телефонный звонок

Телефонные полуночные звонки. Раньше Хэнк и обычные не особо-то получал, потому что интереса ни в ком не вызывал. Да и родственников, что беспокоились бы о нём хоть немного, тоже не было. Звонили раз в сто лет какие-нибудь рекламщики или спамеры и всё, телефон затихал на ближайшие месяцы. И лейтенант был доволен. Но в тридцать восьмом году всё пошло, как говорится, по пизде. Хотя, не совсем по ней, всё же изменилось вроде бы в лучшую сторону — в его, Хэнка, жизни появился кто-то, на работе всё наладилось, общество после мирной революции Маркуса стало более чистым, что ли. Но появилась и обратная сторона медали. Нет, этой стороной не было то, что андроиды были везде, наоборот, это было даже к лучшему — в случае чего могли точно подсказать маршрут до какого-нибудь места. Обратной стороной был Ричард. Более продвинутая версия Коннора, более холодная, злая, расчётливая, высокая. И Гэвин, Гэвин был обратной стороной. Точнее, даже не он сам, а отношения его и Ричарда. О том, что это были именно отношения, Хэнк догадался поздно, когда случайно заглянул в кабинет к Риду, чтобы взять какие-то папки, и увидел голубков, яростно целующихся за столом. Точнее, Рид сидел на столе, обхватив ногами талию андроида, а тот просто стоял напротив. Они не боялись, что кто-то может так же спокойно, как и лейтенант, заглянуть к ним в кабинет, не боялись, что кто-то из них случайно нажмёт на кнопку, что немного бы сбавила прозрачность у стен, и всему бы офису стало понятно, почему в последнее время у детектива Рида синяки на шее появляются. И в их паре Гэвин, каким бы говнюком он бы не являлся, был явно пассивом. Впрочем, даже это понимание Хэнка не так изумило (оно его вообще не изумило), как понимание того, что у Рида, у блядского Рида, который задушить был готов андроидов, мужчина… андроид. Это было несколько противоречиво. Отношения явно длились уже довольно-таки продолжительное время, и всё это время Гэвин орал и орал на своего коллегу, Андерсон даже верил в их обоюдную ненависть. Естественно, ровно до тех пор, пока не заглянул в кабинет. Он промолчал, правда всегда прыскал в кулак, когда опять слышал звуки агрессивной перебранки. А потом начались они. Звонки. Поздним вечером, раз или два в неделю, но они стабильно повторялись. Сперва туда, в динамик, просто пыхтел явно кто-то нетрезвый и сбрасывал трубку, на что Хэнк матерился, а Коннор с Сумо его успокаивали. Но лучше бы звонили и продолжали сбрасывать, потому что после прямо в ухо начинал реветь ухрюканный в зюзю Гэвин, который жаловался на жизнь-жестянку (или на просто жестянку?), щедро разбавляя речь матами. И Хэнк его даже выслушивал, советы какие-то давал, когда Рид затыкался на мгновение, чтобы перевести дух и опять начать ныть. Ладно, и с полуночным рёвом в трубку можно жить, тем более, так стало даже легче — Хэнк уж и не надеялся общаться на равных с тем, кто так же был в отношениях с андроидом. И лейтенант ведь смирился. А потом в один прекрасный вечер произошло чудное. — Ты — сраный роботоёб. И я тебя не уважаю, — гундел в динамик бухой в хлам Гэвин. Хэнк уже даже спокойно сел в кресло, поставил перед собой чашку чипсов («без холестерина, ведь холестерин вам вредит, лейтенант») и уже подготовился выслушивать коллегу, как тут входная дверь с характерным скрипом открылась, а в коридор выбежал Коннор (в, чёрт возьми, огромной футболке Хэнка и в его же старых шортах) с вскриком: «О, Ричард!». Сплюнув и прошипев под нос «дурдом ебаный», мужчина выглянул в коридор. Ричард стоял около входной двери и снимал идеально белые ботинки, ставя их так ровно, что даже линейка более ровную линию выстроить не сможет. Хэнк лишь кивнул своим мыслям. Эти двое разосрались, но теперь по-крупному, ведь раньше собрат Коннора к ним не заявлялся от слов «совсем» и «никогда». — Настолько всё серьёзно, что ли? — пробубнил Хэнк, прикрыв дверь в комнату, где он сидел. В трубке вопросительно всхлипнули