраски шевелюры, да и вообще — «Мелкий, ты че, ебнулся? Я так уже третий день хожу так-то. Поменьше на своего КимТэ пялиться надо».       И вправду, дыру скоро прожжет, но Тэхен, похоже, возомнил себя огнеупорным.       Мин Юнги пусть дальше торчит рядом с, кстати говоря, тоже недавно покрашенным (у них там акция на краску в магазине рядом с домом, что ли?) угадайте-сами-кем, Чонгуку, так-то, не до их цветных метаморфоз, ага.       Пусть хоть в радугу или налысо, только скажите и тыкните носом сразу, а не злорадствуйте, спрашивая «Чонгук, ты серьезно не замечаешь, что в нас изменилось?».       Конечности все на месте и на том спасибо, но и это со временем может измениться, потому что терпение у Чон Чонгука ну вообще не резиновое, а силы не занимать.       «Не, ну лысину-то я бы уж точно запомнил, — думалось Чонгуку, когда его в очередной раз подковырнули по поводу внимательности, — Тэхену бы такое вряд ли пошло, но живем-то один раз, ведь так? Да и волосы не зубы, как говорится».       Лысины лысинами, а вот когда Тэхен на днях проколол мочку в третий раз, Чонгук чуть ли не первый подошёл и в подробностях расспросил, что, как и где, плюс «может, давай я тебе визитку в салон дам, сам там всегда себе колю, да и дешевле выходит» бонусом.       А потом и вовсе случайно подслушал, что Тэхен собирается осветлиться через пару недель. И Чонгук уже мысленно попрощался с привычным каштановым, примечая, что светлый пойдет Тэхену ничуть не меньше.       — Откуда столько желчи, Тэхен-а? — нахмурившись, но абсолютно миролюбиво спросил Чонгук, придвигаясь чуть ближе к Киму, который замер на секунду и чуть заметно округлил глаза, машинально отодвигаясь дальше. — Какая такая муха тебя укусила с утра?       «Да мускулистая такая, широкоплечая и выглядящая, как чертово божество с этими своими невинными глазками, в которых, так-то, черти похлеще сказочных водятся. Боже ты мой, да чтоб все мухи такими были», — но говорить это Чонгуку Тэхен, естественно, не собирается.       — Тебе-то какое вообще дело, — он нашаривает рукой свой блокнот на краю парты и машинально прижимает его к своей груди, что не ускользает от внимательного взгляда Чона, быстро скользнувшего по изменившемуся в эмоциях лицу одноклассника.        Чонгук принимает правила пока еще чужой игры и усмехается, придвигаясь еще ближе. Он косится на блокнот в тэхеновых руках и понимает, что грядет развлечение на славу по одну только его душу.       — Неприятно так-то, — и вот Чонгук начинает уже свою незатейливую игру, понемногу воплощая в жизнь свой маленький план, и разговаривает притворно-беззаботно, вызывая у Тэхена только призрачную тень недоверия. Но это уж так, повседневное для баланса и недостаточное для того, чтобы действительно что-то заподозрить, — я под парту тебя не запихивал, чтобы ты потом об нее башкой бился. Я из благих намерений подошёл, а тут сразу все претензии повесили.       — А ты разве не в курсе, что этими самыми благими намерениями вымощена дорога в ад, знаешь ли, — саркастично тянет Тэхен и выгибает бровь, отняв одну руку от груди и в скептичном жесте приставив ее к подбородку.       «А мне туда путь уже, похоже, заказан и выстлан красной дорожкой», — невесело мелькает в голове вслед сказанному, и Тэхен трясет головой, хмурясь от параллелей, которые начал проводить мозг.       Но становится вообще ни капли не весело, когда Чонгук, лукаво склонив голову на один бок и мазком проведя языком по нижней губе, оттягивает челку чуть вверх, чтобы не мешалась перед глазами — очевидно, чисто из привычки. Тэхен сглатывает вязкую слюну, чтобы ненароком не потекло по подбородку, и нервно поправляет оправу на переносице.       — Вот как, значит, — Чонгук ставит указательный и средний палец на парту и начинает «шагать» к локтю одноклассника, не спуская глаз с его лица. А там уже маска напускного раздражения и безразличия идет заметными трещинами и сыпется осколками, открывая под собой искреннее непонимание и… отголоски испуга? Тэхену-то невесело от слова совсем, потому что он понимает — ситуация выходит из-под его и без того шаткого контроля.       А вот Чонгука почему-то начинает все это откровенно забавлять.       Тэхен инстинктивно сжимается весь и отчаянно пытается сохранить вид самодостаточного и нисколько не зависимого от каких-то там хрен знает что задумавших Чон Чонгуков человека. Затылок продолжает ныть, но Тэхену уже с высокой колокольни да и «до свадьбы заживет».       Только вот до чьей — этот вопрос пока еще открытый.       Где-то на передних партах хихикает Чимин, прижимая к груди умиротворенно улыбающегося Мин Юнги и безнаказанно трепля его по волосам.       Чонгук, «прошагав» маленькое расстояние по парте, наконец мягко подцепляет за руку Тэхена и чуть притягивает его к себе, вынуждая того ослабить хватку на заветной книжечке у сердца и глупо хлопать глазами, смотря на лежащую чуть выше сгиба локтя чужую теплую ладонь, которая продолжает его легко сжимать. Чон немигающе смотрит «глаза в глаза», игнорируя жалкие попытки Тэхена либо отвести свой взгляд, либо зажмуриться, будто в ожидании удара.       Да, ему определенно есть чего ожидать, но побьют его как-нибудь в другой раз, — но лучше все равно не стоит, потому что у Чонгука силы по-прежнему не отбавлять, и по чувству собственничества он где-то между Мин Юнги и самим Тэхеном.       А вот закрывать глаза, хоть на мгновение дольше, надеясь на то, что Чон-блять-отодвинься-от-меня-я-не-железный-Чонгук растворится в воздухе, ни при каких обстоятельствах не стоило. Потому что вот Тэхен сидит почти на краю своего стула и задницей чуть свисает вниз, а вот он уже сидит на другом краю того самого стула и меж разведенных бедер младшего упирается коленями в соседний.       — Ты что вообще творишь, — выпаливает Тэхен, ошалело смотря на спокойно лежащие поверх его ног горячие (или это просто у Тэхена температура упала гораздо ниже привычной нормы?) широкие ладони. Чонгук только продолжает невинно хлопать глазками, улыбаясь хитро, и мягко сжимать чужие узкие бедра, невольно отмечая про себя, что они как-то чересчур правильно и приятно чувствуются в руках.       А еще, что они действительно узковаты для юноши-старшеклассника, но это уже и неважно, так только удобнее. Чонгука все вполне устраивает.       — А ты сам как думаешь, а, Тэхен-и? — все еще находя опору в чужих сведенных ногах, Чонгук чуть наклоняется вперед и спрашивает вкрадчивым шепотом. У Тэхена от этого пиздеца во плоти слетают последние предохранители, потому что замкнуло уже все давно. Слова застревают где-то в глотке, оседая мерзким комком.       Руки неожиданно вздрагивают, когда Чонгук медленно начинает вести от середины бедра к коленям, осторожно надавливая и разводя в стороны, и блокнот выпадает, летя прямо вниз и накрывая собой руки Чона.       А Чонгук и устроил весь этот тест на чужую выдержку ради этого, но у него самого в груди что-то всколыхнулось мимолетной искоркой, а к щекам прилило румянца. Внутри тепло мелкими волнами приятно раскатывается, когда он смотрит то на свои руки на ногах одноклассника, то на его глаза, блестящие за бесстекольной оправой.       Н-да, Чонгук, что-то внимательность твоя привела тебя куда-то ну вообще не туда, не находишь?       — Ох, Тэхен-а, а что это тут у нас? — игриво спрашивает он, мгновенно забирая упавший блокнот и крепко сжимая его в руках.       