Удушье

С течением времени кажется, что великий и ужасный Дазай Осаму и правда сходит с ума, особенно если наблюдать за его бесконечными попытками спрыгнуть с невысокого журнального столика так, чтобы вылетел позвонок, оборвав пытку под названием «жизнь». Умирать в мучениях, чувствовать, как всё внутри сжимается без кислорода не особо хотелось, поэтому Дазай стал присматривать в квартиру стол повыше, ведь единственная удобная балка была в гостиной. Почему именно удушье так привлекло его — неизвестно, да никто и не интересовался — лишь выбрасывали мотки веревки, кои можно было найти в совершенно неожиданных местах в офисе. Коллеги давно смирились со странностью Дазая, с его желанием уйти из жизни, доносившим не мало хлопот, и лишь иногда бросали косые взгляды на главу Исполнительного Комитета, который, забыв, что в своем кабинете он был как на ладони — благодаря внезапной перестройке офиса с целью сделать его чуть светлее, избавить коридоры от вечного мрака и тусклого света ламп, — пытался привязать веревку хоть к чем-нибудь на потолке. За подобные выходки Дазай получал неодобрительный взгляд от Мори, но не более, из-за чего спектакль мог продолжаться целую вечность, если бы в больном сознании мафиози не начала паразитировать совершенно другая идея. Это был настоящий паразит, сжирающий его изнутри, дающий о себе знать каждый божий день, превращая тот в ещё большую пытку. И, на удивление, Дазаю не хотелось выбить того из своей головы, а даже наоборот — задобрить и позволить остаться. Он расплывался в самодовольной ухмылке, думая об этом, а карие глаза только и делали, что торопливо следили за тем, кто подсадил в голову Дазаю этого паразита. — Я придушу тебя, — прошипел Чуя во время очередной словесной перепалки с напарником, прожигая того взглядом, наполненным ненавистью, пока самому Дазаю резко стало не до своей привычной ухмылки, пока внутри него что-то в мгновение перевернулось, а глаза зацепились за руки в этих дурацких перчатках. — Я тебе разрешаю, — протянул Дазай и сжал запястье Чуи, положив его руку на свою шею. — Можешь сделать это прямо сейчас. Лишить меня жизни своими руками. Растерянный взгляд Чуи ни капли не удивил Дазая, а вот плескающийся на дне голубых глаз интерес послужил толчком в спину. В офисе давно ходили слухи о связи Двойного Черного — сам дуэт игнорировал болтовню коллег, не желая давать им лишний повод для обсуждения. Чуя говорил, что их коллеги похожи на старых кошёлок, в то время как Дазай готов был хихикать с доходивших до него слухов. Больше всего он смеялся со сплетни о том, что Накахара Чуя не отвечает своему напарнику взаимностью, из-за чего тот и норовит залезть в петлю. Глупость людей вокруг невозможно смешила Дазая, ведь те не могли заметить банального — взаимности у Двойного Чёрного хоть отбавляй. Еще тогда, играя с Чуей в глупые видеоигры и разбираясь с Козерогами, Дазай понял, что будет дальше. Жизнь не имеет для него никакого смысла, потому что он видит всё наперёд, и дальнейшее развитие их с Чуей отношений Дазай так же предвидел, ожидая с нетерпением. Правда, в пятнадцать лет он думал, что это Чуя приползет к нему, а вышло наоборот. Никто на этой планете не может представить, насколько сильно Дазая тянет к этому человеку. Он, глава Исполнительного Комитета мафии, обязанный быть бесчувственным и жестоким, не может устоять на ногах, когда собственный напарник прижимает его к стене квартиры, куда Дазай сам позвал его, и пинает ногой дверь, отчего та хлопает так, что в ушах звенит — на секунду кажется, что это далеко не из-за шума. В голове витает мысль, что Чуя и правда может убить его голыми руками, что он, черт возьми, далеко не человек, но вместо убийства надоедливого напарника предпочитает толкнуть того на кровать и оседлать его бедра, перед этим аккуратно уложив дорогую сердцу шляпу на комод. — Задуши меня, — просит Дазай и поглаживает ладони Чуи, лежащие у него на груди, пытаясь залезть пальцами под дурацкие перчатки. У него это получается. — Сними эту дрянь и задуши. В карих глазах и правда читается мольба, и Чуя расплывался в улыбке. Он думает о том, какой Дазай извращенец, готовый пойти на всё ради новых ощущений, и стягивает одну перчатку, подцепив ту зубами. — Так? — усмехается Чуя и сжимает шею Дазая одной рукой, прикладывая чуть меньше сил, чем хотелось бы для стопроцентного результата. Он наблюдает за тем, как глаза напарника закатываются, губы приоткрываются, пытаясь захватить кислород, но попыток прекратить это Дазай не торопится предпринять. Ему нравится. Заметив, как губы Дазая медленно синеют, Чуя убирает руку, тут же