и протянули: — В смысле, «настолько серьёзно»? Что-то произошло или что? — Да это я у тебя хочу спросить, — мужчина бухнулся уверенно в кресло и положил в рот чипсину. — Что за нахуй? Почему этот твой Ричард заявляется к нам в полпервого ночи без объявления войны? На том конце условного провода выдохнули почти облегчённо. А потом всхлипнули ещё раз. — Сраные андроиды, ненавижу их. Хэнк ухмыльнулся. Гэвин — такой Гэвин, вроде трахается с андроидом, а вроде продолжает бубнить, что ненавидит их. Классика, как говорится. — Да, я заметил, как сильно ты их ненавидишь. — Ой, я твоего мнения не спрашивал. Ты — роботоёб, ебёшь своего этого Коннора, извращенец херов. Мужчина закатил глаза. Нет, подобные реплики никогда его не оскорбляли. Особенно, когда звучали они от Гэвина. Особенно смешно они звучали после того, как Хэнк узнал, почему Рид и Ричард запираются в кабинете. В офисе думали, чтобы не мешать своими ссорами всем остальным. В принципе, отчасти это было правдой. Они запирались, чтобы не мешать, но отнюдь не ссорами. — Ага, да. А ты? — А что, я? Голос Гэвина явно стал растеряннее. Естественно, он-то знал, что Хэнк всё знает, но это было ему непривычно. — Ну, ты ебёшь, — ещё одна чипсина исчезла с тарелки, — андроида? Или он те… — Завали! Отчего-то Рида смущал тот факт, что он снизу, и снизу кого — жестянки! А Хэнк не видел в этом повод для стыда. Ну, трахает тебя мужик и что с того, от этого ты меньше мужчиной не становишься, что за пережитки прошлого? Но вот Гэвин на то и Гэвин — старомоден, хоть и не признавал этого. Правда, вся эта его старомодность треснула по швам, но её остатки всё ещё вопили и хотели жить. — А что он говорит? В голосе мужчины явно звучала обеспокоенность, и от этого Хэнк хихикнул. Рид и обеспокоенность чем-то или за кого-то были испокон веков двумя полностью несовместимыми вещами, представить его искренне волнующимся за кого-то было и вправду трудно. Ну, по-крайней мере, раньше — сейчас он вёл себя порой как мамочка или ну о-очень заботливая жена. На работе — мудозвон, дома — вот такой вот ласковый. Контраст был поражающ. Но Хэнк для приличия прислушался. Из-за всё ещё работающего в зале телевизора было плохо слышно, но, судя просто по тону, Ричард говорил что-то печально-заумное. Примерно, что и Коннор, когда он был не в духе, наверно, они же с Ричардом братья, как-никак. — Жалуется, — масла в огонь подлить никогда не поздно. — На меня? — Нет, блять, на собаку мою. — А на какую из двух? — Это смешно, забавно, уморительно, я бы оценил, если бы ты не сравнивал Коннора с псом каждый ёбанный раз. Ха-ха, слышишь — это я так смеюсь. Хэнк всё же встал с кресла (опять) и побрёл устало на кухню, туда, где и сидели два брата-акробата, похожих друг на друга, как две капли воды. Правда Ричард был массивнее, наглее и более хмурым, но лицо, эти черты — всё было идентичным. И, да, Ричард жаловался. Не так, как обычно это делали люди — наполовину сплетничая, наполовину ноя, а как машина. Собственно, это было логичным — брат Коннора всё ещё не признался в своей девиантности, ведь навряд ли он уже был полноценным и бесчувственным андроидом. Хотя, только такой сможет вынести Гэвина хотя бы один день. — Так в чём соль ссоры-то? — мужчина и сам не понял, к кому он больше обращается — к Ричарду, что уже перевёл взгляд с Коннора на него, — или же Гэвину, который напевал под нос песенку из старого мультика, «Шрек» называется. — Я не знаю, детектив Рид просто редкий мудак, — слишком просто для обиженного произнёс Ричард. Он сказал это, как факт. И, судя по тому, как вмиг замолк Гэвин, он всё прекрасно слышал. Неудивительно — андроид-то говорил нарочито громко, видимо, на это и рассчитывал. — Мудак тут только ты! — заорал неожиданно «редкий мудак». Так неожиданно, что Хэнк даже подпрыгнул на месте и отдёрнул руку c телефоном в сторону. Ричард убедительно хлюпнул горячим чаем и, прокашлявшись, холодно, но зычно, прошелестел: — Подобные слова будете говорить тому молодому стажёру, что около вас отирался полчаса. Лейтенант прыснул невольно. Нет, это не коллеги, а дурдом на колёсиках какой-то, ей-богу. А ещё немного удивило то, что робот ревнует. Ричард, которому, казалось, было похуй на всех и вся, включая треклятого Гэвина. Видимо, всё-таки не совсем на всё похуй ему было. А может тут собственнический инстинкт сработал, и Ричард был своеобразным «хозяином» Риду, хотя, чисто по идее, всё должно было быть несколько наоборот. — Ты, придурок, это сын моей соседки, — вновь загорланили на том конце провода. — И ему шестнадцать, мудозвонище! А я, к твоему сведению, не педофил! — Мне пять месяцев от роду, и вам это не мешает, — опять абсолютно спокойно прошипел Ричард. Хэнк уставился на Коннора, который уставился на него. В его взгляде была недоумённая беспомощность. Он хотел помочь брату, но вот эти вот все драмы давили на него немного. То Камски привалит напару с Хлоей «просто навестить», то эти постоянные ссоры Гэвина и старшего брата. Они и лейтенанта вымотали уже, куда уж говорить о хрупком парне-андроиде. — Ты — кусок ебучего пластика, — Рид то ли охрип, то ли и впрямь стал говорить тише. — А он человек. Чувствуешь, блять, разницу? — Да, — Хэнку или показалось, или глаз Ричарда немного дёрнулся? — Я почувствовал. Вы относитесь ко мне, как к куску ебучего пластика, детектив? Коннор удивлённо вскинул бровки. Брат никогда раньше не матерился — хотя, кто там его знает? — а теперь вот так вот просто… — Слушай, Хэнк, — мужчина вновь обратился во внимание, — мне надоело беседовать с этой консервной банкой, поэтому скажи ему, чтобы он пошёл нахуй, и дело с концом. Хэнк пожал плечами и зыркнул на Ричарда. И немного струхнул — на лице того красовалась ухмылка, которая не предвещала ничего хорошего. Такие лейтенант видел в ужастиках на лицах каких-нибудь психов, но вот на человеке — никогда. Да, эту модель человеком было назвать затруднительно, но всё же и машиной она уж точно не была. Она проявляла эмпатию. А это сугубо человеческое чувство. — Ну, ты сам всё слышал, — выдохнул Хэнк, потрепав подбежавшего Сумо по голове. Ухмылка Ричарда стала ещё более жуткой, а он сам, положив подбородок на руку, необычайно ехидно просипел: — Естественно, слышал. Передайте детективу, что, когда я приеду домой, то нахуй пойдёт он. Никак не я. Замолчали все, даже Коннор, который и так молчал. Его система, постоянно работавшая, тоже наверняка охуела от такой прямолинейности. Судя по напряжённой тишине из динамика телефона, Гэвин даже не прихерел, а застыдился. Ну, ладно, Хэнк с Коннором знали чуть больше, чем все остальные, им немного, но доверять можно было. Но не до такой же степени, в самом деле! Ричард тем временем, как ни в чём не бывало, встал из-за стола и, учтиво поблагодарив младшего брата за чай, двинулся в сторону коридора. И будто бы невзначай кинул: — Лейтенант, скажите детективу, что я уже ушёл от вас, поэтому пусть либо забаррикадируется, либо побежит до Канады. Обул чистейшие ботинки и, лучезарно и невинно улыбнувшись, пропел: — Потому что я сейчас очень зол, а когда я зол, у детектива обычно потом всё болит. И пока, Коннор! И хлопнула дверь, уведомляя жителей дома о том, что гость уже ушёл. Хэнк устало повернулся к Коннору, который столь же устало взирал на него, сидя на стуле, поджав ноги под себя. Потом мужчина перевёл взгляд на экран мобильника и с удивлением отметил, что Гэвин всё ещё не сбросил вызов и не рванул в Канаду, как советовал сделать ему Ричард, потому что любой адекватный человек так поступил. Но вопрос в другом: а был ли Рид настолько адекватным? — Я всё слышал, Хэнк, — прохрипела трубка на изумление трезво. — А что не съебался ещё? Вопрос был риторическим, и Хэнк знал это прекрасно.

***

А на следующий день на работу заявился уж слишком довольный собой Ричард. И Гэвин с шибко большим шарфом на шее. И Коннор с Хэнком лишь многозначительно переглянулись.