А у хозяина, похоже, мир на глазах разбивается, как стакан из сервиза матери, который он уронил на днях и расколол вдребезги. Мать тогда головой только покачала, увидев неловко опущенную макушку сына, и заставила подмести.       Знак не знак, Тэхен всегда был скептично настроен по поводу каких-то там вселенских взаимосвязей поступков, но сейчас, когда практически кусок твоей души, жизни и чуть ли не плоти находится в руках последнего человека, которому бы вообще было дозволено прикасаться к этой несчастной книжонке, невольно начнешь верить во что угодно.       Только бы пронесло, и провалиться бы вместе с блокнотом сквозь землю после такого, ладно?       — То, что определенно не принадлежит тебе, — Тэхен встает со своего места и наваливается на спину Чонгука, который все еще держал блокнот у себя и тихо хихикал.       У Кима скоро из глаз искры посыпятся от бессилия перед настолько нелепой ситуацией, но он тщетно пытается выхватить свой блокнот из чужих цепких рук. А Чон мысленно ликует и только прижимает блокнот к животу крепче.       — Чон Чонгук! Верни немедленно! — Тэхен выдыхается, ударив несильно одноклассника по спине напоследок, и оседает обратно на стул, наблюдая за усмехающимся юношей напротив. Тот, не чувствуя больше нападок со стороны, чуть распрямляется и садится боком, вертя в руках отнятый блокнот.       — А то что? — смахнув челку вбок выверенным движением, Чонгук смотрит выжидающе и ухмыляется, открывая первую страничку, а потом лениво пролистывая их друг за другом, не останавливаясь на конкретной, и успешно игнорирует очередную попытку захвата от Тэхена.       У него сердце в пятки и обратно каждый раз, когда пальцы Чонгука перелистывают заветные страницы в середине, но, благо, не задерживаются на них.       Пока что. У Чонгука еще впереди целый английский отдельно от Тэхена после географии, а сдаваться без боя и капли чужих страданий он не намерен.       «Ох, знал бы ты только, Чон Чонгук, что», — обреченно думает Тэхен, и в который раз умоляюще смотрит то на блокнот, то в глаза Чонгуку, пытаясь не выглядеть при этом слишком жалким человеком. Но в адекватных пределах все-таки пытаясь хоть как-то надавить на жалость, потому что Чонгука Тэхену в одиночку не завалить.       Но кое-что остается последним и одним из самых унизительных вариантов.       — Окей, я понял, чего ты хочешь? — сглотнув вязкий ком слюны и невысказанных витиеватых ругательств, смирившись, спрашивает Тэхен. Чонгук улыбается хитро и садится ближе, чуть ли не вплотную, и шепчет заговорщицки в самое ухо:       — Как же быстро ты сдаешься, Тэхен-а, — сорвавшийся с губ смешок теплом оседает на мочке, и по позвоночнику старшего проходит неожиданно приятная дрожь. Тэхен прикрывает глаза и сжимает кулаки, максимально внимательно впитывая слова одноклассника. — Приходи на большом перерыве за школу, туда, где еще граффити на всю стену, — договаривает он уже на привычной громкости голоса, отстранившись, и встает со стула, направляясь к своей парте и насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, будто бы и не случилось ничего.       В коридоре раздался мерзко-громкий звонок на урок, Чон Хосок, наконец, уселся на свое место и почти затих, лишь изредка посмеиваясь на пару со своим соседом по парте. Мин Юнги, смазано поцеловав Чимина в щеку и думая, что этого никто не заметил, тенью выскочил в коридор и слинял либо прогуливать, либо все-таки на свое занятие.        Тэхен со злости ебашит кулаком по парте и утыкается носом в раскрытый учебник, не силясь даже размышлять о том, что будет на перерыве.       Да потому что при любом раскладе — пиздец, не меньше.