заполучив колкий взгляд и оказавшись перевернутым на спину. Он хмурится, заглядывает в глаза Дазая, но не успевает разглядеть ровным счетом ничего, потому что тот торопится выпрямиться и начать расстегивать свою рубашку. Сначала Чуя не понимал, чего тот хочет, пока Дазай не снял все, оставив лишь галстук. — Ты стал увлекаться БДСМ? — усмехается Чуя и привстаёт на локтях, следя за тем, как Дазай расстегивает уже его жилетку и рубашку. — Ты не любишь боль. — Не люблю, — подтверждает Дазай и переходит к ремню на штанах напарника, пока тот сбрасывал на пол рубашку. — Я и не прошу бить меня плеткой или лить воск. — А если бы попросил — я бы и побил, и разлил, — усмехается Чуя и приподнимает бедра, позволяя стянуть с себя штаны, после чего Дазай склоняется над ним и увлекает в поцелуй, нетерпеливо сжимая бедро, кажется, до синяков. В ответ на подобное Чуя кусается и всё-таки хватается за злополучный галстук, в одно движение затянув тот потуже и вырвав из груди Дазая глухой хрип. В одно движение Чуя возвращается на исходную позицию сверху, вновь оседлав напарника. Так ему больше нравится. Комнату наполняют глухие хрипы, словно в палате больного раком легких, и это могло бы насторожить, если бы уже не успело стать привычным. Дазай задыхается, чувствует, как закатываются глаза, но все равно пытается затянуть собственный галстук посильнее, прохрипеть просьбу потянуть с двойным усилием, пусть это и будет означать потерю сознания. Он уже проходил подобное, после чего страх абсолютно пропал. Тем более, Дазай будет совершенно не против, если Чуя придушит его. Для самого Чуи это не было шоком — он понимал, что с чертовым суицидником будет непросто, что тот будет перегибать палку и подталкивать его самого к черте. По его мнению, удушье во время секса — это вполне нормально, а вот если Дазай попросит загонять ему под ногти иголки, то нужно будет тут же сбежать, параллельно набирая номер ближайшего психдиспансера. Тем более, Чуе нравилось душить Дазая, чувствовать свое превосходство. Работа располагает быть жестокими в любой момент жизни, поэтому знаменитому Двойному Черному комфортно придаваться любовным утехам лишь друг с другом. — Какой ты отвратительный, — шепчет Чуя, чувствуя, как член Дазая упирается в копчик, да и самого бьет невозможная дрожь. Он ослабляет галстук и склоняется над напарником, упираясь рукой в вздымающуюся грудь, ловя чужие губы, жадно хватающие кислород, своими. — У тебя есть возможность задушить меня, — усмехается Дазай и отвечает на поцелуй, ведет руками по спине Чуи, двигает бедрами, заполучив томный стон в самые губы и убедившись, что Чуя так же возбудился. Прямо идеальная пара — садист и мазохист. — Чтобы Мори потом сам меня задушил? — шепчет Чуя, тяжело дыша и прижимаясь к напарнику всем телом, от жара которого не спасала даже приоткрытая форточка. Причина была не в боссе, который, на самом деле, вряд ли бы совершил подобное за убийство лучшего сотрудника, а в чёртовой привязанности, возникшей у Двойного Чёрного за время работы, за то время, что они привыкли спонтанно заваливаться в квартиру Дазая и заниматься сексом. Они оба это знали и не желали оглашать, видимо, боясь признать свои слабости. Дазай приподнимается на локтях и прижимается спиной к изголовью кровати, протяжно застонав, когда Чуя проезжается задницей по его стояку и на мгновение улыбается уголками губ, после чего вновь потянув галстук, готовый поспорить, что от подобного у Дазая в глазах полопаются все капилляры. И, видимо, он был абсолютно прав, судя по тому, как Дазай сжимал его бедра, впиваясь ногтями в кожу. Было неприятно, но Чуе бывало и хуже — он игнорировал подобную мелочь, с упоением наблюдая за тем, как губы Дазая медленно синеют, и спешил ослабить галстук, тут же оставляя поцелуй на тех самых губах. Потребовалось совсем немного времени, чтобы Дазай отдышался и прошептал томное «пожалуйста» — Чуя впервые слышал подобное из уст напарника, но не стал придавать этому особого значения, потянув галстук вновь, осыпая торопливыми поцелуями его лицо и предательски потираясь о член Дазая, который и без этого был возбужден до предела. С его губ срываются неприятные хрипы, глаза из-под прикрытых век следят за Чуей, который слегка отстранился, понимая, что и так разгоряченная кожа начинала буквально гореть от лишних прикосновений, и руки непроизвольно скользили вверх, накрывая лопатки Чуи, бросившего недовольный взгляд на напарника, чувствуя, что готов сгореть заживо. Дазай чувствует легкое головокружение, замечает, как в глазах начинает темнеть, и он более, чем уверен, что Чуя прекрасно знает об этом. Знает