***

      — Ох, не так быстро, — Чонгук стоит и смеется, опираясь плечом о нагретую кирпичную стену, крепко держа блокнот высоко над головой на вытянутой руке, а другую уперев Тэхену в грудь, удерживая на безопасной дистанции. Потому что Тэхен, только увидев издалека фигуру одноклассника, сразу же ринулся к нему, надеясь на эффект неожиданности, который бы застал его врасплох. — Может, я поговорить хотел.       Тэхен все еще хочет, чтобы вместо парты под его кулаком на географии оказалось ухмыляющееся лицо одного обнаглевшего Чон Чонгука, но потом выпинывает такие мысли куда подальше и даже почти навсегда — пока снова не посмотрит в потемневшие карие глаза и на растянутые в насмешливой улыбке губы напротив.       Потому что Чонгука все еще больше хочется поцеловать, да и въебывать ему в одиночку страшновато. Чон опускает руку с чужой груди, когда Тэхен обессиленно выдыхает, показывая всем своим видом, что пока не планирует нападать в открытую.       — Какие еще разговоры, Чон Чонгук? — вопрошает Тэхен, ошалело оглядывая чужое невозмутимое лицо, и даже идея с отчаянным мордобоем в неравных пропорциях три к одному, — да, Тэхен как-то до уроков физкультуры так и не дошел, а вот у Чонгука твердое «отлично» и личное расположение учителя в кармане, — уже почти не отдаёт безумием.       Ну, нос ему Чонгук максимум сломает, и что? Но внутренний пацифист в тэхеновой душе все еще считает, что драки — удел животных, да и с целым носом жить как-то поспокойней, и поэтому Ким только сжимает и разжимает кулаки, хмурясь.       — Как прошел твой английский, м? Я вот… — из-за угла начинает Чонгук их «светский разговор», оттягивая как только можно и нельзя, вызывая у Тэхена только еще более яркие искры из глаз от растущего в геометрической прогрессии негодования. Аж щеки покраснели.       Но что-то внутри нашептывает Чонгуку с ехидной улыбочкой, что не из-за этого.       — Договор, Чонгук-а! — резко перебив, повышает голос Тэхен, не отвечая на поставленный вопрос и всплескивая руками в разные стороны, и нетерпеливо подходит ближе. Чонгук все еще невозмутимо подпирает стену.       — … а я вот его провел за предельно интересным чтивом, — продолжает он, намеренно игнорируя Ким Тэхена и его искрящийся праведным гневом взгляд, равносильный приставленному к виску пистолету с одной-единственной пулей.       Чонгук почему-то уверен почти на все сто, что его бы не пронесло. А пресловутое «почти» в одной из вселенных можно было бы потратить на смачный поцелуй взасос, можно даже без разгона, потому что дуло все еще холодило бы кожу виска, да и терять все равно нечего.       Но сейчас у него в руках «чтиво» в мягкой кожаной обложке тёмного цвета, и вагон с маленькой тележкой информации в голове, от которой мозги чуть перегреваются и внизу живота что-то непонятно колышется и радостно переворачивается, посылая дрожь до подушечек пальцев.       Тэхен краснеет абсолютно мило и до самых кончиков ушей, часто моргает и машинально поправляет съехавшую (вслед за крышей, наверное) оправу на носу. На кончике языка крутятся множественные маты с различными вариациями и сочетаниями, чтоб от души и с чувством, но вырывается только сиплое и точно уж невпечатляющее:       — Я убью тебя, Чон Чонгук.       — Да? — ехидно и приторно-елейно тянет младший, в следующую секунду безбоязненно опуская книжечку и зачитывая с заложенной странички: — А как же «боже, да я бы прямо так перед ним ноги раздвинул и извивался так, что любая бы шлюшка, которая призывно смотрит на него день за днем и облизывает свои неровно накрашенные губки, обзавидовалась и сдохла, так и не попробовав Чон Чонгука в себе»? Ох, Тэхен-а, признаться честно… — тут Чонгук замолкает и начинает театрально обмахиваться ладонью, показывая, насколько его впечатлили приведенные строчки.       — Заткнись, — шипит Тэхен прежде, чем Чонгук скажет что-то еще, и безуспешно пытается выхватить блокнот из чужих загребущих рук, но только мажет пальцами по обложке, а потом интенсивно трет сведенными ладонями пунцовое от бессилия и отчаяния лицо. — Отдай, еще раз говорю, или бей уже, и разойдемся на честном слове, — тяжело выдохнув, снова просит он и смыкает губы в полоску, пытаясь усмирить истерично колотящееся сердце и подрагивающие колени. Последнее точно было сказано на эмоциях, и Тэхен искренне надеется, что Чон не захочет марать об него руки. — Я новый начну, в конце концов…       — Я еще только… Что? — непонимающе хмурится тот и замирает на мгновение после произнесенных слов. — Почему я должен тебя бить? — Тэхен ошарашенно пялится на выражение вселенского недоумения на чужом лице.       — Потому что твой одноклассник-парень хочет тебя до звёзд перед глазами еще с позапрошлого года?! — вопросом на вопрос выпаливает Тэхен абсолютно бездумно и безумно, что аж у обоих от такой прямолинейности с губ сорвались только обреченные выдохи, с «ох» у Чонгука и емким «блять» у Тэхена. — И вообще, зачем ты устроил весь этот цирк, Чон Чонгук! — Ким думает, что и так уже обратил снопом искр всё, что только можно, поэтому сейчас уже нет смысла держать в себе всё невысказанное и камнем тянущее что-то там далеко внутри.       Чонгук гулко сглатывает и вдруг тянет теперь уже окончательно охуевшего от такой жизни Тэхена ближе к себе, больно сжимая тонкое запястье. Тот по инерции делает неловкий шаг вперед и чуть ли не наваливается на его широкую грудь, оказываясь в чужих крепких объятиях.       Блокнот ненужной вещью летит на бетон, но Тэхену как-то не до этого и с все той же высокой колокольни прямо вниз, когда распахнутых губ касается тёплое дыхание совсем-совсем близкого Чонгука напротив, а сам он шепчет хрипло, смотря прямо в глаза:       — Кому захочется портить такую симпатичную мордашку? — и улыбается, чуть надавливая большим пальцем на середину пухлой нижней губы, мазком ведя к уголку. Тэхен же окончательно принимает свое поражение и понимает, что проебался по всем фронтам, какие только может себе представить. — А по поводу цирка — да я и сам как-то не особо понял. Но, твои записи, кроме меня, никто не видел, — серьезно добавляет он в конце.       «Еще чего, — вдогонку думает Чонгук, но сказать так и не решается. — Тэхена и так считают не от мира сего, и о таких секретах из его шкафа пусть будет известно только мне».       Где-то на задворках сознания одного Чон Чонгука сидит и весело болтает ножками чувство собственничества, а ревность подсаживается рядом и кладет руку ему на плечо в каком-то понимающем и теплом объятии, ровно как и Чонгук делает это прямо сейчас, мягко оглаживая покатые плечи Тэхена.       — Да пошло оно все к чертям, — Тэхен подводит черту и сам же перешагивает ее, легко прижимаясь своими губами к мягким напротив, и отстраняется, не делая из этого «прикосновения» что-то большее.       — А действительно, — соглашается Чонгук со смешком, уверенно опуская руки на его напряженное тело, теперь сжимая талию, и обрывает последние ниточки, связывающие их со здравым смыслом (а был ли такой вообще?), целуя чуть смелее, неловко сталкиваясь кончиками носов.       — Ким Тэхен? — вдруг зовет он глухо, а у названного уже что-то внутри нехорошо так сжалось, и глаза округлились по монетку с одну вону, когда его медленно развернули и прижали спиной к стене, а чужие руки подозрительно поползли куда-то вниз со своего первоначального места. — Хватай свой несчастный блокнот, и мы идем прогуливать корейскую литературу прямо сейчас.       — Чон Чонгук! — взвизгивает он, когда чуть жестковатые подушечки пальцев начали оглаживать теплую кожу прямо над кромкой форменных брюк под кофтой, а губы невесомо касаться шеи и линии подбородка. Названный лыбится от уха до уха и хватает его за рукав, утаскивая за собой куда-то со школьного двора.       А где-то неподалеку на качелях сидят Мин Юнги и Пак Чимин, медленно раскачиваясь из стороны в сторону и неотрывно глядя на уже отдаляющуюся парочку за углом их школы. Юнги не выдерживает первым и усмехается, поворачиваясь к своему парню:       — Ты ведь уже знаешь, как их отмазать?       А Чимин только ржет в голос и шутливо тыкает хена в бок.