и упорно игнорирует, потому что так же возбужден и напряжен. Это даже забавляет, ведь увидеть Чую, показывающего свои слабости, можно так редко. Подобное возбуждает только больше, и Дазай двигает бедрами навстречу Чуи, почувствовав, как петля на шее становится чуть слабее, чтобы он и правда не вырубился в самый неподходящий момент. Теперь Чуя совсем не против сгореть заживо, отпуская галстук вовсе и сжав шею напарника самостоятельно, отчего у Дазая перед глазами плывут темные пятна — не от нехватки кислорода, — и он поистине наслаждается торопливыми короткими поцелуями, потому что кислорода не хватает, потому что Чуя стонет в самые губы и двигается навстречу чужим движениям, впервые получая подобное удовольствие от настолько банальных вещей. Видимо, здесь сыграло то, что Дазай был таким беззащитным перед ним, шепчущим это проклятое «пожалуйста», за которое Чуя готов был врезать ему, ведь внутри все перевернулось с ног на голову. Сердце готово выпрыгнуть из груди, и Дазаю кажется, что он не далеко от его разрыва, когда утыкается носом в шею Чуи и пытается довести его до оргазма рукой. В ушах стоят лишь собственные хрипы, пусть Чуя и убрал руку, и стоны напарника, сводящие с ума, словно Дазай слышал их впервые. Он задыхался уже без посторонней помощи, кусает шею Чуи и наконец добивается желаемого — тот кончил, сделав Дазаю огромное одолжение, двинув бедрами еще пару раз, чтобы напарник вовсе сполз по изголовью на подушки, хватая ртом воздух в попытке отдышаться после оргазма. На несколько минут Дазаю показалось, что Йокогама погрузилась в абсолютную тишину — он не слышал ничего, кроме невозможного звона в ушах. Но надежды Дазая рухнули в момент, когда Чуя завозился, поднимая на него взгляд и резко дернув галстук, заставив напарника тихо вскрикнуть от неожиданности. — Ненавижу, — шипит Чуя, даже не потрудившись слезть с Дазая, чтобы подобное заявление звучало правдоподобнее. — Чертов извращенец. — Тебе понравилось, — спешит заметить Дазай и торопливо стягивает галстук через голову, пользуясь тем, что Чуя не так уж сильно и тянул. — Заткнись, — фыркает Чуя и поднимается на ноги, взъерошивая волосы и направляясь в ванную. Через несколько секунд послышался хлопок дверью и шум воды, после чего Дазай прикрыл глаза, мысленно воспроизводя все, что произошло за последние полчаса. Хотелось бы заснуть крепким сном и проснуться под вечер, но, если Дазаю не изменяла память, через пару часов Двойному Черному было нужно на задание — спать не было смысла. Еще безумно хотелось чего-нибудь перекусить и принять душ, который занял Чуя, не любящий, когда к нему пытаются лезть даже в ванной комнате — Дазай решил предоставить ему немного отдыха от своей персоны хоть в этом помещении, — и оставалось лишь терпеливо ждать. — Я отсюда чувствую, как от тебя воняет, — слышится из коридора, после чего в дверном проеме появляется Чуя с сырыми волосами. — Извини, не смог сразу же сходить в душ, — фыркает Дазай и поднимается на ноги. — Кто-то не любит мыться вместе, чтобы экономить время и воду. Знаешь, сколько я отдаю за воду в месяц? — Нисколько, — закатывает глаза Чуя, понимая, что начался успевший надоесть театр одного актера. — Эту квартиру тебе Мори предоставил. — Я все равно уверен, что воды на тебя уходит многовато. Чуе не остается ничего, кроме как закатить глаза и мысленно задаваться вопросом, как жизнь посмела свести его с таким придурком. Он спрашивает у себя это с тех пор, как Дазай впервые появился на горизонте, и жалеет, что в первую их встречу не отшиб ему все органы. И он все еще не уверен, почему продолжает позволять их отношениям развиваться в подобном ключе, почему просто не выкинет Дазая из своей жизни вне работы. Чуе иногда кажется, что он ничего не знает о собственной жизни и о себе самом. А, возможно, просто не хочет знать. Завалившись в комнату с намерением пожаловаться на вновь появившуюся полосу на шее, Дазай обнаруживает, что Чуя задремал, пока ждал его, и решил оставить напарника в покое, предоставив ему возможность немного поспать перед миссией. Дазай решил все-таки перекусить остатками вчерашнего ужина, заказанного из ресторана неподалеку, ведь лень всегда одерживает верх в борьбе с голодом — готовить Дазай всегда ленился. У Чуи была замечательная возможность придушить Дазая к чертовой матери, как он и обещает ему днями напролет, но не сделал этого — он целовал напарника и остервенело прижимался к нему, что не было похоже на ненависть. Чуя не прекращает удивлять своего напарника, который, на самом деле, готов продать все, чтобы Чуя и правда лишил его жизни. Через удушье, конечно.